Бронзовая статуэтка урартского бога Тейшебы.
Сопровождавший А. А. Ивановского художник сделался жертвой жестокой лихорадки. Впоследствии тяжелая болезнь приковала к постели и самого археолога. В довершение несчастия пожар в типографии, где печатался научный отчет об этой экспедиции, уничтожил большую часть рукописи ученого… Пришлось снова взяться за ее составление — труд, потребовавший многих месяцев.
Лишь в 1911 году вышла в свет капитальная монография А. А. Ивановского «По Закавказью». В ней напечатаны десятки планов и фотографий раскопанных им крепостей, зданий, курганов, могил. Эта работа представляет собой исчерпывающий отчет о многолетней деятельности отважного археолога. В книге дано около трехсот снимков с найденных им предметов — бронзовых мечей, кинжалов, копий, браслетов, колец, статуэток, керамических ваз, кувшинов, чаш, изделий из яшмы, обсидиана и других камней. Она стала ценным пособием для всех изучающих историю Урарту.
Прочитав этот заголовок, некоторые наши читатели, может быть, вспомнят поговорку: «В огороде бузина, а в Киеве дядька». Так обычно говорят, когда хотят подчеркнуть, что какие-то вещи, понятия, предметы не имеют друг к другу никакого отношения. Действительно, казалось, — что может быть общего между узорчатыми пряниками — народным русским лакомством — и ассирийскими барельефами, найденными при раскопках в Хорсабаде?
Попросим на этот вопрос ответить Владимира Васильевича Стасова — большого знатока искусства. Его слово будет для нас особо весомым. Замечательный общественный деятель, признанный вождь и вдохновитель «могучей кучки» и передвижников, был в то же время и страстным археологом, отлично знавшим восточные древности.
Вот что писал В. В. Стасов в 1877 году в журнале «Русская старина»:
«Каждый из нас, конечно, тысячу раз на своем веку видел пряничные коньки, столько распространенные в нашем простом народе. Но кому приходило в голову, что эта курьезная узорчатая фигурка не ничтожна, не есть плод фантазии бедных грубых пекарей, которые и сами не знали, что такое они лепят из теста, а что она имеет важность, и даже большую, потому что это один из уцелевших образчиков древнерусской языческой мифологии».
Описывая далее один из пряничных коньков, купленный им «без всякого особого выбора с мужицкого лотка», В. В. Стасов отмечает:
«Мне с первого же взгляда бросилось в глаза сходство подробностей его с памятниками глубокой древности, именно, с орнаментом коней на ассирийских барельефах. Посмотрите на грудь нашего конька. Она вся наполнена орнаментом из зигзагов, в которых мы не можем сначала дать себе отчета. Но полное им объяснение мы получаем в изображениях ассирийских коней, например, на стенах Хорсабадского дворца… Тут у коней точно также грудь покрыта орнаментом из зигзагов, и эти зигзаги не что иное, как ряды кистей, на иных барельефах отчетливо выделанные».
Хорсабадские кони и пряничный конек. Зарисовки опубликованы вместе со статьей В. В. Стасова в журнале «Русская старина».
В богатом литературном наследии В. В. Стасова есть замечательные труды, посвященные устному народному творчеству, орнаментам и узорам, резьбе по дереву, вышивкам, художественным ремеслам. Всестороннее знание народного искусства не раз помогало ему обнаруживать глубокую старину в таких будничных, примелькавшихся явлениях, мимо которых все равнодушно проходили, не задумываясь. Проникновенным взором художника-мыслителя он прослеживал связи и взаимодействия далеких культур. Его исследования о тисненых узорчатых пряниках — лишь один из многих подобных примеров.
Такие же смелые и неожиданные сопоставления можно часто встретить в его трудах, посвященных русскому народному творчеству и искусству древнего мира.
До сих пор остаются в тени многочисленные работы В. В. Стасова о древнем Востоке. А ведь сколько в них поучительного, глубоко интересного и сегодня!
Не многие знают, что Стасов принимал деятельное участие в изучении древних катакомб с фресками, найденных в 1872 году близ Керчи. Его монография об этих фресках двухтысячелетней давности привлекла внимание ученых всего мира.
Стасов был награжден за свой труд большой золотой медалью Археологического общества.
Он был также в числе первых, обративших внимание на древности Урарту. Его работа, написанная еще в 1871 году и скромно названная «Заметки о двух древнеазиатских статуэтках, найденных близ озера Вана», — отнюдь не обычные журнальные «заметки», а крупное научное исследование.
В. В. Стасов был тесно связан со всеми известными археологами своего времени, ведшими раскопки в Месопотамии и Египте. Он живо откликался на каждое их крупное открытие. С большим вниманием следил он за всей научной литературой по древнему Востоку, выходившей не только в России, но и за рубежом. И всегда в своих статьях поддерживал прогрессивных ученых и гневно клеймил реакционеров от науки, цеплявшихся за старые, обветшалые представления.
Доказывая важность изучения древней истории всех без исключения народов, Стасов писал: «Судьбы человечества везде одинаково достойны нашего внимания…» Он много сделал для того, чтобы расширить объем археологических работ на окраинах России. Раскопки, писал он, «восстанавливают то, о чем молчит история, что было пропущено на ее страницах или что исчезло с них, стертое, затерянное или побледневшее под могучим дыханием веков».
Особняком среди ученых, изучавших Ближний Восток, клинопись и культуру древнего мира, стоит фигура О. И. Сенковского, известного в истории русской журналистики под псевдонимом «барон Брамбеус». Реакционный литератор и общественный деятель, он был крупным знатоком многих восточных языков. В 22 года Сенковский уже занимал должность профессора Петербургского университета по арабской и турецкой филологии.
К тому времени за его плечами было двухгодичное путешествие по Египту, Сирии и другим странам Востока. Сенковский путешествовал не как богатый турист, со стороны любующийся восточной экзотикой, а как настоящий ученый, стремящийся глубоко вжиться в новый материал. Он носил национальную одежду арабов, чтобы ничем не выделяться, и жил вместе с ними, не гнушаясь ни палатки кочевника-бедуина, ни убогой хижины феллаха.
На открытия Гротефенда, Бюрнуфа, Лассена и других Сенковский откликнулся большим исследованием «Манифест Дария сына Истаспова и прочие каменописные памятники древних царей Персии». В этом труде, опубликованном в 1848 году, показана вся история дешифровки письмен первой системы. Показаны и перспективы, которые открываются сейчас перед исторической наукой.
Опираясь на свои поистине безграничные филологические познания, Сенковский анализирует каждую букву и каждое слово надписей. Привлекая материал самых различных языков, он высказывает ряд остроумных догадок.
Сенковский пишет о громадной важности для науки бехистунской надписи и комментирует ее как ценнейший для древней истории документ. При этом он воздает должное «ост-индскому майору Раулинсону», «которого скука бросила в Персии в гвоздесловие» (так образно Сенковский называет клинопись) и который «почувствовал к этим таинственным письменам страстное влечение истинно дипломатического дешифрера».
Это интересное исследование имеет подзаголовок: «Статья первая». Во второй статье он намеревался «открыть орфографию» нового языка, «без чего никогда не будет ни достоверности в чтении, ни полного убеждения в смысле». К сожалению, этот замысел остался неосуществленным.
Открытиям Ботта, Лэйярда и других археологов Сенковский посвятил большой научный труд — «Памятники Ниневии». Начинается он следующими восторженными словами: «Новая Помпея открыта в сердце Азии — да еще какая Помпея!.. колоссальный памятник светлого и величественного утра вселенной…»
По достоинству оценив значение раскопок Ниневии, которую он справедливо называет «соседкой, сестрой и соперницей Вавилона», Сенковский полемизирует с археологами по многим вопросам. Он спорит с ними по поводу истории вновь открытых народов, размера ассирийских городов, эпохи их возникновения, строительной техники древних…
О. И. Сенковский писал не только для специалистов, но и для массового читателя. Для широкой публики предназначалась, например, его статья «Гвоздеобразная грамота». Она была напечатана в одном из популярных изданий того времени — «Энциклопедическом лексиконе».
Большую роль в развитии ассириологии сыграл известный русский учений В. С. Голенищев. В 1888 году он издал первый в мире графический словарь ассирийского языка. В этой замечательной книге любовно, от руки, воспроизведены многие тысячи клинописных знаков — от самых простых до самых сложных, от одиночных до соединенных в большие группы. Некоторым знакам соответствуют на русском языке отдельные слоги, другим же — целые слова и даже предложения.
Мы знаем, что в ассиро-вавилонской клинописи один и тот же знак мог читаться по-разному. Многие знаки имеют более десяти звуковых значений. Все они приведены в словаре В. С. Голенищева. Мало того. Он не только дал наиболее полный для своего времени перевод ассиро-вавилонских слов со всеми их оттенками, но и указал источники. Возле каждого слова в скобках помечено, где, в каких клинописных документах это слово встречается.
Ни одна типография в России не могла тогда отпечатать эту книгу. Не было еще клинописного шрифта — он появился позже благодаря М. В. Никольскому. Как тут быть?
Голенищеву пришлось всю книгу переписать от руки и издать ее литографским способом.
Первое в мире подобное издание, скромно названное автором «Опыт графически расположенного ассирийского словаря», имело важное значение в истории развития ассириологии.
Тремя годами позже В. С. Голенищев издал так называемые каппадокийские таблички, найденные в Малой Азии. Они оказались очень трудными для понимания, так как были написаны не на литературном ассиро-вавилонском языке, а на древнеассирийском наречии. В. С. Голенищев первый из ассириологов исследовал это неизвестное ранее науке наречие, в котором и поныне разбираются с трудом.