Такая работа требовала огромного напряжения, исключительной усидчивости, непрерывного, неослабевающего внимания. Иногда можно было видеть, как он перечеркивал и откладывал в сторону почти готовую копию обширного документа, на снятие которой был потрачен целый день, и вновь (в который раз!) принимался копировать его.
И эта работа длилась не день и не два, не неделю и не месяц. Когда он впервые вошел в этот дом, он был в расцвете сил, а покинул его стариком.
Десять лет проработал Михаил Васильевич Никольский — так звали этого беззаветного труженика науки — в особняке на Петрозаводской. И его работа знаменовала собой рождение русской ассириологии — науки, изучающей историю, культуру, язык и письменные памятники древних народов Месопотамии.
Одним из древнейших очагов человеческой цивилизации, наряду с долинами рек Янцзы и Хуанхэ в Китае, Инда и Ганга в Индии, Нила в Египте, были долины Тигра и Евфрата в Месопотамии. Еще пять тысяч лет назад там возникли первые государства.
Почему в Месопотамии так рано появились рабы и рабовладельцы? Почему здесь образовались государства, когда в Европе еще повсюду господствовал первобытно-общинный родовой строй?
Произошло это потому, что здесь были очень благоприятные географические условия. Реки Тигр и Евфрат с их разливами не только орошали поля, но и обильно удобряли их. Это позволяло снимать богатые урожаи даже при самых примитивных способах обработки земли. Появился избыток продуктов. Человек мог производить больше продовольствия, чем ему нужно было, чтобы не умереть с голоду. Поэтому теперь уже не имело смысла убивать пленных, захваченных в военных столкновениях между племенами, или принимать их в свой род. Выгоднее было превращать их в рабов и заставлять на себя работать.
А нужда в рабочих руках была большая. Надо было прорывать каналы, сооружать дамбы, устраивать насыпи, которые защищали бы жилища от разлива рек. Таким путем можно было намного расширить посевные площади и получить еще больше продуктов.
Вот почему в Двуречье так рано появились рабы и рабовладельцы, эксплуататоры и эксплуатируемые, появилось государство.
Раскопки, произведенные в Месопотамии в XIX веке, дали очень богатые результаты. Были найдены древнейшие в мире центры самобытной высокоразвитой культуры.
Узнав о найденных археологами странных плитках с какими-то древними письменами, Н. П. Лихачев решил во что бы то ни стало приобрести их, обогатить ими свои коллекции. Ведь эти письменные памятники были древнее самых ранних арабских рукописей и других старинных документов, хранившихся в его библиотеке.
«Месопотамские плитки должны принадлежать России», — решил Лихачев и добился своей цели.
Истратив огромные средства, И. П. Лихачев стал их обладателем. Сотни древних плиток (их называют также таблетками или табличками) заняли свое место в дубовых шкафах особняка на Петрозаводской и стали его украшением и гордостью.
Но не мертвым капиталом лежали там эти плитки — немые свидетели событий минувших тысячелетий. Они не стали диковинными музейными экспонатами, на которые смотрят с почтительным удивлением, чтобы назавтра забыть о них. Древние месопотамские таблички обрели вторую жизнь. Они попали в руки М. В. Никольского, и он наделил их даром речи и заставил рассказать о самих себе и о своей эпохе.
Михаил Васильевич Никольский.
М. В. Никольский не заведовал кафедрой и не вел курса в университете. Реакционные круги не могли допустить, чтобы этот прогрессивный ученый пропагандировал свои передовые идеи среди студентов. Вследствие этого он всю жизнь находился на положении «частного» ученого. Ассириолог, пользовавшийся мировой известностью, вынужден был одно время служить корректором.
Но трудности не сломили его упорства и воли. Самостоятельно, в семидесятых годах прошлого столетия, овладев новой наукой, М. В. Никольский далеко двинул ее вперед.
Шумерийские военные сцены. Мозаичные изображения из города Ура.
Гениальный исследователь и самобытный ученый, он был лишен в царской России какой-либо поддержки со стороны государства. Всеми своими замечательными достижениями и открытиями М. В. Никольский обязан только себе, своей неукротимой жажде знаний, неиссякаемой вере в торжество человеческого разума. Высокое стремление прославить родную, русскую науку двигало им, побуждало преодолевать тысячу трудностей, неизбежно встающих перед каждым, прокладывающим новые пути в огромном океане неведомого.
Отцом русской ассириологии называют теперь Михаила Васильевича Никольского, и он по праву заслужил это высокое звание.
Представьте себе путника, заблудившегося в густой чаще леса. Часами бродит он, и всё гуще лесная мгла, и всё мрачнее обступившие его деревья, и, кажется, вовек не выбраться ему отсюда.
Но вот он напал на какие-то человеческие следы. Они привели его к извилистой, едва заметной тропке, а она в конце концов вывела его на просторную дорогу, вдоль которой бегут телеграфные столбы. Он узнаёт местность, он видит, что находится почти у цели. И невольно вздох облегчения вырывается из его груди. Ему хочется петь, смеяться, поделиться с первым встречным обуревающей его радостью.
Так и ассириолог, расшифровывающий древние письмена. Вначале — непроглядная сплошная тьма, кажущаяся иногда безысходной. Временами одолевает отчаяние и кажется, что выше человеческих сил проникнуть в смысл документа, пролежавшего несколько тысячелетий в земле.
Но вот в этой непроглядной тьме начинает брезжить луч света. Сначала вырисовываются очертания отдельных слов, затем — обрывки фраз. И вот уже перед исследователем предстает кусок жизни, такой красочной, своеобразной и неповторимой, какой не изобразит ее даже самая причудливая фантазия художника.
Но чаще всего один документ открывает лишь маленький, ограниченный кусочек жизни. Отвечая на один какой-нибудь вопрос, он поднимает перед исследователем десятки других, над которыми тот раньше и не задумывался.
И никогда настоящий ученый не остановится на полпути. Он будет всё глубже проникать в материал. Он будет расшифровывать и второй, и третий, и десятый, и сотый документ, сопоставлять их друг с другом. Размышляя об отдельных трудных, не поддающихся расшифровке или необъяснимых местах, он не будет спать ночей и не успокоится до тех пор, пока не добьется истины. Хотя бы для этого пришлось отдать всю жизнь!
Когда М. В. Никольский впервые очутился с глазу на глаз со многими сотнями табличек, извлеченных из холма Телло, скрывавшего под собой остатки древнего города Лагаша, он был уже известным всему миру ассириологом, автором многих трудов и исследований. Но и его эти таблички поставили в тупик.
Да, тут было над чем поломать голову.
Во-первых, эти таблички были древнее всех других, найденных когда-либо ранее. Отсюда — иной характер письма и документов. Во-вторых, они были составлены на очень трудном шумерийском языке, который и сейчас еще недостаточно изучен, а в конце прошлого столетия представлял собою сплошную загадку. Многие еще и позже утверждали, что никакого шумерийского языка никогда не существовало. Поэтому, стремясь проникнуть в содержание месопотамских табличек, М. В. Никольский должен был одновременно постигать особенности грамматического строя шумерийского языка и его словарный состав; постигать не по учебникам и словарям, а на материале самих табличек.
Серебряная ваза правителя города Лагаша Энтемены (XXV век до нашей эры), с изображениями мифологического характера.
Часть изображений на этой же вазе.
Но прочесть табличку — еще не значило понять ее.
Кто составитель документа? С какой целью он был написан? Каковы были общественные отношения между людьми, упомянутыми в этих табличках? Как они жили, чем занимались, к чему стремились?
Только ответив на эти вопросы, можно было понять содержание табличек. А ответ лежал… в них самих, ибо никто лучше этих табличек не мог рассказать о жизни людей тех, давно канувших в вечность времен.
Французские ученые, располагавшие столь же древними документами, отступили перед трудностями их исследования. В Париже, в Луврском музее, хранилось 1500 подобных же табличек. К тому времени только 51 из них была опубликована. Но как? Без какой бы то ни было научной обработки, без перевода, без комментариев и объяснений. Их механически скопировали, предоставив другим разбираться в том, чтó содержат в себе эти письмена.
Но не в характере М. В. Никольского было пасовать перед трудностями. Два тома изданных им документов содержат 855 табличек, подробнейшим образом разобранных, описанных и объясненных. Они расположены тематически, то есть по характеру своего содержания, приведены в строгую систему и снабжены обширными комментариями, списком имен собственных (людей и богов), указанием городов, местностей, рек, каналов, храмов.
Изданные почти полвека назад, эти труды М. В. Никольского до сих пор служат неисчерпаемым историческим источником для ассириологов всего мира. А метод публикации, впервые им примененный, стал образцом для ученых всех стран.
Лаконичен и деловит язык шумерийских табличек, изученных М. В. Никольским. Он лишен каких бы то ни было поэтических красот. В этих табличках мы не найдем ни пространных описаний интересных событий, ни волнующих драматических эпизодов, ни рассказов о военных походах. Чаще всего это списки людей, деловые документы, сухие перечни различных предметов — продовольствия, фуража, скота, земельных участков. Но целые картины жизни и быта открываются за каждым словом, за каждой цифрой перед исследователем, умеющим читать между строк, обладающим пытливым умом и не жалеющим сил, чтобы проникнуть в самую сердцевину каждого факта.