Она не была куском льда. Просто всё еще любила того, из восьмого «Б». Ради которого целовала бумагу половой краской. Из-за которого носила этот пояс, который был ей уже тесный, а где на размер побольше меняют? А тот уже вернулся из армии, она его издали видела, даже помахать хотела, но не решилась.
На третьем курсе их забрали на хлопок. Думала, с поясом ее оставят. Нет, наоборот, говорят, гарантия, что вы там дров не наломаете.
На хлопке было весело, в бараке играл магнитофон. Иногда ребята, парни, приходили, хотя это было запрещено, потому что ребята, понятно: сначала хорошие слова, потом сразу руки. Но Принцесса дала понять, что она другая, и к ней не лезли, а что сгущенкой не угощали, то и не надо, не умрет без нее.
Только один раз, когда плов готовили, был один парень, она чувствовала, что ему нравится, и он к ней тоже подошел. Когда готовили, только смотрел, а когда всё съели, то осмелел. Привет – привет. Вначале всё шло нормально, они сидели над арыком и просто разговаривали как люди. Солнце садилось, она мерзла, было приятно, что рядом кто-то сидит и разговаривает. Жаль, что парни не могут просто разговаривать, им всегда еще что-то нужно. Начались губы. Она лицо отвернула, а он губами в затылок, в шею, куда попало. Оттолкнуть неудобно, подумала: расскажу о поясе, может, это на него подействует.
«А я знаю, – сказал он. – У нас пацаны их без ключа открывать умеют, специалисты».
«Как без ключа?» – испугалась Принцесса.
«Просто. Чик! Хочешь, узнаю».
«Не надо».
Он помолчал. Сплюнул в арык, розовый от вечернего солнца, от плевка пошли круги.
«Поцеловать в губы хотя бы дай… Намордник же на тебя не надели!»
Принцесса представила себя в наморднике и помотала головой.
Солнце село, вода в арыке потемнела. Парень ушел, оставил на ней свой чапан. Наверное, ходит сейчас по полям, страдает.
Той ночью ей приснился баран. Большой, теплый. Гладила его, греясь, потом вдруг стало больно. Проснулась, еще темно. Проверила рукой пояс. Всё на месте.
Вернувшись с хлопка, сразу под воду, терлась куском мыла. Вошла мать. Сказала, что за полотенцем, а сама на пояс:
– Не жмет?
– Жмет.
– Вот ты и выросла.
Глаз прищурила, наверное, сейчас что-то скажет.
– Да, мы тебе тут жениха присмотрели.
Вышла и полотенце не взяла.
Полетели предсвадебные дни.
Конечно, жених оказался не тот, кого ждала и ради кого эту железку таскала. Пробовала открыться матери. Что она всё еще того любит, из восьмого «Б». Мать испугалась. «У вас с ним что-то было?» Принцесса помотала головой. «Я его люблю!» – «А он тебя… тоже?» Пришлось признаться, что не знает… Не было возможности узнать… Мать повеселела: «Вот видишь! А Тахир тебя любит». – «Но он же меня не видел!» – «Как не видел? Помнишь, мы в прошлом году с тобой ходили…» Она поверила матери, мать в серьезных вещах редко обманывала.
Перед загсом, по закону, сказали, надо проверить здоровье, сдать мочу и кровь. Мать ходила с ней по врачам, заносила конфеты. Принцессу признали годной для брака.
Оставалось только ключ из училища взять. Ей даже справку из загса дали. Что студентка прочерк вступает в законный брак и ключом теперь будет заведовать законный муж гражданин прочерк. Мать хотела сама пойти в училище, заодно коробку конфет отнести. Только от свадебных забот у матери скакнуло давление, в больницу увезли, оттуда она на второй день прямо в халате и тапочках сбежала, но про училище уже не помнила, вылетело из головы от переживаний. А по программе невеста должна жениху в первую ночь ключ преподнести на тарелочке с конфетами и парвардой. А дальше пусть жених уже сам с этим ключом что хочет делает, у женихов своя программа.
А тут завуч ей сам на перемене навстречу в очках идет, убеленный сединами. «А, замуж?! – говорит. – А учеба как же?» – «Справлюсь». – «Все вы обещаете справиться, а потом родите – и поехало». Принцесса протянула справку из загса. Завуч прочитал, сложил – и в карман. «Зайдешь в четыре часа», – сказал.
В четыре зайти не смогла, сказали, занят.
В полпятого встала, чтобы уйти. Не ушла.
В пять дверь открылась: «А, еще тут?»
Зашла. Он дверь закрыл и смотрит.
«Что стоишь? – Ключом болтает. – Снимай колготки. Я должен убедиться».
И давай ей под юбку.
Она вырвалась и закричала, даже стекла затряслись.
Завуч побелел, швырнул ей ключ: «Ненормальная!»
Вот и свадьба. Она в платье напрокат из свадебного салона «Кипарис». По обычаю, всё время смотрит вниз, глаз не поднимает. А что так увидишь, всё время вниз? Только тарелку и стол. Иногда рука жениха в кадр попадет. Или нога его. По одной ноге разве можно человека понять?
Хорошо свадьба прошла. Столько конвертов, как на почте. Кровать цветами обложили. Искусственными, какая разница. Для внешнего вида нормально, даже красиво.
Только вместо любви случилось ЧП. Тахиржон разделся, приготовился, а ключ не подходит, ключ к поясу. Так, сяк, вспотел, губы сжал. Неродной ключ, и всё. «В чем дело?» – смотрит на нее. А она плачет, мужа боится. Он из кровати как молния выскочил. Что оставалось? Рассказала ему всю правду про завуча. Он кулаки сжал, цветы расшвырял. Пошел футбол смотреть, чтобы горе свое заглушить.
А через день она услышала, что завуча около дома избили. Те, кто бил, остались неизвестными. Пока «скорая», пока больница, туда-сюда, человека уже нет. Принцесса домой прибежала, лежит на тахте, озноб ее колотит. А тут еще свекровь свое маслице подливает: простыни после первой брачной ночи проверила, «алых роз» на них не увидела, не знает, что и думать… И смотрит на нее с вопросом.
На другой день в училище поминки, плов, шум. «И сегодня, прощаясь с нашим любимым наставником…» – слышно по микрофону из зала. Принцесса хотела уйти, к ней одна учительница подошла: «Постойте…» Ключ достает: вот, домля[12] перед смертью завещал вам передать, другой вам ключ по ошибке выдал.
Принцесса сжала ключ, стоит, думает, как теперь жить дальше. Вечером положила ключ на тарелочку, обложила конфетами. Парварды не осталась, вместо парварды шоколадку «Аленка» положила, тоже романтично выглядит.
Вздохнула, понесла мужу.
«Распечаталась? Поздравляю, – говорила подруга, та самая, целовавшая бумагу. – Ну и как впечатления?»
Впечатления были разные. Нет, жили хорошо. Вначале вдвоем гриппом болели, свекровь исрык над ними жгла, заставляла дышать. Телевизор вместе смотрели, видео. Она – то в телевизор, то на мужа, привыкает к новому человеку. А он молчит, всё в сторону думает, мимо нее. А рот откроет, скажет: хиджаб тебе надо носить! Заметила, что его религия интересует, у него и двоюродный брат за экстремизм сел, а теперь, значит, и Тахир ей про хиджаб. А так жили хорошо, иногда шутили.
Только вот пояс… Думала попрощаться с ним. Поэтому, может, и пошла замуж, чтоб его выбросить. А муж – нет, когда пропадал на два-три дня, застегнет ей и уходит довольный. А у нее уже беременность, пояс давит, она к свекрови, так и так. Свекровь ее пожалела: «Это нехорошо, ребенок уродом будет». Обещала оказать на сына давление. Лучше бы не оказывала, муж после потом пришел, ботинок снял так, что тот в другую комнату улетел. «Зачем матери жаловалась? Сказала бы мне!» – «Я вам говорила…» – «Го-во-рила! Говорить не умеешь! Бормочешь себе под нос… Микрофон тебе купить, что ли?» Ну, раз микрофон, значит, шутит. Засмеяться надо. А как смеяться, если третью неделю токсикоз? Улыбнулась кое-как, пошла помогать с ужином. Мужчины вечером голодные как волки.
Ночью муж ей в постели: «Хорошо, пояс пока не носи. А хиджаб будешь. А то я знаю, что у тебя в голове!» А Принцесса к стенке отвернулась, там обои с цветами, и тихо в эти цветы говорит: «Не буду носить». Муж ее толкнул, она лбом об стенку. Заплакала, а муж: «Что воешь? У моих друзей все жены хиджаб носят». Она повернулась: «Ну и пусть они носят! А мне платки не идут!»
Пошла к подружке, поплакала ей про свои радости. Подружка ей: «Дура ты, дура». Потом посмотрела на себя в зеркало: «И я дура…» Это она про последний аборт, а может, просто так, к слову. Принцесса ее тоже пожалела: выискала у нее седой волос и пожалела – молодые годы утекают непонятно куда.
Сделала УЗИ. Сама не хотела, муж со свекровью в два голоса заставили. «Это же не больно». А как девочку на УЗИ увидели, сразу другое отношение. Свекровь хотя бы улыбается: «Девочка – тоже хорошо…» А муж, будто лед проглотил, стоит-курит. Принцесса к нему: «Вы не рады…» А он: «Садись в машину». И всё.
В машине ее затошнило, на краю дороги притормозили, еле дверь открыть успели. Свекровь ее придерживает, муж молчит. Мимо машины проносятся, газом воняет. Милиционер подошел, увидел, что неинтересно, и отошел. Муж со свекровью что-то свое обсуждают. Мимо машины едут, грузовики.
После этого мертво как-то жить стали. Тахир вечером придет, посмотрит на ее живот, а сам рукой уже к пульту телевизора, футбол или видео. И в постели как посторонний. Начнешь ему рассказывать, а он: «Я сплю, отстань».
Обратилась к свекрови: «Может, аборт?..» Свекровь замахала: «Да ты что! Откуда такие слова взяла?! Да и поздно уже на таком сроке!» Обняла: «Пойми, у Тахиржона работа тяжелая. Целый день – техника, клиенты. Для него интернет-кафе – это всё».
На другой день она надела кофту с блестками, сделала, как могла, прическу и пошла в это интернет-кафе. А там люди, музыка. Стоит, мужа высматривает. На нее тоже смотрят, место ведь мужское. Объявление висит: «Порнографические сайты скачивать нельзя». И фотография голой девушки. Тахир в углу на стуле спит. Разбудили: «Тахир-акя, тут к вам это…» Он сел, на нее смотрит, словно первый раз видит. «Можно посижу?» – «Зачем?» – «Посмотрю на вашу работу…»
Ночью лежали, он с открытыми глазами, она с открытыми глазами. Интернет-кафе вспоминала. Решила: родит – снова пояс наденет, всё же он ее характер поддерживал.
Надоело Тахиру с открытыми глазами лежать, полез к ней. «Не надо…» Потом снова лежали, ей было даже хорошо. Почти. Недолго, может минуту, не засекала. Хотела на живот лечь, но куда, с этим вот этим… Снова грустно стало. Отыс