В нищем Ираке за пару желтых сапог, шелковый халат, вышитый плащ или белую чалму Лэйярд покупал расположение шейхов, кади, муфтий и других мелких племенных и религиозных руководителей. А те по дешевке поставляли ему людей, когда угодно и сколько угодно.
Чувствуя свою безнаказанность, Лэйярд окончательно наглеет. В чужой стране он творит суд и расправу, наказывает «провинившихся» плетьми, заковывает их в кандалы. С удивительным цинизмом сообщает об этом Лэйярд в своем дневнике: «Эти дела я решал коротко, имея в запасе разные колодки».
При нем неотлучно находились два дюжих молодца, которые, по словам Лэйярда, «всегда готовы были действовать со всевозможным усердием, чтобы доказать свою преданность». Достаточно было одного его знака, чтобы человек был схвачен и избит.
Как-то в лагере Лэйярда обнаружилась небольшая пропажа — исчезли веревки и рогожи. Недолго думая, Лэйярд в сопровождении своих головорезов прискакал в палатку шейха того племени, на которое пало подозрение. По его сигналу один из молодцов Лэйярда вмиг надел шейху на руки колодки, вскочил на коня и поволок за собой свою жертву, оторопевшую от неожиданности.
Какой-то араб пытался было схватить коня под уздцы, чтобы защитить главу племени, но был сражен ударом кулака.
Угрожая заряженными пистолетами, налетчики во главе с Лэйярдом начали чинить суд и расправу. Женщины высыпали из палаток, окружили лошадь Лэйярда и целовали полы его платья и обувь, умоляя пощадить их шейха. Но Лэйярд был неумолим.
Обычно колонизаторы умалчивают о подобных своих «подвигах». На сей раз Лэйярд проговорился. Он оставил хвастливое описание этого происшествия, со всеми его отвратительными подробностями.
Время от времени Лэйярд покидал места своих раскопок и исчезал. Где он находился и чем занимался, — знал лишь узкий круг приближенных.
Выведав у старожилов месторасположение заброшенных рудников, которые тщательно скрывало местное население, он исподволь обследовал их, прикидывал размеры запасов меди, железа, свинца и других полезных ископаемых. Все эти сведения доставлялись в Англию.
Сравнительно небольшие плиты барельефов, скульптуры и другие памятники восточного искусства Лэйярд регулярно переправлял в Англию. Но каждый раз, когда он смотрел на колоссальные фигуры человекольвов и человекобыков, он подолгу задумывался. Как их сдвинуть с места? Как поднять из траншей и доставить к берегу Тигра?
Из тринадцати пар откопанных им крылатых чудовищ он выбрал одного быка и одного льва — самых маленьких. Но и они имели по четыре метра в длину и столько же в высоту. Местные жители наперебой давали свои советы. И Лэйярд принял решение.
Его люди в горах срубили тутовое дерево, распилили его на бревна и доски. Были сколочены массивные сплошные колеса и окованы железом.
Огромная телега, сооруженная Лэйярдом, вызвала удивление простодушных мосульцев. Местные жители толпами ходили смотреть на нее.
С большим трудом, при помощи канатов, блоков, ваг и катков крылатый бык был сдвинут с места, вытащен из траншеи и уложен на телегу.
Подъем пятиногого крылатого человекобыка из траншеи.
Но это было еще полдела. Предстояло притащить телегу с человекобыком к берегу Тигра.
Вначале впрягли в нее несколько буйволов. Но ни крики, ни понукания, ни удары бича не могли заставить животных тронуться с места.
Что же сделал Лэйярд?
Он приказал выпрячь буйволов и впрячь людей.
Сохранились барельефы с изображением перевозки крылатого быка древними ассирийцами. Сохранились также зарисовки перевозки быка Лэйярдом. Одно событие отделено от другого промежутком в две с половиной тысячи лет. Но сравните эти два способа транспортировки — вы не обнаружите особой разницы. И здесь и там впряжены люди вместо животных.
Так перевозили крылатого быка ассирийцы. Древний барельеф.
Древние ассирийцы сгоняли на эти тяжелые работы толпы рабов. Англичане пользовались почти даровым трудом голодного населения.
Лэйярд имел обыкновение нанимать только главу семьи. Он отлично знал, что родичи араба не будут сидеть сложа руки, когда тот надрывается на непосильной работе, и обязательно придут ему на помощь. Таким образом на Лэйярда работали десятки людей, ничего за это не получая. На их долю доставались только пинки да удары бича его надсмотрщиков.
Вот как Лэйярд описывает путешествие быка к реке:
«Шествие тянулось следующим образом. Я ехал впереди всех с Байрахдаром [Байрахдар — помощник Лэйярда][4] и указывал другим дорогу. За нами следовали с барабанами и флейтами, на которых били и свистели изо всех сил. Затем ехала повозка, которую тащило около трехсот человек, понукаемых кавассами [полицейскими] и моими помощниками. Шествие заключала толпа женщин… Всадники Абдурахмана ездили взад и вперед, восстанавливая порядок и работая своими пиками».
Так перевозили крылатого быка англичане. Зарисовка прошлого века.
Но и забитые арабы в конце концов не выдержали. Они возмутились и потребовали прибавки за свой нечеловеческий труд.
Лэйярд сам признает, что их требования были более чем скромны и справедливы, но он и не думал их удовлетворить. Как они смеют требовать! Если бы они просили, умоляли, — Лэйярд, возможно, снизошел бы к их мольбе. Но угроза прекратить работу… Это ведь забастовка, бунт!
И он решает примерно наказать «непокорных».
С помощью нескольких вооруженных слуг зачинщики были схвачены и избиты. Абдурахман привел Лэйярду своих людей, и тогда тот попросту прогнал бастующих арабов, которые теперь готовы были работать и за полцены.
«Едва только я возвратился в деревню, — пишет Лэйярд, — ко мне пришла толпа с извинениями и с обещанием покорности, в случае, если бы я снова захотел нанять их… Они предлагали тотчас же приняться работать за такую плату, какую я сам вздумаю назначить им…, но я снова принял только самых деятельных и послушных. Потом приказал наказать задержанных, возмутивших всё племя, и отпустил их домой».
Таким же путем был доставлен к берегу реки и человекоголовый лев. Крылатые чудища спустили на плоты, поддерживаемые шестьюстами кожаными мехами, надутыми воздухом, и отправили в Басру. Оттуда оба изваяния морем были доставлены в Англию и выставлены в Британском музее.
Года на два Лэйярд забросил археологию. Тревожная обстановка в Турции и на Балканах побудила английское правительство направить его в Константинополь.
Лишь в октябре 1849 года он снова появляется в Мосуле. Местом его раскопок на этот раз становится куюнджикский холм. Тот самый, который безуспешно раскапывали Рич, а затем Ботта.
Куюнджик.
Ассирийская женщина с веретеном. Обломок каменного барельефа.
Еще раньше, когда Лэйярд копал в Нимруде, он время от времени наезжал в Куюнджик. Ему удалось перед самым отъездом в Англию отрыть дворцовые ворота с крылатыми гигантами по бокам и несколько комнат, сильно пострадавших от огня. Здесь и была Ниневия. Та самая Ниневия, которая так славилась в древности и которую столь тщетно искали Рич, Ботта, да и сам Лэйярд. И — удивительное дело — он наткнулся на нее совершенно случайно, без особых усилий, во время пробных раскопок.
Казалось, надо воспользоваться такой удачей и сразу же копать дальше. Но более важные служебные дела заставили его покинуть Мосул.
Вторая экспедиция Лэйярда была лучше организована. На этот раз у него было много денег и имелся хороший помощник — Г. Рассам. Во время отсутствия Лэйярда он бдительно охранял Нимруд и Куюнджик от проникновения французов. Несколько нанятых им рабочих постоянно копались в руинах, создавая видимость археологических раскопок, чтобы другие не вздумали туда соваться.
Всюду, куда ни проникали археологи, виднелись следы страшного опустошения. Остатки обуглившегося дерева, полуразрушенные стены, рассыпающиеся в порошок от одного прикосновения алебастровые плиты — всё это свидетельствовало о грандиозном пожаре, некогда бушевавшем в этих залах, комнатах, коридорах. И невольно вспоминалась картина разрушения Ниневии, столь красочно нарисованная древним автором:
«Несется конница, сверкает меч и блестят копья; убитых множество и груды трупов, — нет конца трупам… Разорена Ниневия, кто пожалеет о ней?»
Опустошение было столь страшным, что уже через двести лет люди забыли местонахождение этого огромного прежде города. Греческий историк Ксенофонт, проходивший через эту местность, даже не упоминает ее имени.
У римского писателя Лукиана, жившего во II веке, есть такой диалог. Перевозчик просит показать ему знаменитые города древности — Ниневию и Вавилон. На это последовал ответ:
«Ниневия, перевозчик, погибла и следа от нее не осталось; да и не сказать тебе, где она была…»
Археологи углубляются в развалины сгоревшего дворца.
Вот еще две небольшие комнаты, заваленные землею, мусором и щебнем. Пол их устлан толстым слоем битого кирпича. В него уходит нога выше щиколотки. Лэйярд поднимает один осколок, — на нем отчетливо виднеются какие-то письмена. Он поднимает второй, — и на нем клинописные знаки точно такие же, как на барельефах. Лэйярд поднимает наугад третий, четвертый, пятый обломок — они исписаны с обеих сторон. Это даже не обломки, а крохотные плитки — квадратные и прямоугольные, плоские и выпуклые. Бочкообразные цилиндры чередуются с табличками, похожими на сердце или маслину, светложелтые с темнокоричневыми, красные с почти черными. Это был сплошной пласт глиняных табличек разных форм, цветов и размеров, почти в полметра толщиною.
Всё же, пожалуй, в большинстве своем это обломки. Только маленькие таблички сравнительно хорошо сохранились, большие же разбились на множество кусков. Это ясно видно по причудливым линиям изломов.