На этот раз, когда Элайджа вошел во дворец, он выглядел гораздо более непринужденным, чем когда они покидали его ранее в тот день. Арис отправил слуг следом за ним, так что молодожены остались вдвоем с хором тяжело дышащих собак под сиянием восходящей луны.
Арис перегнулся через Блайт, чтобы одновременно схватить поводья и накинуть им на плечи толстое одеяло. Затем он вытащил две пары самых нелепых защитных очков и, не обращая внимания на протесты Блайт, надел их на них обоих.
– Ты выглядишь глупо. – Девушка нахмурилась, поправляя очки.
– Веди себя тихо и держись за одеяло, – скомандовал Арис, и Блайт едва успела ухватиться, шипя, чтобы он не указывал ей, что делать, прежде чем он дернул поводья.
Собаки напряглись и замерли, высунув языки и едва не срываясь с места от возбуждения, прежде чем броситься бежать. Блайт пошатнулась от толчка, но, учитывая тесные сани, ей некуда было деться, кроме как прижаться к груди Ариса.
Ледяной ветер хлестал по щекам и обжигал кожу, и хотя очки мешали обзору, она была благодарна за них. Как и за жар тела Ариса, когда обнаружила, что прижимается к нему. Девушка радостно рассмеялась, когда гончие обогнули дворец, направляясь к вечнозеленому лесу, который возвышался за ним. Арис притянул ее еще ближе, когда собаки ускорились и понеслись по заснеженной тропе, словно проходили здесь сотни раз.
Блайт открыла рот, чтобы что-то сказать, но поперхнулась, когда какое-то насекомое попало ей в горло.
– Я же просил тебя помолчать. – И тут уже Арис рассмеялся, его низкий смех разнесся у нее за спиной. Она прошипела в его адрес несколько отборных ругательств, но не призналась, что его смех согрел ее. Перед глазами все поплыло, снег исчез, а в голове возник странный образ.
Она видела сон наяву, который преследовал ее последние несколько месяцев, с той самой ночи, когда Сигна спасла Элизу. Перед ней возник мужчина, лицо которого она не могла разглядеть. Его обнаженное тело было горячим, а мир вокруг окутал туман, когда он издал звук. Это был не восторг, как у Ариса, а тихий, довольный стон, а затем мужчина усадил ее к себе на колени, прижимая к себе всем телом. Их губы слились, когда он приподнял ее за бедра, и его прикосновения были вовсе не нежными.
Блайт знала, что произойдет дальше, поскольку слишком часто грезила по ночам, и с трудом отогнала эти образы, чтобы все пошло своим чередом. Она вцепилась в стальные прутья саней, приказывая предательскому разуму выбросить эти пошлости из головы.
Она не имела ни малейшего представления, почему начала видеть такие сны, но они повторялись, по крайней мере, раз в неделю и неизменно заставляли ее ворочаться на простынях, пока по телу разливались жар и желание, поскольку она не могла от них избавиться.
Она пришла в себя, когда мир замедлился и Арис что-то прокричал у нее за спиной. Его голос звучал так, словно она была под водой. Собаки остановились возле одеяла, расстеленного под изгибом дерева. С ветки свисал фонарь, и Блайт посмотрела сначала на него, затем на Ариса, снимая защитные очки. Он уже расстегнул крепления саней, вылез и теперь протягивал ей руку.
Было так темно, что лес казался почти черным, а их дерево освещалось только фонарем и восходящей луной, свет которой просачивался сквозь редкие ветви. И все же, даже если Блайт не видела ничего, по спокойствию собак она поняла, что поблизости нет ни слуг, ни жителей Верены. И конечно, ее отца. Ни единой души, на которую нужно производить впечатление, и все же Арис, стиснув зубы, подвел ее к одеялу.
– Почему мы здесь? – Блайт спрашивала не с упреком, а с искренним любопытством. – Мы могли бы просто вернуться в Верену. Мой отец ничего не узнает.
– Отличная идея, если бы я верил, что он действительно спит.
Блайт села вместе с ним, с восторгом заметив, что на одеяле стоит корзина. Она никогда раньше не бывала на ночных пикниках, не говоря уже о пикниках в снегу.
Девушка плотнее закуталась в одеяло, пока Арис доставал из корзины кувшин с горячим шоколадом. Очевидно, не обошлось без волшебства, поскольку от напитка поднимался густой пар. Арис разлил его по двум чашкам, а затем достал бутылку с ликером и добавил немного в каждую. Протянув ей одну из кружек, он откинул крышку корзины, чтобы показать целый набор вкусностей: джемы, печенье, мясо, сыры.
Блайт прижала к себе чашку, пока мужчина раскладывал еду по тарелкам, сделала большой глоток и вздохнула, чувствуя, как шоколад согревает ее изнутри.
– Твой отец очень подозрительный человек. – Арис откинулся назад, опираясь на руку, и сделал большой глоток из своей чашки.
– Он имеет на это полное право, – откликнулась Блайт. – Пожалуйста, будь к нему добр, Арис. Я знаю, в душе ты именно такой.
Он хмыкнул и повернулся к деревьям, черты его лица смягчились в тусклом свете фонаря.
– Я не понимаю, почему тебя так волнует его мнение. Дети женятся и покидают семейные гнезда. Это естественно.
– Возможно, я бы чувствовала себя лучше, если бы не оставляла его совсем одного. – Блайт уставилась в свою кружку, дыша так глубоко, что пар окутывал ее лицо. – Мне кажется, дома что-то случилось, но отец не хочет говорить мне об этом. И я боюсь, что там что-то действительно серьезное, и ему никто не поможет. Общество состоит из стервятников, которые разорвут на части любого и скорее сдерут с тебя шкуру, чем протянут руку помощи. Они осуждают и отвергают. И мой брак с тобой, конечно, стал очередным поводом для злословия.
Арис вытянул шею и бросил на нее недоверчивый взгляд.
– Что плохого в твоем замужестве? Во всяком случае, ваша знать должна относиться к Элайдже лучше, зная, что он связан с королевской семьей.
– Королевская семья, – усмехнулась она. – То, что ты расхаживаешь, как павлин, с важным видом, едва ли идет ему на пользу. Скорее это сделало мою семью еще более уязвимой. Независимо от того, появляемся ли мы с тобой на вечеринках или как широко ты улыбаешься, когда я танцую с тобой, все это будет высмеяно. Возвращаюсь я домой одна или с тобой… они следят за всем. Все это еще можно вынести, когда тебе есть с кем разделить бремя. Но у моего отца никого нет. А мне лишь хочется, чтобы он жил в мире.
Арис нахмурился и сделал еще один глоток. Очевидно, он не задумывался об этом так же серьезно, как Блайт.
– Я не дам им повода обсуждать твоего отца, – сказал он наконец, и эти слова прозвучали мягко, как обещание. – Элайджа ничем меня не обидел и будет избавлен от любых трудностей, связанных с нашим соглашением, даю тебе слово.
Эти слова застали Блайт врасплох, но она сразу же почувствовала прилив благодарности. Но стоило девушке открыть рот, чтобы сказать об этом, как она резко чихнула, едва успев отвернуться. Чихнув еще несколько раз, Блайт шмыгнула носом, ее глаза покраснели и заслезились.
Арис скривил губы.
– Ты отвратительна.
– Боюсь, что я могла простудиться, – сказала она ему, в душе даже радуясь этому. Если она действительно заболела, это объясняло странные галлюцинации прошлой ночью. – Кажется, холодный климат не идет мне на пользу.
Арис не выглядел и вполовину таким же довольным, как Блайт.
– Стоило сказать мне, когда появились первые симптомы. Мы с тобой связаны, нравится нам это или нет. Мы можем провести годы, ссорясь и делая друг друга несчастными. Можем хранить секреты, спорить и никогда не выходить из Вистерии, потому что ненавидим друг друга. Или я могу свободно путешествовать и жить как пожелаю, позволив тебе присосаться ко мне и жить в тепле и изобилии, как паразиту. По-моему, это лучшее решение.
Она едва сдержала смешок, потому что Арис был прав в одном – если им суждено провести остаток жизни вместе, лучше не становиться врагами. Конечно, это не означало, что они должны симпатизировать друг другу. Он по-прежнему мог придумывать для нее обидные прозвища; ей даже нравилась его изобретательность. Но если мир между ними означал, что она сможет путешествовать, если ее дни будут проходить в прогулках по чудесным городам, а ночи на пикниках в зимнем лесу и без беспокойных мыслей о внешнем мире, то кто она такая, чтобы упускать такую прекрасную возможность?
– Если я почувствую, что теряю сознание, ты узнаешь об этом первым. – Блайт наклонилась вперед, чтобы достать из корзины тарелку и столовое серебро, вытирая нос рукавом. – Как бы мне не нравились наши споры, я с тобой согласна. При условии, что ты предоставишь мне нормальную постель и приведешь в порядок Вистерию на время нашего пребывания в поместье. И пока ты держишь свое слово и отпускаешь меня в Торн-Гров – я… попытаюсь быть вежливой. По крайней мере, обещаю не планировать твое убийство, пока ты спишь.
– Похоже, я заключаю выгодную сделку. – Его улыбка действительно была удивительной, он расточал красоту всюду, где находился. – Что ж, ладно. Я согласен на эти условия.
– Тогда мы договорились. – Удовлетворенная итогом разговора, Блайт вернулась к еде и взяла бисквит и апельсиновый джем. Однако, намазывая его в темноте, слишком резко махнула ножом и порезала ладонь.
Блайт выронила нож, выкрикивая ругательства, которые заставили бы устыдиться матроса. Она крепко сжала руку, по которой потекла кровь, а к горлу подступила тошнота. В одно мгновение Арис присел перед ней на корточки и схватил за запястье. И хотя Блайт хотелось прижать руку к груди и утонуть в боли, он действовал так решительно и властно, что она не смогла отказать.
– Мне нужен доктор, – пожаловалась девушка. – Придется накладывать швы, возможно, не меньше десяти.
– Моя игла гораздо лучше врачебных инструментов. – Арис по очереди разжал ее пальцы, которыми она зажимала рану, защищая ее. – Теперь дай-ка я посмотрю… – Он замер, уставившись на ее раскрытую ладонь. Блайт буквально окаменела от страха.
– В чем дело? – простонала она. – Все так ужасно? Я потеряю руку?
Арис закатил глаза.
– Сумасшедшая девчонка. Ты на все реагируешь так бурно?
– Прояви хоть немного сочувствия, я же ранена! – Блайт снова прижала руку к груди. – Иногда я гадаю, не сошел ли ты прямо со страниц жестокой сказки.