Рассматриваемая в феноменальной плоскости, под углом зрения органически взаимосвязанных процессов дифференциации и интеграции человечества всемирная история в самом общем плане может быть разделена на два основных периода.
В первом из них, связанном с процессом расселения раннепервобытного человечества по планете, в ходе освоения различными группами новых, пригодных для жизни пространств, преобладали дифференциационные процессы. В то же время, как бы на заднем плане, уже тогда были заметны едва уловимые, если не интеграционные, то, по крайней мере, свидетельствующие о связях между отдаленными друг от друга частями человечества тенденции — в виде распространения из отдельных центров передовых идей и изобретений (скажем, лука и стрел), установления длинных, в тысячи километров, цепочек обмена, в результате которых высокоценимые раковины каури в верхнем палеолите попадают с берегов Индийского океана во внутренние районы Евразии и пр.
На втором этапе, при сохранении и углублении процессов социокультурной дифференциации, все большее значение приобретает интеграционное взаимодействие между различными группами человечества, заселяющими различные ландшафтные зоны, являющимися носителями определенных расовых признаков и представляющими первичные праязыковые общности, от которых происходят современные языковые семьи.
Рубежом между двумя отмеченными периодами является эпоха «неолитической революции» и соответствующего ей широкого расселения рыболовческо–раннеземледельческо–скотоводческих общин из центров опережающего развития (начиная с протонеолитического Ближнего Востока) на соседние территории. К этому времени — отстоящему от нас приблизительно на 10 тысячелетий — практически все сколько–нибудь пригодные для жизни человека участки суши (за исключением, разве что, островов Океании), от Крайнего Севера до Австралии и южной оконечности Южной Америки, уже были заселены. Поэтому расселение носителей передовых на то время форм хозяйства вело к интенсификации взаимодействия представителей различных этноязыковых и социокультурных общностей, причем на предельно широких пространствах, включая глубины Евразии и океанические побережья.
Как видим, этот рубеж полностью соответствует определенному ранее времени окончания собственно первобытности (эпохи, обычно именуемой ранней первобытностью) и началу цивилизационного процесса, понимаемому в предельно широком смысле слова. Как уже отмечалось, в геологической периодизации это соответствует окончанию последнего ледникового периода и переходу от плейстоцена к голоцену, а по археологической шкале — завершению финального этапа верхнего палеолита (эпипалеолиту Ближнего Востока, раннему мезолиту в лесной зоне Европы) с переходом к неолитическим (через протонеолит в Восточном Средиземноморье и близлежащих территориях) и энеолитическим формам.
Иными словами, в истории человечества со стартом цивилизационного процесса, истоки которого прослеживаются на Ближнем Востоке приблизительно с десятитысячелетней давности, тенденции интеграции начинают уравновешивать полностью преобладавшие ранее процессы дифференциации. Со временем интеграционные тенденции начинают преобладать34. Здесь мы можем выделять свои особые этапы.
На первом этапе, соответствующем отрезку времени от победы в очагах опережающего развития «неолитической революции» до появления первых цивилизаций, тенденции к дифференциации еще весьма сильны, тогда как интеграционные процессы только начинают разворачиваться. Но дифференциация происходит уже главным образом не за счет расселения и, прежде всего, пространственного отрыва одних групп людей от других, а благодаря конституированию в отдельных областях собственных социокультурных, а в перспективе — цивилизационных оснований.
Это мы видим в долинах Нила и Инда, бассейне Тигра и Евфрата, в Эгеиде, Центральной Мексике и пр. В свою очередь, относительная интеграция в пределах определенных регионов обеспечивается, в первую очередь, благодаря непосредственному расселению отдельных групп людей, связанных с передовыми хозяйственно–культурными типами подвижных скотоводов (пастухов) и менее мобильных, но зато более основательно обживающих осваиваемую территорию земледельцев.
На такой, предцивилизационной, фазе развития общества (традиционно идентифицируемого в качестве позднепервобытного) мы наблюдаем постепенное вызревание нескольких цивилизационных ойкумен. Со всей определенностью по отношению к Старому Свету мы можем говорить об одной изначально полицентричной — Средиземноморско–Переднеазиатской (с автономными очагами опережающего развития в Египте, Месопотамии, Эгеиде, отчасти в Анатолии и Эламе) и двух явно моноцентрических (Индийско–Южноазиатской и Китайско–Восточноазиатской).
При этом, похоже, параллельно складывались и особые протоцивилизационные ойкумены, не получившие дальнейшего самостоятельного развития. Примером может быть особый рисоводческий мир народов Юго–Восточной Азии (в треугольнике между низовьями Янцзы и Ганга и о. Ява) неолита — бронзового века или Полинезия. Свои цивилизационные ойкумены несколько позднее сложились в Мезоамерике и области Перуанско–Боливийских Анд с примыкающей к ним полосой тихоокеанского побережья.
Второй этап всемирной интеграции, уже начинающей приобретать некоторые черты глобализации, относится к III–I тыс. до н. э. и завершается приблизительно к рубежу эр, когда в рамках Старого Света три великих и вполне автономных цивилизационных ойкумены — Средиземноморско–Переднеазиатская (или, точнее, уже Средиземноморско–Афразийская), Индийско–Южноазиатская и Китайско–Восточноазиатская, по трассам Великого Шелкового пути вступают между собой в непосредственное взаимодействие.
Зоной такого стыка цивилизационных ойкумен становятся просторы Центральной Азии и Среднего Востока, причем если в пределах Средней Азии (в ее прежнем понимании) мы видим межцивилизационное взаимодействие на местной цивилизационной основе (Бактрии, Согдины, Маргианы, Хорезма), то в широком поясе Евразийских степей эти контакты осуществляются при посредничестве мобильных скотоводов, во многом осуществляющих миссию посредников.
Таким образом, уже на рубеже эр Центральноазиатский регион начинает приобретать своего рода статус «сердца земли», впоследствии отмеченный классиками геополитической доктрины (от X. Макиндера и К. Хаусховера до З. Бжезинского). Ведущие политические силы тех отдаленных эпох, чувствуя стратегическое значение этого пространства, всеми силами стремились там закрепиться. Это относится уже к Ахеменидам и Александру Македонскому, а затем и к попыткам Китая (во времена династий Хань и Тан) утвердиться здесь. Однако с начала VIII в. этот регион на многие столетия становится органичной частью Мусульманского мира, пока его не завоевывает Россия.
К этому следует добавить, что при всех внешне благоприятных обстоятельствах империи, зарождавшиеся на собственно центральноазиатской почве (Кушанское царство, гуннская политическая система, Тюркский каганат, государства Саманидов, Сельджукидов и Хорезмшахов, империя Чингисхана и Чингизидов, держава Тимура) вскоре оказывались нежизнеспособными и распадались. Похоже, что внутренние интеграционные процессы в Центральной Азии были неизменно слабее, чем силовые поля Средиземноморско–Афразийской, Индийско–Южноазиатской и Китайско–Дальневосточной ойкумен.
При этом немаловажно, что к этому времени вдоль побережий Европы, Северной и Восточной Африки, Южной, Юго–Восточной и Восточной Азии, от Британии и Мавритании до Японии и Индонезии складывается единая зона мореплавания и параллельно происходит заселение предками полинезийцев островов Океании и устанавливаются первые спорадические контакты между обитателями Старого Света и аборигенами Америки и Австралии.
К рубежу эр в Новом Свете уже явно вошли в соприкосновение Мезоамериканский и Перуанско–Боливийский центры цивилизационного развития, однако контакты между ними, осуществлявшиеся преимущественно вдоль тихоокеанского побережья, были малоинтенсивными и практически не влияли на характер развития каждого из двух очагов цивилизаций Доколумбовой Америки.
В течение первых полутора тысячелетий новой эры (третий этап всемирной интеграции) мы наблюдаем в целом (при некоторых недолговременных отступлениях) нарастающий процесс интеграции в пределах всего цивилизационного пространства Старого Света, от Исландии (и даже Восточной Канады, куда викинги добрались около 1000 г.), империй Западного Судана (Гана, Мали, Сонгай) и негритянского государства Монопотапа на территории современной Зимбабве до Индонезии с Молуккскими и Японии с Курильскими островами.
При этом, особенно во времена Чингисхана и ранних Чингизидов, была предпринята почти достигшая своей цели попытка создания единой в организационном отношении общеевразийской политической системы. Однако после того, как ее опорные столпы на востоке (династия Юань в Китае) и на западе (династия Ильханов в Иране) Азии рухнули, а попытка восстановить евразийскую сверхдержаву потерпела фиаско со смертью Тимура в 1405 г., с противоположных концов Старого Света, из огромного Китая раннего периода династии Мин и крохотной Португалии в течение первой четверти XV в. началось объективное (безотносительно к личным намерениям таких его ведущих участников, как флотоводец Чжэн Хэ и принц Генрих Мореплаватель) движение к мировой интеграции. Оно разворачивалось через южный океанический простор с широким охватом Юго–Восточной Азии и Индии, с одной стороны, и Африки с другой. Сперва первенство китайцев в этом процессе было неоспоримым, однако к середине XV в. политика династии Мин резко меняется в сторону изоляционизма, тогда как достигшие к этому времени Гвинейского залива португальцы вскоре выходят на стартовые позиции в своем стремлении к Индии.
В результате с рубежа XV–XVI вв., ознаменовавшегося великими открытиями X. Колумба, Васко да Гамы и Ф. Магеллана, человечество вступило в четвертый этап