Прибывшим создали все условия для работы: набрали штат помощников, подготовили кабинеты для интервьюирования и обработки материалов, обеспечили жильем и питанием. Все было сделано не хуже, чем в свое время у Р. Гелена, организовывавшего работу с советскими военнопленными.
Еще до приезда гарвардцев люди из Мюнхенского института под началом Яковлева уже сделали немало: установили необходимые контакты в лагерях беженцев, создали картотеку на лиц, которых предполагалось опросить; в ней в основном фигурировали люди, имевшие определенный образовательный ценз и специальность.
Работа была организована четко: респондентов привозили в институт, расселяли, и в течение двух-трех дней с ними беседовали, используя вопросник. Скоро поняли, насколько медленно движется дело. И тогда выбрали другой вариант опроса – письменное заполнение анкет. Это можно было делать уже не в Мюнхене, а прямо в лагерях беженцев. Опрашиваемым, конечно, платили за заполнение многостраничных анкет, за информацию, которой они делились (в месяц это обходилось в 20 585 долл.). Это уже был американский стиль – оплачиваемые опросы.
К апрелю 1951 г. работа была выполнена. После тысяч часов бесед с советскими беженцами собранные материалы отправились в Гарвард для научной обработки [265] . Предстояло обсчитать 13 000 анкет, в том числе почти 10 000 – письменных. Началась аналитическая работа – сопоставления, поиск зависимостей, подготовка отчетов. Но ставка делалась на машинную обработку информации (тогда в США уже использовали для этого электронно-вычислительные машины IBM).
Сенсация «Гарвардского проекта»
К сентябрю 1951 г. появились первые результаты исследования. Они потрясли всех – и военных, и ученых.
Да, Сталина называли жестоким, безжалостным, кровожадным тираном, воплотившим все зло, которое творил НКВД. Но при этом у людей он вызывал уважение, основывающееся на страхе.
Да, коммунистическую партию следовало призвать к ответу за преступления режима, но рядовых коммунистов трогать не следовало.
Да, ежедневная советская реальность демонстрировала низкий уровень жизни, постоянное вмешательство государства в личную жизнь граждан, репрессии, раскол общества на «народ» и «власть». Но режим был стабилен. Несмотря на явную неудовлетворенность жизнью, уровень нелояльности режиму у советских людей был крайне низким. Даже репрессии не влияли на положительное отношение людей к стране.
Особо удивляло то, что молодежь была более просоветски настроена, чем старшее поколение. Молодежь защищала советскую систему, демонстрируя образцы массового патриотизма. О настроениях советской молодежи предупреждал и Р. Гелен, когда в начале 1942 г. готовил доклад для германского Генштаба о советских людских ресурсах. По его оценкам, выходило, что в СССР почти половину населения составляли люди моложе двадцати лет. Это означало, что среди людей, призванных в СССР на военную службу, молодежь составляла половину. А в Германии среди призванных только треть можно было назвать молодыми людьми.
Что следовало из рассуждений Гелена? А то, что именно молодое поколение выиграло войну с Германией, ибо начиная с 1942 г. молодежь составляла основу Красной армии, а в идейном отношении это было самое закаленное поколение – продукт сталинской эпохи. Молодежь была верным сторонником режима. Молодые красноармейцы были более стойкими, проявляли большую страстность в бою. Немецкие оккупационные власти и служба безопасности (СД) скоро поняли эту ситуацию. Некий гитлеровский чиновник Хуземан в своем донесении в Берлин о политическом положении в Белоруссии сообщал [266] :
«Люди старшего поколения более доступны, и если они разговаривают один на один, выражают ненависть к старой большевистской системе… Самая опасная возрастная группа – 17–21 год. Она заражена на 99 процентов, и ее следует вычеркнуть из списка живых. Наибольшей ошибкой было бы организованно собрать население этого возраста и воспитывать его… таким образом были бы выращены только банды заговорщиков… Застигнут – расстрелян! Судебное разбирательство излишне».
Удивительно, но в отношении советской молодежи расчеты Гелена, наблюдения немецкого чиновника и выводы гарвардских социологов сошлись: в лице подрастающего поколения советская система имеет явную и все возрастающую поддержку. А такой вывод никак не прогнозировался [267] .
В целом, как убедились исследователи, активное сопротивление советскому режиму отсутствует и никто этот режим свергать не собирается. Режим умел так воздействовать на людей, что парализовал возможные попытки сопротивления. Это делалось как посредством создания системы управления народным хозяйством, наукой, образованием и культурой, посредством государственного контроля над прессой, радио, кинематографом и театром, так и с помощью многочисленных агентов органов безопасности, информирующих о настроениях людей.
Главный вывод, на котором настаивали исполнители «Гарвардского проекта», – в Советском Союзе массы не только не настроены на активное противодействие власти, социалистическим идеям, но, наоборот, поддерживают основные принципы Советского государства, являющегося тоталитарным. Для ЦРУ был сделан отдельный вывод: бороться с существующей властью в Советском Союзе никто не будет [268] .
Результаты исследования оказались во многом неожиданными и даже шокирующими. Становилось ясно, что по отношению к Советскому Союзу применение силы, нанесение ядерного удара не вызовет массового восстания против социалистического режима. Народ против власти не пойдет. Такой удар еще больше сплотит общество и систему, мобилизует на отпор агрессору.
Нужны были иные методы разрушения советского социалистического государства. Чем завоевать людей, гордых победой над гитлеровской Германией и не избалованных уровнем жизни, свободой? Об этом думали не только в ЦРУ, айв «RAND Corporation», в советологических исследовательских центрах.
Наиболее оригинальными оказались социологи, которые предложили воздействовать на советских граждан демонстрацией западного качества жизни. Они исходили из того, что уровень жизни и организации быта в СССР в тот период (1945–1951 гг.) был несопоставим с уровнем жизни в странах Запада. Когда Красная армия, добивая фашистов, вошла в Европу, солдаты воочию увидели другую, западную жизнь. Увидели ее и сотни тысяч граждан, угнанных на работу в Германию. И в их мировоззрении что-то изменилось. Поэтому в СССР усиливалась антизападная пропаганда. Хотя главной причиной ее была угроза военного конфликта, американского ядерного удара.
Американские социологи стали предлагать варианты воздействия на советских граждан с целью изменения их ценностных ориентиров. Скоро определили и самое уязвимое место в советской системе. Это было различие между военно-промышленной культурой и культурой жизни и быта людей. Отсталость советского быта, низкое качество жизни народа стали основной темой западной пропаганды. Средства массовой информации того времени уже имели возможность проникнуть за «железный занавес». В передачах радиостанции «Голос Америки» можно было рассказать об уровне западной цивилизации, о качестве жизни людей западного мира. Тогда-то и обратились к социологической пропаганде – образом жизни, предметами быта и т. п.
Именно тогда американский социолог Д. Рисмен написал очерк в стиле социальной фантастики, название которого можно перевести как «Нейлоновая война» (1951). В нем он предложил весьма оригинальный способ сокрушения Советского Союза. Согласно его сценарию, тысячи американских бомбардировщиков должны были бомбардировать советские города… потребительскими товарами. 600 самолетов полетели в Ростов-на-Дону и еще 200 – во Владивосток. Они сбросили 200 000 пар нейлоновых чулок, 4 000 000 пачек сигарет, 10 000 наручных часов и т. д. «Этого оказалось более чем достаточно, чтобы вызвать волнения, когда жители рванулись делить товары. Через несколько часов после падения первых свертков дороги к городам – объектам бомбардировки были блокированы. Пришлось возвести на пути к ним баррикады и объявить, что слухи о происходящем – ложь» [269] . Пропаганда вещами оказалась сильнее пропаганды словом.
Потом объектами «бомбардировок» стали Одесса, Якутск, Смоленск и другие города. Советские домохозяйки собственными глазами увидели американские газовые плиты, холодильники, одежду, игрушки. Кремль был вынужден изменить свою линию поведения и, забыв о прежних опровержениях, сообщил о «налетах», но оценил их отрицательно. Толпы людей в разных городах ожидали очередной партии товаров, что привело к снижению производства в среднем на 3 процента в месяц. Наконец, «русский народ без громких слов потребовал платы за сотрудничество с режимом. Цена – „товары вместо пушек“». Советские заводы, поставленные в трудное положение операцией «Изобилие», не могли обеспечить и товары, и оружие, не говоря уже об обеспечении военных операций. Разведка доложила: производство танков сокращено на 25 процентов, пушек – на 75 процентов… Рисмен сочиняет историю о том, как стиральные машины, способные конкурировать с американскими, пойдут с конвейера громадного завода «Красный Октябрь» после того, как его директор будет расстрелян за то, что утверждал: «На конверсию потребуется более двух лет!». Рисмен выдумал массу забавных эпизодов этой «товарной» войны, включая выброску на парашютах 150 джипов на Красную площадь, и предрек победу Соединенных Штатов Америки.
На самом деле качество жизни в стране, называвшейся СССР, начало меняться спустя несколько десятилетий. И в этом есть заслуга западной социологической пропаганды. В течение сорока лет в Советском Союзе так и не был ликвидирован разрыв между военно-промышленной культурой и культурой жизни, адекватной современному уровню западной цивилизации. Государственная система «работала» не на ликвидацию этого разрыва, а на достижение паритета между советской военно-промышленной культурой и западной. И пропаганда в СССР настраивала население жить и работать в условиях противостояния государств в военно-промышленной сфере.