Глобальные трансформации современности — страница 111 из 193

Структура современной системы международных отношений характеризуется тем, что по окончанию холодной войны эпоха биполярного мира канула в Лету. Дискуссии развернулись вокруг двух основных точек зрения на новую систему международных отношений:

• мир стал монополярным;

• мир стал многополярным502.

Вопрос «полярности» мировой системы в 1990‑е гг. интенсивно обсуждался как политическими деятелями, так и исследователями. Кроме того, после краха биполярного мира наибольший интерес вызвала проблема стабильности международных отношений. Насколько она стабильная в сопоставлении с прежней? Какая структура является наиболее стабильной? Какую систему или структуру следует строить или формировать в дальнейшем?

Во время войны в Персидском заливе тогдашний президент Соединенных Штатов Дж. Буш–старший заявил, что в связи с распадом Советского Союза исчез один из «полюсов». Эта идея была подхвачена мировой общественностью. З. Бжезинский отмечал, что вследствие краха противника Штаты стали единственным мировым государством503. Более того, констатировал он, даже если преимущество США начнет уменьшаться, маловероятно, что любое государство сможет достичь мирового преобладания, которое ныне имеют США504.

С одной стороны, эта точка зрения приобрела поддержку многих исследователей и практиков, главным образом в США, с теми или другими нюансами, предостережениями и объяснениями. Начали говорить о формировании Pax Americana — единственно полюсного мира во главе со США. По мнению С. Хантингтона, лидерство США оправданно тем, что эта страна является наиболее свободной и либеральной. Однополярность связывалась также с отсутствием серьезных угроз для США со стороны любого другого государства505. Ряд авторов также подчеркивает ответственность США за то, что происходит в мире, учитывая их мощь и положение лидерства.

Тем не менее, во многих работах осуществлялись попытки показать, что однополярность мира совсем не означает непременно полюс в виде США. Он может быть намного более сложным. Например, некоторые исследователи считают, что этот полюс складывался еще в период холодной войны и представляет собою какие–то согласованные действия по управлению миром группой из семи ведущих государств (G-7). Концепция многополярного мира становится довольно популярной в России в конце 90‑х годов, когда стало очевидным формирование новых мировых центров, или полюсов, в частности Китая и Западной Европы506. В академических кругах многих стран обсуждается вопрос и о возможных вариантах многополярности.

Во времена расцвета государственноцентристской модели мира экономический и военно–политический потенциалы государства, как известно, совпадали, а в конце XX в. экономический фактор стал самостоятельным. Это сказалось, например, во время энергетического кризиса 70‑х годов, когда страны Запада, обладавшие большими военно–политическими возможностями, оказались вынужденными вести переговоры со странами ОПЕК. Неслучайно и сегодня даже исследователи, склонные мыслить в рамках государственноцентристской модели мира с ее возможными полюсами, отмечают автономную роль экономического фактора, выделяя Японию как один из центров, несмотря на то, что эта страна не обладает мощным военно–политическим потенциалом.

Будет ли экономический фактор определять могущество «полюсов» XXI в., сказать трудно. Возможно, возрастет значение других показателей, в частности, уровня человеческого развития и использования новых технологий, а также образования, политической активности на мировой арене507.

Безусловно, в ближайшей перспективе государства останутся наиболее весомыми субъектами мирового развития. Поэтому исследователи, придерживающиеся неолиберальной традиции, говорят о нескольких уровнях полярности при рассмотрении междугосударственных отношений. Так, Дж. Най выделяет три таких уровня. Первый относится к силовой сфере, и здесь США доминируют. Второй — к экономической. На этом уровне существуют три основных центра: США, Западная Европа и Япония. Третий — уровень транснациональных отношений508. Другие авторы особое внимание уделяют этому последнему уровню, который бурно развивается и формирует «центры» в той или иной области (финансовой, научно–технической и т. п.) — транснациональные корпорации, финансовые институты, отдельные города (например Лондон) или регионы (в частности Южная Калифорния).

Принимая во внимание сложность и многоуровневость современного мира, наиболее корректным будет вести речь не о многополярности мира, где полюсами выступают государства, а о его полицентричности, где полюса являются качественно разными и находятся на разных уровнях. Американский исследователь Дж. Розенау пишет, что политическая структура мира XXI в. будет напоминать, скорее всего, сеть по типу Интернета, с многочисленными узлами и сплетениями — государственными, межгосударственными, негосударственными и смешанными509. Это до сих пор очень неопределенная структура, но уже сейчас, согласно Дж. Розенау, само понятие «международные отношения» теряет прежний смысл. Для описи нового феномена он предлагает использовать термин «постмеждународные отношения».

Существует много суждений относительно глобального политического перехода, или «транзита». Этот «глобальный транзит» описывается по–разному: как эпоха неопределенности, переломности. Дж. Розенау использует метафору из физики, называя это периодом турбулентности, и определяет как «точку бифуркации» (из которой последующее развитие может происходить в совершенно разных направлениях)510. В этот период закономерности перестают действовать с прежней очевидностью. В результате ситуация оказывается малопрогнозируемой, с разными последствиями. Возрастает напряжение, обычные отношения трансформируются, что часто приводит к параличу процессов принятия решений и т. п. В то же время сама политическая ситуация развивается весьма быстро.

Это тот период, когда происходит действительно качественная трансформация, изменяющая суть как внутриполитического, так и внешнеполитического устройства мира511. Противоречие даного периода обнаруживается втом, что, с одной стороны, продолжают действовать старые закономерности и нормы, а с другой — одновременно появляются новые. Мы наблюдаем изменения форм государственного суверенитета (потери одних и появление новых функций), роли неправительственных актеров, а также возрастающей взаимозависимости, которая позволяет государствам более активно реагировать на события, происходящие в других странах, особенно, если они приводят к региональным или межрегиональным конфликтам.

Одновременно вмешательство во внутренние дела (в этом отношении примечательна последняя, 2003 г., война в Ираке, инициированная США) принуждает другие государства, в том числе те, относительно которых не было применено насилие, разнообразными способами стремиться к сохранению своего суверенитета (здесь показательным является смена курса Ливией в начале 2004 г.). Это может принимать разнообразнейшие, в том числе весьма опасные формы. Например, побудить неядерные государства (Северная Корея, предположительно Иран) к развитию программ по разработке и производству собственного ядерного оружия. В более «дешевом» варианте они могут ориентироваться на использование химического оружия.

Согласно международному праву все государства обладают суверенитетом и равны между собой. Тем не менее, как нередко шутят политологи, перефразируя известное выражение Дж. Оруэла, все государства, безусловно, равны, но некоторые из них «равнее»512.

Действительно, государства отличаются многочисленными параметрами, в том числе степенью политического влияния, военного могущества, экономического потенциала, территорией, численностью населения и др. Очевидно, многие из этих параметров взаимосвязаны. В период холодной войны распространенным было выделение сверхдержав (СССР, США), весомых (Франция, Канада и др.) и малых (Чад, Фиджи и др.) государств. После окончания холодной войны подобная классификация в значительной мере утратила смысл. Все более значительным становится экономический фактор513. Благодаря ему значение промышленно развитых Южной Кореи или Сингапура в мире весьма велико, тогда как вес Аргентины или Нигерии явно не соответствует их территории, наличию ресурсов и численности населения.

Всемирный банк, Международный банк реконструкции и развития (англ.: World Bank; International Bank for Rekonstruction and Development, IBRD) выделяют три основных категории государств в зависимости от ВВП на душу населения в год:

• с низким уровнем прибылей (765 долл. США и ниже);

• средним (от 766 до 9 385 долл. США); эта группа разбивается часто на две подгруппы;

• высоким уровнем прибылей (выше 9 386 долл. США).

Приблизительно 40% государств с населением более 55% численности людей на Земле входят в первую категорию, а государства с высоким уровнем прибылей составляют приблизительно 15%514. Большинство стран с высоким уровнем прибылей является членами международной Организации экономического сотрудничества и развития — ОЭСР (англ.: Organisation for Economik Cooperation and Development — OECD), так называемого «клуба зажиточных».

Сегодня и государственноцентристская модель мира, и самое государство претерпевают серьезные изменения. Продолжается формирование новых государств. Многие исследователи обращают внимание на то, что современные государства не могут достаточно эффективно действовать в сфере охраны окружающей среды, обеспечения экономического роста и в других областях. Наряду с государственными институциями этими вопросами активно начинают заниматься межправительственные и неправительственные организации, разные союзы и т. п. Они играют все более важную роль на мировой арене, влияя на международную среду и суживая деятельность государств. В связи с этим все чаще говорится о потере государством ряда своих полномочий, ограничении его суверенитета и даже об исчезновении государства в том виде, в котором мы привыкли его видеть