С каждым ударом сердце Блайт билось все быстрее, так что она начала задыхаться. Она не заметила, что голоса вокруг стихли, пока кто-то – как ей показалось, ее отец – не опустился на край кровати.
– Ты в порядке? – Вопрос прозвучал одновременно с вопросом Сигны. – Что случилось?
Блайт открыла глаза и обнаружила на лице Сигны знакомое выражение. Оно означало, что кузина нашла новую головоломку и отчаянно нуждалась в ее решении. Блайт выпрямилась, стараясь сосредоточиться на чем-то, кроме потолка. Даже тяжесть одеял напоминала ей о времени, проведенном в заточении, в паутине смерти, когда она задыхалась на своем шелковом ложе.
– Я в порядке, – удалось выдавить ей, хотя слова звучали прерывисто. – Наверное, переутомилась в последние несколько дней.
Или Соланин начала воплощать в жизнь свою угрозу.
У постели Блайт стоял чай, аромат которого поднимался струйками пара, вызывая тошноту. Стены давили. Комната была слишком тесной. Запах слишком знакомым. И обои… Боже, эти обои. Она пожалела, что пожар в библиотеке несколько месяцев назад не перекинулся на ее комнату, чтобы просто сжечь это помещение.
Каждый вдох был размеренным и полным отчаяния, как и предыдущий. Только когда Арис прошел мимо Элайджи и взял ее за руку, она почувствовала, как напряжение начинает спадать. Она сжала его руку в отчаянной попытке сбежать из этой комнаты и освободиться от воспоминаний о ней. Они переглянулись, и в глазах Ариса вспыхнуло понимание. Внезапно его руки скользнули под одеяло, и он поднял Блайт с кровати.
– Мы возвращаемся домой. – Он не стал тратить время на обсуждения. Ее сердце билось так громко, что она не услышала аргументов Элайджи. Только увидела, как Ангел смерти схватил Сигну за руку и оттащил ее назад, а потом прозвучал шепот Ариса: – Комната, в которой она чуть не умерла, явно не пойдет ей на пользу. При всем уважении я забираю свою жену домой.
Дом. При этом слове Блайт так долго представляла себе Торн-Гров. Почему же тогда ей хотелось только одного – вернуться в уютные покои Вистерии? Ощутить покой места, в котором до сих пор чувствовала себя чужой?
– Я свяжусь с вами завтра, – сказал Арис своему тестю, который все еще возражал, и направился к двери. – Мы будем рады принять всех вас, если пожалуете в гости.
Как бы сильно Блайт ни хотела заверить остальных, что с ней все в порядке, она не могла выдавить ни слова. Ей удалось только обернуться и умоляюще посмотреть на Сигну, с которой она все еще отчаянно хотела поговорить.
– Я приеду, – прошептала Сигна, поняв ее взгляд. – Как только ты поправишься настолько, что сможешь меня принять, я тут же приеду. Клянусь.
Блайт не нашла в себе сил, чтобы кивнуть, обмякнув от облегчения. Она прижалась к Арису, закрыла глаза и свернулась калачиком у его груди.
Хотя он демонстративно завернул ее в одеяло и усадил в карету, которая совершенно точно принадлежала не им, как только они оказались внутри и задернули шторы, Арис снова распахнул дверцу кареты. Только на этот раз перед ними предстали не встревоженные лица ее родных, а Вистерия.
Очень уютная, украшенная к празднику Вистерия.
Арис помог Блайт войти внутрь дворца, который приветствовал ее своей красотой. Теперь он был хорошо обставлен, но без льда и скульптур, как тогда, в Верене. Таким же он был в ночь бала, когда Блайт впервые здесь появилась. Мраморные колонны тянулись к красному потолку, увитому плющом с красными и золотыми лентами. С каминной полки свисал остролист, между его ветвями стояли высокие свечи, которые окутывали комнату дымкой янтарного света. Над камином висели три чулка – один голубой с серебряной буквой «Б», другой золотой с буквой «А» и последний красный чулок, на котором она с трудом различила еще одну букву «Б», рядом с которой был маленький отпечаток лапы с золотой строчкой.
– Ты выделил лисе чулок? – недоверчиво спросила Блайт.
– А почему бы и нет? – Арис вытянул шею, как будто вопрос его удивил. – Бисти – часть нашей семьи.
– Бисти? Ты назвал ее Бисти?
– Я подумал, тебе понравится, если ее назовут в твою честь.
Блайт впервые обнаружила, что у нее нет ни малейшего желания возражать. Свернувшись калачиком на своем любимом кресле у пылающего камина, лиса так довольно сопела, что Блайт не могла удержаться от смеха, признав поражение. Ухватившись за подлокотник своего кресла, чтобы не упасть, она опустилась на подушку и позволила теплу наполнить тело. Огонь больше не задыхался и не боролся за жизнь. Он пылал, гордый и мощный, когда она протянула к нему ноги. Неудивительно, что лисе так нравилось это место.
– Ты самый нелепый человек, которого я когда-либо встречала. – Возможно, это был величайший комплимент, который Блайт ему сделала, и Арис явно наслаждался моментом. Он накинул одеяло ей на плечи и устроился рядом, двигаясь чуть медленнее, чем обычно. Менее уверенно.
Перед каждым из них появилось по чашке чая, и Арис положил в свою несколько ложек меда. В отличие от чая в Торн-Гров аромат этого чая оказался удивительно приятным даже для ее расстроенного желудка.
– Я хочу знать, все ли с тобой в порядке, – сказал он ей, постукивая ложкой по фарфору, чтобы смахнуть капли. – И надеюсь на правдивый ответ.
– Я бы предпочла поговорить о чем-нибудь другом. – Отставив чашку чая, Блайт поглубже закуталась в одеяло.
– А я бы предпочел никогда не обсуждать свои чувства, – парировал Арис. – Но, к сожалению, мы женаты и обязаны вести подобные разговоры.
Она нахмурилась, желая спрятаться в своем коконе. Если придется обнажить душу, она потребует того же взамен.
– Тогда расскажи что-нибудь сокровенное о себе, и я сделаю то же.
– Сокровенное? – Арис откинулся на кресле, чашка с блюдцем парила перед ним. Блайт больше не приходилось щуриться, чтобы разглядеть золотистые нити, на которых они держались. Они горели так ярко, что она задумалась, что произойдет, если протянуть руку и коснуться одной из них.
Арис погладил подбородок, закинул ногу на ногу и устроился поудобнее с грациозной непринужденностью, отчего сердце Блайт сжалось при виде знакомых движений. Она тут же вспомнила еще дюжину случаев, когда он сидел вот так, расстегнув рубашку и обнажив шею, опершись на подлокотник и подперев голову кулаком.
– Я согласен на такую сделку, – наконец сказал он. – Но только если ты начнешь первой.
Блайт скользила взглядом по его стройному телу, венам на предплечьях и изящной впадинке на шее. Ей потребовалось слишком много усилий, чтобы отвлечься. Она поерзала в кресле, почувствовав предательский жар внизу живота.
Почему, ради всего святого, она так на него реагировала?
– Я продолжала жить в той комнате в Торн-Гров даже после выздоровления, но теперь начинаю задаваться вопросом, может я ненавидела ее все это время, – начала она, удивленная тем, как легко дается признание. – Когда я переехала сюда, мне казалось, что я скучаю по дому, но теперь понимаю, что тоскую только по его обитателям. Вернуться в ту комнату было все равно что вернуться в кошмар, из которого я только что вырвалась. Кошмар, в котором я лежу на той кровати, смотрю в потолок, а потом на обеспокоенные лица родных, которые гадают, не умру ли я… Я рада, что ты привез меня домой, Арис. Рада, что ты вытащил меня оттуда.
Она взяла чашку с чаем голыми руками, обхватив пальцами фарфор, просто чтобы сосредоточиться на твердом теплом материале. На чем-то реальном.
Арису хватило одного взгляда, чтобы заметить ее крепкую хватку, и внезапно огонь в камине разгорелся сильнее, окутывая волнами тепла ее напряженное тело.
– Я больше не буду пытаться выжить тебя из Вистерии. Когда ты ушла, я почувствовал облегчение. Я думал, что рад тому, что мне больше не придется заботиться о тебе или гадать, стоишь ли ты за моей дверью, готовая наброситься на меня, как только та откроется. Но, к моему удивлению, твое отсутствие породило в моей душе совершенно неожиданные чувства.
В своей бесконечной жизни я заключил тысячи сделок, – продолжил он, поднимая руку так, что полоска света на его пальце отразила свет камина. – Но ни одна из них не повлияла на меня так сильно. Сколько бы судеб я ни соткал, я никогда не видел свою собственную. Но я не верю в совпадения, Роза, и после всего, что случилось, мне хватает ума понять, что наши жизни переплетены. Я тысячелетиями наблюдал, как люди борются со своей судьбой, и не собираюсь поступать так же. Мы связаны, ты и я.
Кровь застучала в ушах, мысли перепутались. Они были не просто связаны, но, по мнению Ариса, именно Сигна использовала силы Жизни. А она была слабой. Хрупкой и нежной, как самый обычный человек. Так с чего бы ему вообще ожидать от нее той мучительной силы, которая даже сейчас бурлила в ее груди?
– Я устала убегать, – призналась Блайт, отставляя чашку с чаем в сторону. Если ей хотелось получить ответы – о самой себе и проблеме, которую требовала исправить Соланин, – то лучше остаться в Вистерии и пробудить все воспоминания. И конечно, была еще одна, гораздо более весомая причина, по которой Вистерия казалась ей самым уютным местом на земле.
На губах Ариса появилась улыбка. Он поднялся на ноги и протянул ей руку.
– Рад это слышать. Ведь я подготовил тебе подарок.
Глава 24
Блайт следовало быть более расстроенной своим нынешним положением. Она, конечно, предпочитала ходить самостоятельно, но все же не протестовала, когда Арис подхватил ее на руки, и юбки почти волочились по полу, когда он прижал ее к своей теплой груди.
Приходилось признать, ее муж был очень галантным мужчиной. А еще от него приятно пахло – пряными яблоками и вистерией – и только поэтому она не потребовала, чтобы он опустил ее на пол. А также потому, что подъем на второй этаж казался весьма утомительным.
Арис бросил мимолетный взгляд на портрет в натуральную величину, когда они проходили мимо, и помрачнел, посмотрев на дверь кабинета. Несколько секунд, и грусть исчезла, и они продолжили путь мимо бального зала и дальше по левому коридору. Блайт казалось, что именно он вел к покоям Жизни. Правда, на этот раз в коридоре не было панелей цвета слоновой кости и клумб, которыми был вымощен путь. Он был совершенно пуст, если не считать внушительной двери из белого дуба с перламутровой ручкой.