енума или сына мушкенума, задержал залог в своем доме, а затем убил, то это — уголовное дело…»
«Убил» — имеется в виду — довел до смерти непосильной работой и побоями (убивать работника было не выгодно). Это явствует из сравнения этой статьи с аналогичными статьями кодекса Хаммураби.
Некоторые рабыни, отчаявшись получить когда-нибудь личную свободу, мечтали видеть свободными людьми хотя бы своих детей. С этой целью они иногда тайком отдавали их бездетным свободным гражданам. Билалама выступает против подобного нарушения прав частной собственности. Рабовладелец является единственным хозяином потомства своей рабыни, подобно тому, как он является единственным хозяином приплода своих животных. В статье 33-й записано:
«Если рабыня, обманув своего хозяина, отдала своего сына дочери свободного человека, то даже когда он вырастет, его хозяин может опознать его, схватить и увести».
Статьи 34-я и 35-я развивают предыдущую:
«Если дворцовая рабыня отдала своего сына или свою дочь на воспитание мушкенуму, то дворец может забрать сына или дочь, которых она отдала. А тот, который взял на воспитание сына дворцовой рабыни, должен возместить дворцу его стоимость».
Это надо понимать таким образом: свободный должен не только вернуть ребенка, незаконно взятого на воспитание, но и уплатить штраф, равный его цене. Разумеется, после этого пропадала всякая охота брать на воспитание детей рабынь.
Весьма любопытны статьи судебника, посвященные быту, нравам и повседневной жизни граждан Эшнунны. Вот некоторые, наиболее характерные параграфы.
«Если кто-нибудь укусил чей-нибудь нос и откусил его, то он должен отвесить 1 мину серебра; за глаз — 1 мину, за зуб — ½ мины, за ухо — ½ мины; за пощечину он должен отвесить 10 шекелей серебра.
Если кто-нибудь отрубит кому-нибудь палец, то он должен отвесить ⅓ мины серебра.
По пути на работу.
Если кто-нибудь толкнул кого-нибудь в драке и сломал ему руку, то он должен отвесить ½ мины серебра.
Если он сломал ему ногу, — он должен отвесить ½ мины серебра».
Читая этот своеобразный прейскурант за увечья (а здесь приведены далеко не все статьи, толкующие о них), нельзя отделаться от мысли, что подобного рода судебные случаи были широко распространены в древнем Двуречье. Иначе законодатель не стал бы с такой тщательностью расценивать всевозможные виды членовредительства.
Последние статьи своего судебника Билалама посвящает нерадивым хозяевам. Здесь мы, например, читаем:
«Если бык бодлив, и об этом пороке сообщили его хозяину, но тот не пригнул голову своему быку [то есть не привязал веревкой рога к ноге так, чтобы бык не мог поднять головы], и он забодал и убил человека, то хозяин быка должен отвесить ⅔ мины серебра. Если он забодал и убил раба, то он должен отвесить 15 шекелей серебра».
По пути на работу. В телегу вместо животных впряжены люди. Деталь ассирийского барельефа.
Еще более строгое наказание нерадивому хозяину предусматривает закон за смерть свободного в результате обвала ветхого строения.
Даже это беглое знакомство с судебником Билаламы показывает, что он порожден рабовладельческим строем. Не случайно в перечне «покупаемых вещей», наряду с волом, фигурируют раб и рабыня. И не случайно ни один из параграфов судебника не говорит о рабах как о стороне в споре. Они могут быть только объектом спора, но никак не заинтересованной стороной. Цель судебника — регулировать отношения между свободными гражданами, но не между свободными и рабами, которые приравнивались к неодушевленным предметам и скоту.
Что же касается свободных, то закон несколько ограничивает произвол ростовщиков и богатеев. Он как бы говорит им: стригите вдоволь малоимущих крестьян и ремесленников, но не сдирайте с них шкуры, иначе нечего будет стричь… И тогда может рухнуть всё государство.
Среди глиняных табличек наиболее скучными могут показаться счетоводно-бухгалтерские «книги», а также различные деловые документы — купчие, договоры об аренде, брачные контракты, займовые расписки, меновые соглашения, завещания.
Конечно, легче разобраться в царских анналах, где связно повествуется о каком-нибудь военном походе, или в мифических сказаниях о похождениях легендарных героев. Но пытливому взору советских ученых сухие колонки цифр хозяйственной отчетности, содержащие данные о расходе зерна на прокорм рабов или о затрате человекодней на обработку поля, говорят не меньше, чем иные хвастливые сообщения ассирийских царей о своих победах — действительных и мнимых. И советские ученые не пожалели труда, чтобы досконально разобраться во всех этих документах.
Огромная, кропотливая и исключительно трудная работа дала свои плоды. За «скучной» и однообразной цифирью советским ученым открылась жизнь, полная страстей, борьбы и страданий. Цифры и документы хозяйственной отчетности помогли науке воскресить жизнь древнего Двуречья во всем ее неповторимом многообразии. Советские ученые наполнили живым, конкретным содержанием такие абстрактные понятия, как древневосточное рабство, долговая кабала, семейное право, — и в этом их огромная заслуга перед исторической наукой.
Первым обратил внимание на документы хозяйственной отчетности отец русской ассириологии М. В. Никольский, с жизнью и деятельностью которого читатель познакомился в предыдущих главах. В руки западноевропейских ученых попадали тысячи и тысячи таких же документов, но они тогда почти не изучали их и редко публиковали.
Насколько пренебрежительно относились буржуазные ассириологи к документам хозяйственной отчетности, можно судить по такому факту.
В начале XX века местные жители обнаружили недалеко от Лагаша в древнем городе Умме огромный архив хозяйственных документов, содержавший несколько десятков тысяч табличек. Вначале это открытие вызвало большой интерес. Но когда разобрались в находке и стало ясно, что это своего рода счетоводно-бухгалтерские книги, то наступило разочарование. Архив показался неинтересным. На этом месте не только не произвели раскопок, но даже не позаботились о том, чтобы сохранить найденное.
Предприимчивые дельцы скупали за бесценок тысячи табличек и затем перепродавали их в Париже всем желающим по 1 франку за штуку… И еще до сих пор большая часть документов хозяйственной отчетности, найденных в Месопотамии, даже не опубликована.
Иначе подошел к делу М. В. Никольский. Он сразу оценил огромное значение для науки этого рода глиняных книг и потратил многие годы на их изучение и публикацию. Эти документы, подчеркивал ученый, позволяют «проникнуть в социально-экономические отношения столь отдаленных эпох, из коих древнейшая приближается к самой заре нашей культуры».
Идущая от М. В. Никольского традиция делать упор на изучение не биографий древневосточных деспотов, а социально-экономических отношений, жизни трудовых масс крепко укоренилась в советской ассириологии и является одной из характерных ее черт.
Вот купчая из сборника старовавилонских документов, опубликованных в 1937 году талантливым советским ассириологом А. П. Рифтиным, безвременно скончавшимся в 1945 году.[22]
«Сына Син-нури, по имени Залилум, Бальмунамхе купил у его матери Син-нури. В качестве его полной цены он отвесил ей 11 шекелей серебра. Она поклялась своим царем перед ювелиром Иби-илабратом, перед птицеловом Син-гамилом, перед Варад-Наннаром, перед Син-эрибом, перед Аху-вакаром, перед Энлиль-шеми, перед Аху-вакрумом, перед Лу-нин-шубур-ка, перед Илима-ахи в том, что в будущем не предъявит претензий».
Мать, продающая своего сына… И девять свидетелей, почтенных граждан города Насарума скрепляют эту сделку своими печатями. Всё в порядке вещей. Всё сделано по закону. Бальмунамхе, известный вавилонский богатей, приобрел еще одного раба, а мать лишилась сына.
Какая беспросветная нищета царила в доме Син-нури, если она решилась на эту страшную сделку! Какая жуткая трагедия сквозит между деловыми, холодными строками этой купчей!
Вот другой документ — вексель на предъявителя. Ростовщик Шамаш-мушетир ссудил Динум-абуму десять мин свинца. «Если срок пройдет, — говорится в расписке, — свинец пойдет в рост. В качестве залога будут его жена, его поле, его дом. Предъявителю его таблички он отвесит свинец».
Это означает, что расписка Динум-абума может быть передана любому другому лицу. Тот, в свою очередь, может ее передать третьему, который вправе уступить ее четвертому и так далее. И кто бы ни предъявил должнику его табличку, он должен по ней платить.
Отдал ли Динум-абум свою жену, свое поле и свой дом ростовщику сразу же после получения ссуды, — в точности неизвестно. Но вот документ, из которого явствует, что ростовщик забрал жену бедняка тотчас же, как только он дал ему взаймы немного зерна.
После обычных упоминаний о размерах ссуды (тут речь идет примерно о 120 кг ячменя), сроках погашения долга и процентах за просрочку в документе говорится: «в качестве залога он будет держать его жену Аланитум — дочь Маннугир-илишу. Когда он отдаст зерно с процентами, он освободит свою жену».
В этом документе заимодавцем выступает известный своей безграничной жадностью ростовщик Иддин-кубе. Не хуже своего папаши обделывает дела и его достойный сынок Кидин-Адад.
Дав взаймы некоему Бел-надин-ахи 1 талант свинца, он взял у него в качестве «живого залога» его сына Якулиммира. Номинально, согласно расписке, сын еще может обрести свободу. «Когда он [то есть Бел-надин-ахи] отвесит свинец, он освободит своего сына». Но этого не случилось: иначе глиняная табличка была бы разбита — таков был обычай. Если же табличка сохранилась, — значит, Якулиммиру так и не удалось уйти от долгового рабства.
Деловые документы рисуют поучительную картину накопления богатств на одном полюсе, в руках горстки ростовщиков-кровопийцев, и массового разорения земледельцев и ремесленников — на другом.