Иными словами, само наше геополитическое положение предопределило высокую степень конфликтности с Западом. И не мы ее выбрали. Все было бы иначе, если бы западный альянс пошел по пути создания нейтральных государств в Восточной Европе (такая идея в свое время высказывалась); если бы такие страны, как Чехия, Словакия, Венгрия, присоединились к Австрии в качестве нейтральных государств, создав пояс стабильности в Центральной Европе; если бы в НАТО исходили из того, что включение в альянс прибалтийских государств — это серьезный провокационный момент для России, создающий напряженность в силу одного лишь появления натовских структур на наших границах; наконец, если бы НАТО ограничилось тем, что дало бы этим странам гарантии безопасности, не включая их в свой состав. Иными словами, если бы Западом проводилась такая мудрая, сдержанная политика, подобного столкновения удалось бы избежать. Но на Западе, и прежде всего в США, господствует логика экспансии и доминирования. В этих условиях конфликт был неизбежен.
Хочу подчеркнуть, что Россия не пытается «перехватить» у НАТО зоны, являющиеся сферами влияния альянса, — она лишь реагирует на постоянную экспансию этой военно-политической организации. Китай может позволить себе роскошь напрямую не схлестываться с США, поскольку Запад не угрожает его границам, точнее, новых угроз за последние десятилетия не появилось, нет враждебного продвижения к китайским границам, не создаются военно-политические альянсы, которые бы окружали Китай. В нашем же случае крупнейший в мире военно-политический альянс занимается тем, что пытается усилить свои позиции за счет российской безопасности, вынашивая цель побудить Россию к вынужденному подчинению (в условиях ее отказа от подчинения добровольного). Это и является главной причиной, по которой нам исключительно сложно принять стратегию Китая, уклоняющегося от прямой конфронтации с США и их союзниками.
При этом подчеркнем: по ряду вопросов, где у Пекина и Вашингтона разные позиции, Пекин жестко отстаивает свою точку зрения и не демонстрирует готовности пойти на уступки, прежде всего по поводу спорных островов в Южно-Китайском море. То есть, как только США хотя бы в минимальной степени затрагивают интерес Китая, следует очень жесткая реакция. Это показал и ответ Пекина на введение администрацией Трампа весной 2018 года таможенных пошлин на 1,3 тыс. китайских товаров, поставляемых в США. Пекин ответил зеркально — к немалому удивлению Вашингтона.
С 2014 года Россия действует как действовала бы любая крупная держава в такой ситуации. Но именно Россия оказалась на острие противостояния с Западом по вопросам как европейского порядка, так и глобального миропорядка.
Избрание Трампа — это не случайность, а свидетельство глубокого кризиса доктрины американской гегемонии. И Трамп пытается пересмотреть эту доктрину на уровне здравого смысла, на уровне собственного понимания глобальных процессов и понимания того, что США в одиночку не способны справляться с проблемами, перед которыми стоит мир.
Неустойчивая политическая психика американского правящего класса чревата переходом в состояние предвоенного конфликта — как с Россией, так и с Китаем. Не имея возможности добиться своих целей политическими, дипломатическими, экономическими средствами, правящий класс США может сделать ставку на военные методы, по крайней мере, такое искушение у него может возникнуть — и возникнет. Именно этого опасаются сейчас и в Европе, и на Среднем Востоке (речь о кризисе вокруг Ирана) и в Азии, и в Китае, и в Латинской Америке. Вопрос, который не возникал со всплеска холодной войны 1981–1985 годов: «Не начнется ли горячая война между США и Россией?» — звучит сегодня во многих аудиториях и тревожит многих.
Новая холодная война, которую называют то «горячим миром» (HotPeace), то «ледяной войной» (IceWar) уже началась. Ведет ее западный альянс против России. Это попытка, не имея возможности остановить восстановление позиций России как великой державы чисто политическими средствами, сделать ставку на средства экономической войны. Западный альянс все больше прибегает и к средствам военного давления. Присутствие американских и натовских вооруженных сил в республиках Прибалтики, в Балтийском море, размещение военных баз и баз ПРО в Польше, Румынии, Болгарии — все это средства военного давления на Россию. На обозримое будущее нет оснований полагать, что США и НАТО откажутся от этой политики, напротив — она может быть еще усилена. Это стратегическая попытка изменить соотношение сил с Россией, которое меняется не в пользу западного альянса, прежде всего в сфере новейших вооружений, что стало ясным после выступления Путина перед Федеральным Собранием в феврале 2018 года.
При этом следует ожидать устойчивого взаимодействия России с альтернативными центрами силы, прежде всего с Китаем. Де-факто с Китаем образуется стратегический альянс, это наш крупнейший стратегический партнер. Здесь играет роль и такой фактор: в Китае хорошо понимают, что при определенных условиях он может стать объектом такого же давления, таких же попыток изоляции и «сдерживания», как те, что были применены западным альянсом к России в период 2014–2018 годов. Китай, естественно, ищет противовес США и их союзникам, способным перейти к политике давления, — и находит этот противовес в лице России.
Среди факторов, стабилизирующих международное положение России, важны ее хорошие отношения с такими странами, как Индия, Бразилия, расширение Шанхайской организации сотрудничества (ШОС) и развитие БРИКС. Для нас очень важна политика выстраивания новой архитектуры отношений с новыми центрами силы.
Что касается Европы, то она еще долгое время будет расколота между стремлением задействовать российский экономический и ресурсный потенциал, освоить Россию как огромное пространство для инвестиций, освоить российский рынок, который очень сильно расширил бы европейский (145 миллионов жителей России — это пятая часть от населения Европы), и логикой «сдерживания» России, противоборства с ней, стремлением подчинить ее своей системе интересов и ценностей. Европу будут постоянно ограничивать в стремлении пойти навстречу России, во-первых, США, во-вторых, собственно европейская проамериканская элита, взращенная и вскормленная Соединенными Штатами. Мешают сотрудничеству и экспансионистские амбиции самой Европы.
В России долгое время была в моде такая формула: мы не возражаем против расширения Евросоюза, но возражаем против расширения НАТО. В этой формуле скрыт элемент самообмана — ведь в Евросоюз входят почти те же самые государства, которые входят и в НАТО. Поэтому расширение Евросоюза также является геополитическим вызовом для России. Возможно, не таким вызовом для безопасности страны, как расширение НАТО, но несомненным геополитическим вызовом. Это отчетливо проявилось в ситуации на Украине. Евросоюз вступил в конфронтацию с Россией, стремясь вобрать Украину в свою зону влияния и противопоставить ее России.
Когда меня во время моих зарубежных поездок убеждают, что на Западе было романтическое восприятие Украины как «новой страны, открытой для демократии и независимости», это всего лишь риторические формулы, всего лишь идеологические одежды, в которые облекается голый геополитический интерес. Европе важно вобрать Украину в свою сферу влияния — так же, как Молдавию и Грузию. ЕС не прекращает усилий втянуть в свою сферу влияния и Армению, и Азербайджан, и Белоруссию, а по возможности, в будущем, и государства Средней Азии. То есть задействовать европейский экономический и торговый потенциал для политической и экономической экспансии в Евразию.
Санкционная политика ЕС, которая проводится начиная с 2014 года и уже приобрела инерциальный характер, когда каждые полгода по умолчанию продлеваются санкции против России, подтверждает, что Евросоюз — это экспансионистская группировка. Путем экономического и политического давления она пытается вынудить Россию, которая препятствует этой самой экспансии, изменить свою политику. Здесь мы видим жесткое столкновение интересов. Дело, конечно, не в Крыме и не в том, что Россия якобы не соблюдает некие «европейские ценности». Разговор о ценностях — это в основном идеологическое прикрытие экспансионистских целей организации, которая имеет собственную логику развития. Эту логику недавно подтвердила глава внешней политики ЕС Федерика Могерини: будущее Евросоюза, по ее словам, лежит через расширение.
Расширение за чей счет? За счет России, потому что ЕС пытается, расширив свои зоны влияния, сузить сферу тех интеграционных образований, которые создает Россия. Если, скажем, в сферу влияния ЕС попадет Белоруссия, ЕАЭС потеряет одного из главных своих участников. Если, допустим, в Молдавии одержат верх сторонники политической переориентации на Брюссель, то она также будет окончательно потеряна для России как возможный участник — или партнер — нашей интеграционной группировки.
Таким образом, речь идет о столкновении, соревновании двух интеграционных группировок. Одна — установившаяся, добившаяся больших результатов, успешная на целом ряде направлений, имеющая убедительную социальную политику в лице Евросоюза. А другая — группировка, которую создает Россия. Она имеет значительный потенциал и перспективы развития, но еще не утвердилась в той степени, в которой утвердился Евросоюз.
При этом, однако, внутри Евросоюза нарастают глубокие противоречия. В силу спорных политических решений, жесткости брюссельской бюрократии, в силу неспособности гибко подходить к различным государствам-членам, ЕС вступил в фазу серьезного кризиса.
Выход Великобритании — это колоссальный удар по ЕС. Прежде всего, погибла доктрина «федеративной Европы». Она предполагала полный отказ от национальных государств в Европе, превращение их в части единой федеративной системы с общим президентом, общим министром иностранных дел, общим правительством. События в Греции, которые показали, что Евросоюз не может гарантировать бескризисного развития для своих участников, и Брекзит, который показал, что существует возможность выхода из ЕС важных стран, исключили перспективу превращения ЕС в федерацию. И сейчас уже ясно, что ЕС сохранится как интеграционное объединение национальных государств, делегирующих Брюсселю ряд своих полномочий, но не как некая «единая федеративная Европа». А какова будет степень этого делегирования — вопрос, которые будет решать Евросоюз для своего выживания после Брекзита.