В Персеполе Диттель раскопал также большую мраморную статую быка.
Но ведь персепольская надпись была составлена на трех языках, тремя системами письма. Как же были прочтены другие части, написанные хоть и клинописью, но более сложной?
У Лэйярда был опытный начальник и учитель — Генри Раулинсон.
Он был всего на семь лет старше и чин имел скромный — лейтенанта, но ворочал большими делами.
Под личиной простого и добродушного парня скрывался опытный разведчик Интеллидженс сервис (государственного разведывательного управления).
Он специализировался на интригах против России. Основной его задачей было натравливать на нее Персию и Афганистан и в то же время вносить разлад между персами и афганцами. Немало приложил он усилий и для того, чтобы перессорить между собой различные племена, населяющие эти страны. Не ускользали от его внимания и народности Кавказа. Раулинсон действовал по испытанному методу всех захватчиков — «разделяй и властвуй». Официально находясь на службе в персидской армии, он деятельно готовил заговор против персидского правительства, от которого получал жалование…
Разъезжая по стране, Раулинсон очень скоро обратил внимание на высоченную, тысячеметровую скалу, одиноко вздымавшуюся к небу на пути из Керманшаха (Персия) в Багдад (Ирак). Это была знаменитая Бехистунская скала. Зубчатая вершина ее скрывалась в облаках. «Причудливое, дикое творение природы, — размышлял Раулинсон, когда за несколько километров увидел грозный силуэт могучего утеса. — Он стоит здесь, как неприступная крепость».
Общий вид Бехистунской скалы.
Но вот дорога, сделав крутой поворот, как бы повернула этот утес к нему своим фасадом, и он увидел фигуру великана в окружении десятка фигур поменьше. «Чья богатырская рука высекла в скалах на стометровой высоте эти изваяния?» — дивился Раулинсон.
Вплотную приблизившись к каменной горе, он явственно стал различать над фигурами клиновидные письмена. Их были тысячи. «Целый иллюстрированный номер „Таймса“, высеченный на скалах. — Он улыбнулся этой мысли. — Сколько занимательных историй, должно быть, содержит эта каменная летопись! Ведь не зря она начертана в центре государства, на оживленном торговом и военном тракте…»
По роду своей деятельности ему часто приходилось иметь дело с секретными документами. Без особого труда он подбирал ключ к любому, самому трудному шифру. «Рано или поздно я надпись прочту», — решил Раулинсон.
Он вынул бинокль и долго рассматривал гигантский каменный плакат. «А ведь, пожалуй, эта надпись вовсе и не высечена на скале, а составлена из прямоугольных плит. Отчетливо видны очертания каждой. Как же их подняли на такую головокружительную высоту?»
Искатель приключений, он рад был случаю выказать свою ловкость и силу и решил во что бы то ни стало забраться на скалу.
Бехистунские клинообразные надписи.
Здесь стоило рисковать.
Раулинсон знал, как возрос в то время интерес к восточным древностям. Он знал, что ученые охотятся за старинными текстами. Тут была возможность прославиться. Разобрав эти письмена, он сразу приобрел бы известность, стал бы знаменитостью. А для этого он должен прежде всего стать обладателем бехистунской надписи.
С тех пор эта мысль не давала ему покоя. В любую свободную минуту он седлал коня и скакал к Бехистуну. Чуть пониже надписи он заметил выступ. «А ведь сюда, пожалуй, можно забраться и скопировать текст…»
Рискуя сорваться, Раулинсон карабкался по кручам, цепляясь руками и ногами за каждую неровность. Когда он достиг выступа, то увидел, что это довольно широкая дорожка, идущая почти вдоль всей надписи. А надпись была огромная — 20 метров в ширину и 7 метров в высоту.
Шаг за шагом продвигаясь вдоль надписи, он тщательно срисовывал каждый знак. Проходили недели, месяцы, и его блокнот пополнялся всё новыми и новыми строками. Знакомый с работами Гротефенда, Бюрнуфа и Лассена, он без труда установил, что тут те же три системы письма, что и в Персеполе. Но здесь не два десятка слов, которыми располагал Гротефенд, и не обломки глиняных табличек из коллекции Рича, а четыреста двадцатиметровых клинописных строк. Целое состояние! И он — его единственный владелец. Правда, еще не все части бехистунской надписи были скопированы, но со временем работа будет доведена до конца.
Но Раулинсон ошибался, полагая, что монопольно владеет бехистунской надписью. За четыре года до того, как он завершил свои работы, Бехистун посетил В. Диттель. Связанный жестким планом путешествия, он не смог здесь надолго задержаться. Но Диттель в полной мере оценил значение Бехистуна, назвав его памятником, «стоящим наравне с первостепенными памятниками Персии».
Его также заинтересовали пути сообщения, пролегающие через Бехистун. «Я обратил внимание и на топографическую сторону края, — пишет он, — имеющую большую важность в определении путей древних походов…»
Шли годы. Они были заполнены бурной деятельностью. Раулинсона перебрасывали с места на место. Изобличенный как организатор антиперсидского правительственного заговора, он лишился своей официальной должности военного инструктора в персидской армии. Из Персии он был направлен в Ирак. Только урывками, в часы досуга он мог заниматься бехистунской надписью.
Изображения на Бехистунской скале. К персидскому царю Дарию подводят пленников.
Копировать становилось всё труднее. Некоторые строки были совершенно недосягаемы.
Ему удалось втащить на выступ длинную лестницу. Он пробовал списывать в разных положениях, — передвигая лестницу вдоль дорожки, стоя на верхних ступеньках… Его спутникам было страшно смотреть, как на зыбкой, почти вертикально поставленной лестнице он, стараясь сохранить равновесие, списывал знак за знаком в свой блокнот. Это напоминало опасный акробатический номер, который исполняется в цирке только с предохранительной сеткой.
Но наступил момент, когда и лестница не могла помочь. Выступ обрывался…
Честь скопировать самые недоступные места бехистунской надписи выпала на долю безвестного курдского мальчика. Он сделал то, что было не под силу Раулинсону.
Раскачиваясь на веревке, паренек перемахнул с одного выступа на другой и оказался у цели. Здесь он загнал деревянный клин в трещину скалы, привязал к нему поданную снизу лестницу, взобрался на нее и принялся за дело. Он накладывал на надпись толстые куски влажного, рыхлого картона, крепко прижимая его к скале, и получал точные оттиски клиновидных знаков.
Несколько раз пришлось ему летать над бездной, чтобы снять все оттиски. Единственной точкой опоры во время этих полетов были деревянные колышки, которые легко могли выскользнуть из расселины…
Так в 1847 году была полностью скопирована бехистунская надпись. В руках Раулинсона, наконец, находилось то, чего он добивался двенадцать лет. И он решил извлечь из этого наибольшие выгоды.
В тексте бехистунской летописи содержалось около двухсот собственных имен и географических названий. Это давало возможность не только до конца освоить древнеперсидское письмо и язык, но и овладеть, наконец, искусством чтения других клинописных систем. Для этого нужно было прежде всего опубликовать текст Бехистунской скалы, что отнюдь не входило в расчеты Раулинсона. Ведь тогда он перестал бы быть единственным обладателем этой надписи. Ему пришлось бы делить славу дешифровки с другими.
И Раулинсон повел бесчестную игру. Всячески затягивая публикацию текста, он осторожно выпытывал у Бюрнуфа, Лассена и других ученых их метод расшифровки. Он широко использовал их материалы, но не только ничего не сообщал им о своих работах, а даже утаивал от них такие данные, которые помогли бы им избежать немало ошибок, трудностей, ненужной траты сил и времени.
Клиновидные знаки Бехистунской надписи.
Всё настойчивее звучали требования ученых всего мира — обнародовать бехистунскую надпись. Всевозможные отговорки и уловки Раулинсона потеряли всякий смысл. И он вынужден был сдаться.
В опубликованном им труде ничего нового, однако, в понимании древнеперсидского текста не содержалось. Более того, он сделал попытку присвоить чужую славу — приписать себе открытие, сделанное другим.
Хинкс открыл, что некоторые согласные древнеперсидского алфавита имели различное написание — в зависимости от гласной, которая за ними следовала. Раулинсон узнал об этом из письма одного профессора, которое он получил из Англии после того, как его собственный труд был отослан в Лондон.
Не теряя ни минуты, он тут же составил «Дополнение» к своему труду, в котором сообщал в Лондон о своем «открытии», как две капли воды похожем на открытие Хинкса.
Разразился скандал. Раулинсона обвинили в плагиате — литературном воровстве. Но он ловко выпутался, так как заранее подготовился к этому, подделав почтовый штемпель. Ссылаясь на него, он «доказал», что отправил свое «Дополнение» из Багдада раньше, чем мог получить письмо из Англии.
Ученым было невдомек, что для их коллеги Раулинсона подделка штемпелей печатей, подписей — дело настолько привычное и нехитрое, что не стоило ему большого труда. И лишь много лет спустя тайное стало явным и этот обман был раскрыт.
Как бы то ни было, появление в свет полного текста бехистунской трехязычной надписи (правда, с многолетним опозданием) дало возможность быстро двинуть вперед дешифровку остальных клинописных систем.
После древнеперсидского удалось разобраться в ассиро-вавилонском письме, хотя в нем было более четырехсот знаков. Что же касается письмен второго ряда, насчитывавших всего лишь немногим более сотни знаков, то их разбор пришлось на время отложить. Дело в том, что прочесть знаки второго ряда бехистунской надписи было сравнительно несложно. Значительно труднее оказалось