— Ты о чем?
— Да об этой самой тележке. Бегает, как живая. И кто ее только придумал!
Стало совсем светло, и скала заиграла пурпурными и розовыми красками.
— Меня снимут с поста в половине десятого, — сказал часовой. — С этого момента никому не разрешается покидать помещение. Что вы там будете делать?
— Всякую всячину.
Я повернулся и увидел Боба. Он направлялся прямо ко мне.
— Ну и спектакль будет сегодня, правда, Боб?
— Точно, — ухмыльнулся он. — Дай‑ка закурить.
— Я что‑то не помню, чтобы ты раньше курил.
— Представь себе, редкий случай, когда курить предписывает медицина.
— Вот в последний раз любуюсь скалой, — сказал я, протягивая ему зажигалку. — А тебе ее не жалко?
— Ну–ну, любуйся. А мне нужно до испытания принять уколы. — Боб заторопился обратно к зданию.
— Все в порядке, — подходя, сказал Джейкс. — Решено пожертвовать тележкой. Через два–три дня пришлют новую.
Я посмотрел на часы. Половина восьмого. Становилось жарко.
— А правда, что будет вроде как землетрясение? — спросил часовой у полковника.
— Вы слишком любопытны. Знаете, что за разглашение военной тайны…
Я так и не расслышал, какое наказание полагается солдату за разглашение военной тайны. Крамм позвал меня завтракать.
В баре я взял яичницу с беконом и кружку молока. Когда я подошел к своему столику, Финн уже доедал свою порцию. Он взглянул на меня красными от бессонницы глазами.
— Знаешь, в такой день стоит помириться, — сказал я, пересаживаясь к нему.
Он молча взял свой стакан с молоком и отошел к окну. Значит, здорово обиделся!
— Право же, Финн, прости. Честное слово, это потому, что я был пьян. — Я подошел к нему и тронул за плечо.
Он резко повернулся и процедил сквозь зубы:
— Есть вещи, которых не прощают до гроба!
— Ну, пожалуйста, ударь меня, если тебе от этого станет легче.
— Плевал я на твой удар. Иногда слова бьют сильнее, чем кулаки.
Он залпом допил молоко и вышел. Что такого обидного я ему сказал?
— Мэг, что я наговорил вчера Финну?
Она посмотрела на меня усталыми глазами. Наверное, тоже не спала.
— С ним был нервный припадок. Вы вчера сказали ему что‑то относительно цены за убийство новорожденных.
— Ну и что же?
— Ночью ему позвонили и сообщили, что его жена родила сына.
Я поперхнулся молоком. Какой же я идиот!
— Сейчас же пойду к нему, извинюсь и поздравлю его…
— Уже поздно, — сказала Маргарэт. — Через минуту вы должны быть на месте.
Действительно, зашипел радиорепродуктор, и диктор бесстрастным голосом объявил:
— Операторам в течение тридцати секунд занять места у приборов.
— Когда испытания закончатся, я обязательно попрошу у него прощения, — сказал я, хватая Чикони за руку, как будто бы я был виноват и перед ней.
Она слабо улыбнулась.
— Хорошо, идите. Пора.
— Боб на месте? — спросил я, шагая рядом с ней по коридору.
— Боб всегда на месте.
5
Это были проклятые минуты. Цоканье хронометра по радио отдавалось где‑то в самом сердце. Диктор деревянным голосом объявлял число минут, оставшихся до взрыва. Когда останется одна минута, он будет называть число оставшихся секунд. Я сидел у окна и не мигая смотрел на оранжевую скалу, которая сияла на солнце, как святая. Если верить Библии, то над головами святых мучеников перед смертью вспыхивает сияние. Так оно было и сейчас. Я понимал, что сияние возникло оттого, что я слишком напряженно смотрел на оранжевую глыбу, и все равно она почему‑то казалась мне сверхъестественной. Стало чудовищно тихо, как будто бы кругом все вымерло. Только хронометр по радио неумолимо щелкал.
— Шесть минут… Пять минут…
Черт бы меня побрал за эту историю с Финном! Я вспомнил, что убийство новорожденного каким‑то идиотским образом связал со взрывом под скалой. Сейчас Финн так же, как и я, сидит перед окном на первом этаже, смотрит на скалу и думает… О чем он сейчас думает? Конечно, о своем сыне, и о скале, и о том, что я ему вчера сказал. От того, что я точно знал, о чем в эти минуты думал Финн, мне стало еще более противно.
Посмотрел на два огромных молчаливых счетчика импульсов на столе.
— Три минуты…
Я повернул тумблеры на панелях приборов. Вспыхнули зеленые лампочки. Сейчас приборы затрещат как сумасшедшие, подсчитывая количество смертоносных радиоактивных распадов в секунду. Интересно, что будет со скалой? Боб вычислил ее центр тяжести и рассчитал, что верхняя часть должна свалиться в нашу сторону. Основание скалы, растрескавшись, немного приподнимется над землей и затем скроется в глубине образовавшейся после взрыва полости. Боб рисовал мне на бумаге, как это будет.
— Две минуты…
Я никогда не думал, что у меня такие слабые нервы. Руки дрожали, когда я прикуривал одну сигарету от другой. На мгновение мне показалось, что подо мной затрясся пол, хотя диктор объявил, что до взрыва осталась еще одна минута. Дальше он начал считать секунды. Теперь я ничего не видел, кроме оранжевой скалы с голубым сиянием вокруг. С каждым ударом сердца сияние то расширялось, то сужалось. Вдруг мне послышалось, что счетчики импульсов затрещали, и я вскочил на ноги и тут же сообразил, что это из радиорепродуктора.
— Семнадцать секунд, шестнадцать секунд…
Что делает сейчас Финн? Боб? Мэг? Что они чувствуют? Чувствуют ли они то же, что и я, — роковую неизбежность гибели, конца света, смерти от неизлечимой болезни? Видят ли они ослепительное сияние вокруг одинокой скалы в пустыне?
— Пять секунд, четыре…
“Может быть, зажмурить глаза или отойти от окна?” — промелькнуло в голове. Но это была ничтожная, беспомощная мысль, которой я не мог повиноваться. Я застыл перед раскрытым окном и смотрел только туда, где скоро заворочается выпушенное по воле безумцев страшное чудовище…
— Огонь! — закричал диктор.
Я изо всех сил стиснул челюсть. “Огонь!” — как эхо, повторилось где‑то в глубине души. Вот сейчас, сию секунду. Еще одно мгновение. Мозг работал так быстро, что микросекунды, необходимые электрическому импульсу, чтобы добежать до скалы, вытянулись в минуты. “Огонь!” Качнулась скала? Нет, это только показалось. Задрожал пол? Нет. Затрещали счетчики? Нет.
Я уставился на горизонт. Ничего не изменилось. Затем из репродуктора послышалось:
— Я уже сказал “огонь”, сэр…
Голос у диктора был растерянным. Радио умолкло.
Я продолжал стоять у окна; сердце стучало, и в такт с его ударами я про себя повторял: “О–гонь, о–гонь…”
Но огня не было.
Из оцепенения меня вывел Крамм. Он появился внизу, прямо под моим окном. Вскоре к нему присоединились полковник Джейкс и парень в фиолетовом комбинезоне.
“Что‑то случилось!”
Я сбежал вниз и у двери столкнулся с Бобом.
— Штука не сработала? — крикнул я.
— Как видишь, — ответил он и улыбнулся.
Полковник Джейкс взволнованно объяснял:
— Сейчас проверят цепь замыкания, и эксперимент начнем сначала.
— А что, порвалась цепь? — спросил я.
— Да.
— А если она порвалась где‑нибудь под землей? — спросил Финн.
Лицо у него было возбужденное. Он бросил на меня быстрый взгляд, и я заметил, что его глаза не были такими злыми, как во время завтрака.
— Этого не может быть. Вчера вечером цепь проверяли.
Из шатра появились двое военных и быстрым шагом направились к полковнику.
— Можно вас на секунду, сэр?
Они отошли в сторону и вполголоса что‑то ему доложили.
— Это же скандал! — воскликнул Джейкс. — Кто крепил контакты на месте?
— Я. Лично я, — ответил лейтенант.
— Как же это могло случиться?
— Не имею представления.
— Значит, кто‑то после вас там был и все испортил?
— Там никого не было.
— Вы уверены, что контакты порваны именно там?
— Точно, — ответил лейтенант.
— Тогда нужно немедленно их исправить! Немедленно, понимаете? Иначе будет поздно. В течение часа мы должны покончить с экспериментом. Берите “джип” и в сопровождении сержанта Кули мчитесь туда. Разблокируйте внешнюю цепь.
— Слушаюсь, полковник!
Лейтенант круто повернулся и побежал к шатру, из которого уже выкатилась машина. Он на ходу вскочил в автомобиль… Но тут случилось невероятное. Прямо к автомобилю подбежал Боб и закричал:
— Стойте! Это бессмысленно!
Машина резко затормозила, обдав Вигнера густыми клубами пыли.
— В чем дело? — заорал Джейкс.
— Бессмысленно туда ехать… — кашляя, сказал Боб. — Если там появится хоть одно живое существо, бомба взорвется.
Воцарилась мертвая тишина. Все уставились на Боба. Он яростно кашлял, слезы текли из его глаз.
— Вигнер, повторите, что вы сказали! — потребовал Джейкс.
— Он сказал, что туда ехать бессмысленно. Если там появится хоть одно живое существо, бомба взорвется, — ответила за Боба мисс Чикони.
— Н–не понимаю… — промычал полковник.
Боб несколько раз приложил носовой платок к своему полосатому лицу и сказал совершенно спокойно, четко произнося слова:
— Теперь взрывной механизм устроен таким образом, что появление человека или любого другого живого существа на расстоянии пяти ярдов от бомбы вызовет взрыв.
Джейкс ухмыльнулся, подморгнул Бобу и обратился к Маргарэт:
— Мисс Чикони! Вам предстоит тяжелая работка. Парень не выдержал напряжения и того… — Полковник повертел пальцем у виска.
— Нисколько, полковник. Я совершенно здоров. Даже могу вам рассказать, как я это сделал. Вы, конечно, знаете, что ваша тележка вчера не вернулась…
— Что–о? Какое это имеет отношение?..
— Самое непосредственное. При помощи этой тележки я переделал взрывное устройство бомбы, вернее, заменил его совершенно другим…
6
Мы собрались в комнате Боба и смотрели на оранжевую скалу. Отсюда, с первого этажа, она казалась немного приподнятой над землей. Солнце освещало пустыню косыми лучами. Прямо перед нами под грибком стоял часовой и тоже смотрел в сторону скалы. Теперь в этой громаде было что‑то новое, сказочное, как будто бы она ожила и бросала вызов всем нам.