тепло. Каким-то образом лед оказался теплым.
Арис, должно быть, услышал ее. Все, от блеска в его глазах до восхищения, искривившего его губы, казалось маниакальным.
– Впечатлена? – поддразнил он, наверняка ожидая резкого ответа и подшучиваний, к которым они так привыкли.
Но вместо этого Блайт лишь прошептала:
– Да, – и погладила большим пальцем край скульптуры морозника. Красиво. Все вокруг было так восхитительно красиво. – Арис, это потрясающе.
Его лицо исказилось, словно он ждал, что она высмеет. Но когда он увидел, как скользят по полу юбки Блайт, пока она огибает перила, очарованная мельчайшими деталями, напряжение в его плечах спало.
Блайт задумалась, каково это – иметь возможность соткать целый мир собственными руками? Каково дать волю своему воображению, зная, что все невозможное в пределах досягаемости?
Это было действительно чудесно. И на долю секунды на его губах промелькнул едва заметный намек на улыбку. Не на самодовольную усмешку, а искреннюю улыбку настоящего Ариса.
Блайт не понравилась эта мысль, и она постаралась выбросить ее из головы.
– Сотворить одну комнату достаточно просто, но, конечно же, ты не сможешь добиться такого же великолепия во всем дворце?
– Великолепия? – Все еще купаясь в лучах ее похвалы, Арис ухмыльнулся и потер руки. – Ты еще не видела настоящего великолепия. Присаживайся, любовь моя. Мы только начинаем.
Блайт знала, что будет непросто, и все же она недооценила даже начальные этапы приготовления. Магия Ариса действовала так же быстро, как и его воображение. Однако шесть часов спустя Блайт узнала, что бо́льшая часть времени уходила не на сотворение чар, а на детали, необходимые для создания правдоподобной лжи.
Поначалу он отказался предоставить ей краски и мольберт, но, одержимая желанием поучаствовать, Блайт уговорила Ариса наколдовать ей блокнот, чтобы она могла набрасывать идеи.
– Нам понадобятся люди, – напомнила она, рисуя примитивный город, полный фигур. Блайт устала от трудной роли организатора этого проекта, которую сама на себя взвалила. Поначалу Арис не хотел ее слушать, но она настаивала на своем в течение нескольких часов, и в конце концов он сдался и позволил Блайт предлагать ему идеи. Или, по крайней мере, пытаться их донести – Арис не услышал и половины ее грандиозных замыслов, хмурясь и замечая, что ей нужно попрактиковаться в рисовании.
– Разумеется, нам понадобятся люди, – фыркнул Арис, глядя на ее работу. Пара сидела друг напротив друга на хрустальном полу. Блайт, скрестив ноги, согнулась над альбомом на коленях, в то время как Арис сидел, подтянув одно колено к груди и опершись на него локтем. Чай и бутерброды были поданы на волшебных тарелках. Блайт поглощала уже третью порцию. Как и следовало ожидать, это было одно из лучших блюд, которые она когда-либо пробовала. Кто бы мог подумать, что сэндвич с курицей, посыпанный поджаренным миндалем, может быть таким вкусным? Арис тоже съел несколько штук и молча наполнил тарелки, когда они опустели.
– И еще нам нужен город, – добавила Блайт с набитым ртом, помахивая перед ним своим альбомом.
Арис нахмурился, но Блайт не обратила внимания на его осуждение.
– У меня уже есть кое-что на примете. – Он отвернулся, более спокойный, чем обычно, не в силах быть столь же язвительным, что и раньше.
Они – поскольку Блайт решила, что она тоже участвовала в создании этого шедевра, – превосходно поработали за последние пару часов. На месте старой Вистерии возникло их временное жилище, Верена. Новый дворец был в два раза больше, и Блайт не раз ловила себя на мысли, что удивляется, как вообще возможно такое волшебство. В конце концов она поняла, что это находится за гранью ее понимания. Как бы она ни старалась и сколько бы лет они ни провели вместе, едва ли она когда-нибудь постигнет магию Ариса.
Конечно, не все созданное им было из льда. Покои, в которых предстояло остановиться ее отцу, были украшены ослепительными витражными окнами и бело-серебряной лепниной в виде корон на сводчатых потолках. Фантастические грифоны и единороги были вырезаны на нем так искусно, что можно было неделями разглядывать детали замысловатых узоров.
Здесь были узорчатые ковры и люстры из сусального золота со свечами, выраставшими из полураскрытых бутонов. Позолоченные рамы портретов были роскошными, а потолки нескольких комнат на нижнем этаже украшали великолепные росписи. Она не могла с уверенностью сказать, что именно там нарисовано – некоторые изображения напоминали ангелов, другие – цветы, где-то мелькали странные мифические чудовища, которые заставили Блайт задуматься, что же творится в голове Ариса. Также были и статуи. Бюсты людей с крыльями, что закрывали глаза, и гигантская бронзовая голова оленя. Среди прочего нашлась любопытная статуя кабана, поразительно похожего на того, что красовался на ее дверной ручке, и Блайт даже подумала, не дразнит ли ее Арис, но промолчала. В чем не было необходимости.
Дворец, который они с Арисом построили, казался обитаемым. Настоящим зданием, простоявшим столетия и собравшим множество произведений искусства, демонстрирующих королевское великолепие. Вистерия стала местом, в котором хотелось затеряться. Блайт могла провести неделю, исследуя одно крыло дворца, и все равно не увидеть все.
Арис спланировал свое творение до мельчайших деталей, так что получился настоящий шедевр. Наблюдая за тем, как он перебирает нити – несколько раз создавая, а затем переделывая расписной потолок, пока тот не получился таким, каким его задумал Рок судьбы, – Блайт узнала об Арисе больше, чем за те две недели, что провела с ним.
Касалось ли это еды, живописи, музыки или даже скульптуры, Арис признавал только лучшее. Сначала Блайт думала, что он просто привередлив. Но, судя по взглядам, которые он бросал на нее украдкой, или по тому, как раздувалась его грудь всякий раз, когда его творения вызывали восторг у Блайт, вскоре девушка поняла, что Арис заботится не только о себе.
Возможно, именно поэтому он разделял с ней трапезу и сотворил в столовой такой впечатляющий вид, даже когда остальная часть Вистерии превратилась в руины. Она думала, что Арис хотел поразить ее своей магией и, возможно, даже немного напугать. Но узнав его лучше, она поняла, что на самом деле Арис желал разделить с кем-нибудь все это великолепие. С человеком, который восхищался бы искусством и красотой и кто наслаждался бы всеми потрясающими вещами, которые радовали и его взор.
Возможно, Блайт удалось заглянуть в его душу, но в Арисе было еще столько всего, что ей предстояло раскрыть. Он был скрупулезен, и, рассматривая мельчайшие пылинки между двумя замороженными морозниками, она была очарована таким подходом к деталям.
– Ты любишь свою магию? – Блайт не знала, почему у нее вырвался такой вопрос. Возможно, она была поражена увиденным или несколькими мирно проведенными вместе часами. Возникли некоторые разногласия по поводу цвета краски, но в целом у них все шло на удивление хорошо.
Арис уже поднес бутерброд ко рту, но его рука застыла. Его реакция была столько незначительной, что Блайт почти усомнилась, не показалось ли ей, что плечи его напряглись, а спина выпрямилась и от былой расслабленности не осталось и следа.
– Ты пытаешься на что-то намекнуть? – Он снова говорил, защищаясь.
Блайт отвела взгляд и взяла себе еще один сэндвич. Она не торопилась с ответом, скрывая свое любопытство и неудержимое желание очистить его, как яблоко, и вгрызться в самые внутренности.
– Я ни на что не намекаю, Арис, – откликнулась девушка. – Просто в кои-то веки ты выглядел по-настоящему счастливым.
По лицу Ариса пробежала тень.
– Я нахожу огромную радость в творчестве, – сказал он наконец и нахмурился. – Я никогда не знал ничего, кроме своей магии. Она – часть меня, моей сущности.
– Но она не ты, – поправила Блайт. – Магия определяет то, кем ты являешься – Судьбой. Но ты гораздо многограннее своей работы.
Он издал тихий смешок.
– Боюсь, не все так думают. Люди боятся того, чего не понимают, и лишь немногие принимают свою судьбу. Ты не представляешь, насколько близко я знакомлюсь с их жизнями каждый день. И все же, несмотря на это, вы, люди, меня ненавидите. Хотя какое это имеет значение. Даже если бы вы меня полюбили, мой брат однажды все равно забрал бы каждого из вас из этого мира.
Впервые с момента создания во дворце стало холодно. Озноб длился всего несколько секунд, прежде чем Арис опустил голову, и Блайт увидела его – мужчину с портрета, такого молодого и по-мальчишески наивного, несмотря на свои годы.
Блайт поняла, что была права. Арис не хотел оставаться один, он желал разделить с кем-нибудь свою жизнь. Возможно, именно поэтому Вистерия оставалась такой пустой – чтобы не напоминать ему о великолепии мира, когда у него не было ни единой души, с которой он мог бы им наслаждаться.
– Что ж, – сказала девушка, слизывая миндальные крошки с пальцев, – я думаю, твои способности удивительны. Мне бы хотелось иметь такие же, только без прилагающейся к ним работы.
Просто удивительно, насколько расслабились плечи Ариса. Он с любопытством посмотрел на Блайт, радуясь ее словам, как будто она была дуновением ветра в жаркий летний день.
– Если это правда, то ты одна из немногих.
Непонятно почему, но Блайт потянулась вперед и положила ладонь на его руку, пытаясь унять эмоции, которые он так старался скрыть. Она действовала инстинктивно и не осознавала, что прикасается к нему, пока в ее груди не вспыхнуло пламя. Арис резко втянул воздух, но, прежде чем Блайт отстранилась, она оторвала взгляд от их рук и подняла голову, посмотрев мимо Ариса, не встретив его пристальный взгляд. Мимо переливающихся перил, туда, где краем глаза заметила мелькнувшие белые волосы.
– Блайт? – Голос Ариса звучал как-то отстраненно, сквозь смех и ту же мелодию, которая не давала ей покоя. У девушки закружилась голова, перед глазами все поплыло, а в висках запульсировала боль. С каждой секундой музыка становилась все громче, пока краем глаза она наблюдала, как Жизнь подобрала подол своего платья цвета слоновой кости и закружилась в танце.