Спускаясь по лестнице, она заметила маленького лиса, непринужденно свернувшегося калачиком в кресле у теплого камина.
– Любишь тепло, да? – спросила девушка, но лиса лишь приоткрыла глаз и осмотрела ее, прежде чем снова погрузиться в сон. Блайт вздохнула, пройдя мимо зверя, и, как обычно, проверила окна, не утихла ли буря.
Разумеется, ничего не изменилось, и она задернула шторы, разразившись потоком отборных ругательств, как нельзя точно описывающих ее чувства по этому поводу. Но взглянув на входную дверь, Блайт застыла на месте, заметив, как поблескивает позолоченная ручка. Блайт приблизилась к ней, и у нее перехватило дыхание.
Это было невозможно. Тысячи золотых нитей обвивали дверь, защищая ее. Арис сказал, что она никогда не сможет ее открыть, ведь Вистерия была неотъемлемой частью его души. И все же отчаяние подтолкнуло ее вперед. Девушка оглянулась, ожидая, что Арис спустится по ступенькам и рассмеется над ее нелепой идеей. Но в коридорах стояла тишина.
Блайт повернулась к двери и, прислонившись к косяку, прошептала:
– Мне нужно, чтобы ты вытащила меня отсюда. – Она прижалась головой к дереву, стиснув зубы от боли, пронзившей ее безымянный палец, когда провела пальцами по ручке.
– Приведи меня в Фоксглав. – Блайт пробормотала слова, как заклинание, вкладывая в них всю силу надежды. Но когда девушка открыла дверь, ее встретил лишь порыв ледяного ветра. Она снова закрыла ее и крепче сжала ручку. – Отведи меня в Торн-Гров.
И снова в лицо ей ударил снег. Она захлопнула дверь, кипя от злости.
– В Бруд! – На этот раз она даже не смогла повернуть ручку, потому что кольцо обожгло кожу с такой силой, что она прижала руку к юбке.
– Ну и ладно! – Блайт ударила ладонью по раме, но тут же поморщилась от боли. – Мне все равно, гнилая деревяшка. Отправь меня, куда хочешь, только подальше отсюда! – Внезапно ее кольцо стало холодным. Блайт замерла, не смея дышать, когда золотые нити, оплетающие дверь, разорвались. Они не упали, а растворились в мерцании света, оставив ручку голой. Открыв дверь на этот раз, Блайт встретила не снежную бурю. Вистерия отправила ее туда, куда она меньше всего ожидала.
Сад матери разительно отличался от того места, которое она видела месяц назад, и стал почти неузнаваем.
Одна створка калитки раскрылась и раскачивалась на ветру. Ее скрип был единственным звуком, не считая хруста снега под ногами Блайт, когда она ступила на землю.
Похоже, хулиганы напали не только на «Грей».
Разрушения после пожара теперь составляли лишь небольшой фрагмент общей картины. В некоторых местах были вырыты ямы, и теперь повсюду валялись кучи земли.
Блайт шла босыми ногами по снегу, но не чувствовала холода. Она не ощущала вообще ничего, кроме бушующей в душе ярости при виде пустого пруда и надгробия матери – теперь разрушенного. Шаг за шагом Блайт приближалась к нему и опустилась на колени рядом с тем местом, где когда-то была могила. Дрожащими, обмороженными руками она откопала осколки камня, наполовину занесенные снегом.
У Блайт перехватило дыхание. Она не могла поверить, что кто-то решился разрушить такое священное место. Блайт все еще надеялась, что сад переживет трудные времена и однажды вновь зацветет. Надеялась, что трава и цветы покроют могилу матери, и это место будет жить вечно, скрытое от всех в глубине леса за Торн-Гров.
Блайт оглядела сад, сухие ветки и выжженную землю, где она обычно проводила дни, вдыхая запах кустов гиацинта. Каждую весну она ждала, когда зацветет волчий аконит и лягушки повылезают из своих укрытий, чтобы усесться на листья кувшинок.
Сейчас вокруг было тихо. Не было видно ни лягушек, ни аконита, ни гиацинтов. Тут были только сломанные ворота, разбитое надгробие и воспоминание о месте, куда Блайт никогда не сможет вернуться. Чем дольше она смотрела по сторонам, тем сильнее ощущала боль потери, заставлявшую ее дыхание участиться.
Ей хотелось, чтобы все было как прежде. Хотелось увидеть пышные цветы и насекомых, жужжащих у нее над ухом. Квакающих лягушек, на которых она потратила слишком много часов своей жизни, когда пыталась поймать их, пока они прыгали с берега на берег. Блайт закрыла заплаканные глаза, стараясь не думать о том, как теперь выглядит сад, и вместо этого погрузилась в воспоминания, представляя его весной в полном цвету. Она подумала о лаванде, которая вырастала выше ее, и о кустах жасмина, заставляющих ее чихать. Она мысленно представила сад, пока он не показался ей настолько реальным, что к цветам можно было прикоснуться.
И когда открыла глаза, так оно и было.
Плющ стелился по земле, скрывая остатки снега и пепла. Волчий аконит впился в кожу, царапая бедро с такой силой, что Блайт пришлось отступить, чтобы самой не стать частью сада. Должно быть, все это ей снилось, или она так и не выбралась из Вистерии, перегрелась и упала в обморок в луже собственного пота.
Не веря в происходящее, девушка ахнула, попятившись прямо в разросшийся куст пышных белых роз, полный шипов, царапавших кожу. На одном из порезов выступила капелька крови, и Блайт смотрела, как струйка стекает по ее локтю и падает на землю. В ту же секунду на том месте расцвел бутон морозника самого необычного серебристого оттенка, а когда Блайт осмотрела рану, та уже затянулась. Ни крови. Ни следа пореза. Только крошечный шрам в виде полумесяца, светлого, как ее кожа, который все еще побаливал от укола шипа.
Нечто подобное произошло во время пикника с Арисом. Только на этот раз она не сомневалась, что видела кровь. На этот раз все было реально.
Блайт отшатнулась, дрожа и пытаясь удержаться на ногах. Плющ под ногами продолжал расти и тянуться к ней. Это напомнило о том, что случилось в кабинете отца, когда из ниоткуда вылезли лозы, оплетая все на своем пути.
Снег, который всего несколько мгновений назад покрывал землю, впитался в почву, и на его месте расцвели цветы. Клевер стелился под ее босыми ногами, а мох пробивался на осколках надгробия к руке Блайт. Вся флора тянулась к ней, стебли изгибались, словно вытягивая шеи в поисках девушки.
Как будто… были частью ее самой.
Взгляд Блайт упал на морозник, выросший из ее крови, и мир вокруг покачнулся. Кожа покрылась испариной, пока она пыталась осмыслить увиденное. Это не было ни игрой ее воображения, ни сном. Посреди зимы действительно расцвел сад. А раны заживали так же быстро, как и появлялись.
Живот скрутило, к горлу подступила тошнота, но Блайт обхватила себя руками и крепко сжала. Она должна узнать правду. Должна удостовериться. Поэтому она наклонилась, положила ладонь на голый участок земли рядом с растущим клевером и представила цветок, которого никогда раньше не видела в саду матери. Первой на ум пришла вистерия. Она представила над могилой цветущее дерево, такое же сильное и крепкое, как то, что росло во дворце. И внезапно почувствовала, как корни дерева уходят в землю. Ствол становился все толще, переходя в ветви, которые покрылись белыми как снег лепестками.
Блайт потеряла равновесие и опустилась на землю как раз в тот момент, когда рядом с ней показалась лягушка и с кваканьем нырнула в растаявший пруд. Ей показалось, или по зеленой спине стекала кровь?
Девушка обернулась и увидела дерево, кору которого покрывали красные пятна, и растерзанные скелеты нескольких лягушек, которые лежали у основания ствола. Блайт с изумлением наблюдала, как кости, одна за другой, срастаются друг с другом и покрываются плотью. Вскоре жирные лягушки с кваканьем упали на землю, растерянно моргая, прежде чем тоже нырнуть в пруд.
На этот раз Блайт не смогла сдержать тошноту. Она едва успела пробежать пару метров, прежде чем опустошила содержимое желудка в куст лилий.
В течение многих месяцев она считала, что подобные странности – дело рук Сигны. Пробравшись в кабинет отца, она была опустошена потерей Перси и отчаянно надеялась, что произошедшее ей померещилось. Потом с лошадью, с Элизой и ребенком… Именно Сигна вела себя так, словно помогала им, но… Разве она не желала им исцеления, как и ее кузина? Разве не она потребовала, чтобы жеребенка вернули к жизни, а Элизу вылечили любой ценой? Разве она не прикасалась к ним?
Блайт увидела болезненное отражение Элейн в зеркале и излечила горничную одним прикосновением.
Именно она заставила дверь Вистерии – часть самой души Ариса – повиноваться ее приказу.
Последние месяцы ее мучили видения, которые больше походили на воспоминания, чем на сны.
И теперь, когда Блайт смотрела на куст вистерии, она понимала почему. Все это время Арис ошибочно видел свою бывшую жену в ее кузине…
Но ей оказалась Блайт.
Правда была тяжким грузом, который грозил ее раздавить. Девушка схватилась за горло, впившись ногтями в кожу, потому что не могла сделать вдох.
Она была той, кого искал Арис, не Сигна.
Она была Жизнью.
Глава 19
Блайт знала, что сегодня не вернется в Вистерию, даже несмотря на проклятое кольцо.
Удивительно, что ей вообще удалось выбраться из сада, не говоря уже о прогулке по заснеженному лесу. Не будь эти рощи ее вторым домом, она, возможно, никогда бы не нашла дорогу к поместью, явно не готовая к походу, особенно в сгущающихся сумерках. Блайт хваталась за каждое дерево, мимо которого проходила, чтобы хоть немного унять головокружение.
Мох появлялся у нее под ногами, покрывая все, к чему она прикасалась. Он рос под ее босыми ступнями, растапливая снег, пока девушка шаг за шагом приближалась к Торн-Гров. Добравшись до края леса, Блайт, тяжело дыша и покрывшись испариной, решила остановиться и передохнуть. Она не могла сказать, что именно к ней прилипло – мох или одежда, не в силах сосредоточиться и успокоить обострившиеся чувства.
Она чувствовала, как вибрирует земля под ногами. Как к ней тянется флора, которая мирно дремала зимой, ожидая пробуждения с первыми лучами весеннего солнца. Она ощущала, как корни бесплодных деревьев вытягивают соки из почвы. А еще тут были животные. Между ветвями порхали птицы. Волки рыскали в глубине леса, а зайцы суетились в поисках молодой коры. Казалось, даже муравьи, ползающие по опавшим листьям, были частью ее самой, и каждый их шаг щекотал ей кожу.