Блайт хотела возразить. Потребовать, чтобы Мила дала готовые ответы и не тратила ее время. Но чем глубже вопрос проникал в сознание, тем сильнее ответ обжигал язык.
– Мертвые, – прошептала она. – Вот что Соланин имела в виду, когда говорила о лошади. Мне нельзя воскрешать мертвых.
– Как бы сильно этого ни хотелось. Стоит нарушить это правило, и тут же начнется Хаос.
Хаос. Она должна была догадаться, кто такая Соланин.
– И что, Хаос хочет, чтобы я убила лошадь? Забрала жизнь, которую дала? – Блайт фыркнула. – Да жеребенок даже не успел умереть.
Мила закрыла глаза, ее вздох вызвал порыв ветра, который прошелся по деревьям, заставляя листья затрепетать.
– Я не могу сказать больше того, что ты уже знаешь. Хаос появляется, как только в природе нарушается равновесие, а ты должна уважать баланс мира как никто другой. Все живущие когда-нибудь умирают.
Краем глаза Блайт заметила еще одно странное существо, мир озарила золотая вспышка, и она поняла, что ее мысли вернулись к Арису. Сидел ли он в своем кабинете с иголкой в руке, создавая судьбу души, которую Жизнь только что извлекла из земли? Сможет ли он дать ей ответы, недоступные Миле?
– Знаешь, он ведь ищет тебя, – сказала Блайт женщине. – Уже очень долго.
– Знаю. – Мила потянулась, чтобы снова взять руку Блайт. В ее ладонях была земля, и Блайт поняла, что прежде не осознавала всего могущества этой женщины. Ее руки не были нежными ручками благородной леди. Напротив, они были сильными и мозолистыми, достаточно властными, чтобы пожатие привлекло внимание Блайт к огню, горевшему в глазах Жизни. – Вот почему я рада, что он наконец-то нашел нас.
Улыбка Милы была просто чудесной, ослепительной, как сам свет, и от нее невозможно было отвернуться.
– Я больше не стану тебя беспокоить, – пообещала Мила. – Но это не значит, что исчезну. Можешь быть спокойна, зная, что я всего лишь малая часть тебя, у которой были столетия на то, чтобы учиться и развиваться, пока душа принадлежала только мне. Жизнь, которую проживешь ты, отличается от моей. Я – твое начало, а ты – мое будущее. Мы разные, Блайт. Но истории свойственно повторяться, и ты не можешь этого допустить. Ты должна исправить случившееся. – Ее голос стал приглушенным, и только тогда Блайт заметила, что Мила расплывается, растворяясь в лучах света.
– Какой истории? – возмутилась Блайт. – Если хочешь, чтобы я поняла, тогда не говори загадками! – Но было уже слишком поздно. Мила больше ничего не сказала, а Блайт снова вернулась к реальности.
Глава 26
Когда Блайт открыла глаза, то все еще чувствовала под ногтями запекшуюся грязь. Она в панике вскочила с дивана; ей казалось, что сотни крошечных насекомых ползают у нее внутри, спрятавшись под кожей.
Ее библиотека была все той же – местом безмятежных грез, где дождь барабанил в окно, а мощный камин боролся с зимним холодом. И если бы не испачканные землей пальцы, она решила бы, что их с Милой беседа была просто сном. По правде говоря, ей этого хотелось. Какой бы приятной ни была Мила, Блайт не могла смириться с мыслью, что разговаривала с призраком. Как Сигне удавалось жить с этим каждый день, было выше ее понимания.
Блайт попросила комнату создать реку, отливающую серебром в лунном свете, и вымыла в воде руки, прежде чем поспешить на поиски Ариса. На это не ушло много времени – он оставил дверь в кабинет приоткрытой.
Тихими шагами Блайт приблизилась к портрету Жизни. Она, должно быть, проходила мимо него сотни раз, но только сейчас почувствовала холод воды на коже женщины и вспомнила, как пруд теребил ее платье. Несмотря на уверенность в том, что она больше не спит, жужжание насекомых напрягало слух, и Блайт не могла заглушить звуки, похожие на тихое фырканье лис и шорох кустов позади.
Когда Блайт внимательно всмотрелась в портрет, она поняла, что на нем изображена не только Жизнь. Арис прятался в тени деревьев, и Блайт услышала его голос, дразнящий ее из глубин воспоминания. Она так погрузилась в него, пытаясь разобрать слова, что чуть не пропустила его голос, обращенный к ней в реальности.
– Итак, мертвые пробуждаются, – произнес Арис. Его голос был необычно хриплым. – Входи, Роза. Я хочу тебе кое-что показать.
Он вернул ее в настоящее. И она уже не чувствовала, как вода окутывает ее по пояс, а только полированный мрамор под ногами. Блайт уперлась в него пальцами ног в тапочках, чтобы устоять. Воспоминание Жизни ускользнуло от нее так же быстро, как и появилось, подобно падающей звезде.
Переступив порог, Блайт заставила себя перебороть усталость. И хотя девушка знала, что удивляться не стоит, все равно на мгновение усомнилась в реальности происходящего. Ибо как еще можно было объяснить фабрику, которая скрывалась за портретом?
Вероятно, подумала девушка, точно так же, как библиотеку со звездным потолком и окнами с вечно унылым небом. Она сомневалась, что настанет такой день, когда она увидит творение Ариса и ничего не почувствует. Когда перестанет считать его разум поистине невероятным.
Блайт последовала на его голос, ныряя под ряды гобеленов, свисающих с движущихся нитей. Пробираясь сквозь них, она задела в тусклом свете ковер и раскинула руки, чтобы удержать равновесие, но ее подхватили тысячи золотых нитей, прежде чем она успела упасть лицом в одно из его творений.
– Аккуратнее, – тихо произнес Арис у нее за спиной усталым голосом. – Тебе лучше к ним не прикасаться.
Он был одет гораздо свободнее, чем при их последней встрече, верхние пуговицы рубашки расстегнуты, а рукава закатаны до локтей. На воротнике осталось пятно красной краски, заставившее ее покраснеть при воспоминании о том, как оно туда попало.
– Что это за место? – спросила Блайт, когда нити отпустили ее, растворившись в косом луче света.
– Сюда приходят души, чтобы сплести свою судьбу. – Он жестом пригласил девушку пройти вперед, лавируя с грацией человека, который ходил по этим лабиринтам тысячу раз. Блайт изо всех сил старалась не отставать, поворачивая голову то в одну, то в другую сторону, и с любопытством высматривая души. В комнате не было прохладно, как обычно в присутствии Ангела смерти или призрака, но она не увидела крошечных существ из глины, подобных тем, которых создали они с Милой.
– Я не вижу никаких духов, – прошептала Блайт, не желая их обидеть, если они все-таки здесь. Арис рассмеялся.
– Не так буквально. Эта комната наполнена моей магией. Даже когда я не держу иглу в руках, судьбы не перестают сплетаться. Это преимущество моих способностей и, полагаю, способностей мне подобных. Независимо от того, где мы находимся и что делаем, пока мы существуем, в мире сохраняется должный порядок вещей.
Это, по крайней мере, отвечало на вопрос о ее собственных силах. Само собой разумеется, что если у Судьбы и остальных есть предназначение, то и у Жизни оно должно быть. Но Блайт прожила двадцать один год, даже не подозревая о своих способностях. Она никогда не создавала жизнь своими руками, и до недавнего времени даже мельком не видела душу человека. Она не понимала еще миллион вещей, но, по крайней мере, почувствовала облегчение, получив хоть один ответ.
Она снова взглянула на гобелены, появлявшиеся бог знает откуда. Каждый из них поначалу был пустым, но постепенно набирал красочные стежки. А на противоположной стороне строчки распускались нитка за ниткой, пока гобелены не оказывались голыми. Блайт задумалась, куда же исчезают нити, пока смотрела, как те падают на пол и тут же исчезают.
Стоило отдать Арису должное – процесс был организован тщательно.
Какой бы странной ни была эта фабрика, ее работа завораживала Блайт. И хотя она старалась держаться поближе к Арису, все равно отвлеклась на сияющие нити и подошла к гобеленам поближе, отчаянно желая понять истории, которые они предсказывали. Девушка протянула палец, чтобы провести по нитям, не отдавая себе отчета в том, что делает, но Арис перехватил ее руку, прежде чем она успела коснуться ткани.
– Такая же любопытная, как всегда, – беззлобно заметил он. – Борись с искушением. Если прикоснешься к этим нитям обнаженной кожей, то словно окажешься внутри чужого тела и проживешь всю его жизнь за считаные секунды.
– Секунды? – Блайт отдернула руку и прижала ее к груди, словно не доверяя самой себе. – Как такое возможно?
– Как и все, что ты видишь вокруг, а именно – понятия не имею. Тут пройдет всего несколько секунд. Но ты ощутишь каждое мгновение, каждый вздох, всю боль, глубину души этого человека. И когда снова станешь собой, то почувствуешь себя потерянной в собственном теле.
Блайт стиснула зубы, прижав руки к бокам.
– И это ты делаешь каждый день? – От ужаса ее голос дрогнул. – Вот так исчезаешь? В другую жизнь?
На губах Ариса появился намек на улыбку.
– Только когда приходится ткать гобелен вручную. По крайней мере, в некотором смысле. Я стал лучше осознавать, что это не мое тело или воспоминания, что я создаю судьбу, а не проживаю жизнь. Тем не менее, уверен, теперь ты понимаешь, почему я предпочитаю разнообразие.
Так и было, хотя Блайт с трудом могла смириться с мыслью, что ее поймали в подобную ловушку. Она всегда знала, что Арис обладает большей властью, чем можно было представить, но прожить столько жизней… быть таким разным человеком и при этом оставаться верным себе. Девушка не понимала, как после всего ему удавалось оставаться собой.
Они подошли к письменному столу в дальнем конце комнаты. На нем лежало то, что, вероятно, должно было быть еще одним гобеленом, хотя по сравнению с остальными он выглядел отвратительно – изуродованный и обтрепанный по краям.
– Это нормально? – Блайт наклонилась, чтобы получше рассмотреть монстра. Если другие гобелены начинались серебряной нитью и заканчивались черной, то в этом было все наоборот. И, что самое странное, только первый стежок был черным, за ним сразу следовали серебристые. Даже пока гобелен лежал на столе, новые стежки сплетали ряды. И все же каким-то образом казалось что он больше не растет.