591.
Глобальную, связанную с информатизацией, реструктуризацию, которую в последнее время пережил капитализм, М. Кастельс наделяет следующими признаками: повышением гибкости в управлении, децентрализацией и появлением сетевых структур как на периферии отдельных фирм, так и в отношениях между самими фирмами; значительным укреплением позиций капитала в его отношениях с наемным трудом, что сопровождалось упадком рабочего движения; возрастанием индивидуализации и диверсификации трудовых отношений; массовым привлечением женщин в группу работающих, зачастую — при их дискриминации; вмешательством государства (с разной интенсивностью и в различных направлениях, соответственно природе политических сил и институтов в каждой стране) с целью селективной дерегуляции рынков и демонтажа «государства всеобщего благосостояния»; усилением глобальной экономической конкуренции в контексте возрастающей географической и культурной дифференциации условий накопления капитала и менеджерского опыта.
Вследствие такой генеральной и незавершенной реконструкции мировой капиталистической системы мы стали свидетелями глобальной интеграции финансовых рынков; стремительного подъема Азиатско–Тихоокеанского региона как нового доминантного производственного центра; энергичных усилий по экономическому объединению Западной Европы; усиления североамериканской региональной экономики; диверсификации, а потом и расщепления бывшего «третьего мира»; постепенной трансформации национальных экономик прежде зависимых от СССР держав Центральной Европы и постсоветских стран на рыночных основаниях; объединения важнейших секторов национальных экономик во взаимосвязанную систему, которая функционирует в режиме реального времени592.
Вместе с тем М. Кастельс принципиально выступает против тех, кто думает, что информационные технологии способны решить все возникающие перед человечеством проблемы593. По его мнению, определившиеся еще в прежние времена экономические, политические и культурные изменения были принципиально усилены включением чрезвычайно мощных информационных технологий, благодаря которым в последнюю четверть столетия мир как таковой качественно изменился. Но базовые признаки капитализма, в частности наемный труд и конкуренция в накоплении капитала, по его твердому убеждению, полностью сохраняются. Информационализм связан с экспансией и обновлением капитализма подобно тому, как индустриализм был связан с его становлением как способа производства.
Обусловленная утверждением в ведущих странах мира информационального капитализма реструктуризация, по убеждению М. Кастельса, осуществлялась на фоне политического поражения организованного труда. Связанные с нею процессы очень по–разному отразились на судьбах некоторых регионов планеты. Они в целом стимулировали экономическое развитие Северной Америки, Западной Европы и Японии, но погрузили почти все страны Тропической Африки и Латинской Америки в глубокий экономический кризис, к чему приложила руку и в целом осуждаемая им политика базирующегося в США Международного валютного фонда (МВФ). Последнее тем более относится к большинству (за исключением разве что прибалтийских) постсоветских государств.
Но в условиях глобального роста информационализма и соответствующей реструктуризации капитализма разные страны ведут себя не одинаково. Например, Китай (который, по словам исследователя, перешел к капитализму, управляемому государством, и интеграции в глобальные экономические сети) и даже Бразилия не собираются расплавляться в глобальном котле информационального капитализма. А из этого делается вывод, что теория информационального общества обязательно должна учитывать историко–культурную специфику отдельных стран594.
Благодаря отмеченным тенденциям глобальных преобразований, утверждает М. Кастельс, в мире наблюдается не только все более разительное обострение неравенства качества жизни и темпов развития между богатым Севером и бедным Югом, но также между динамичными секторами развития и территориями стран всего (включая Запад) мира и теми депрессивными секторами и территориями, которые рискуют утратить какое–либо значение. В современном мире параллельно происходят раскрытие гигантских продуктивных сил, пробужденных информациональной революцией, и увеличение в планетарном масштабе «черных дыр» человеческой бедности.
Происходит рост преступности, которая также приобретает признаки информационализации. Во многих регионах конфликтной сферой становятся и отношения между полами. Политические системы охватываются структурным кризисом легитимности, периодически сотрясаются громкими скандалами, существенным образом зависящими от освещения в средствах массовой информации личных качеств и связей их лидеров, становящихся все более изолированными от сограждан. Общественные движения демонстрируют тенденцию к фрагментации, локальности, узкой направленности и эфемерности.
Таким образом, подытоживает М. Кастельс, характеристиками нашего исторического периода выступают: наростание деструкции традиционных для индустриального общества организаций и делигитимизация его институтов, угасание больших социальных движений минувших двух столетий и эфемерность культурных проявлений. В мире, где происходят такие неконтролируемые процессы, усиливается беспорядок. Поэтому люди становятся предрасположенными к группировнию вокруг «первичных источников идентичности» — религиозных, этнонациональных, территориальных. В мире, пронизанном «глобальным потоком богатств, власти и образов, поиски идентичности — коллективной и индивидуальной, приписанной или сконструированной — становятся фундаментальным источником социальных значений».
Поэтому ныне «идентичность становится главным, а иногда и единственным источником смыслов. Люди все чаше организуют свои смыслы не вокруг того, что они делают, а на почве того, кем они являются, или своих представлений о том, кем они являются»595. При таких условиях религиозный, национальный, региональный фанатизмы становятся угрожающей силой, которая, вместе с тем, в определенной мере обеспечивает личную безопасность и узкоколлективную мобилизацию в наше бурное время. Информациональное общество является также обществом организаций типа «Аум Сенрикё», тем более, что постмодернизм празднует конец «Века Разума».
Однако в любом случае на уровне научного общения, работы валютнофинансовых бирж или деятельности террористических группировок коммуникации осуществляются через глобальную электронно–информационную сеть. Вследствие этого в условиях, когда физическое расстояние теряет для скорости общения какое–либо значение, люди все больше функционируют через Интернет. Сама жизнь огромного множества индивидов, прежде всего экономически, политически и культурно активных людей, структурируется вокруг мировой сети коммуникаций. Межличностные связи и отношения все более уступают место отчужденно–формализованным, электронным контактам, построенным по матрицам обмена информации. А это, в соответствии с нарастанием плотности информационных контактов в глобальном масштабе, ведет к усилению социальной фрагментации, заостряет экзистенциальные, смысложизненные проблемы атомаризированных индивидов.
Итак, рассмотренная концепция информационально–глобального сверхобщества, в отличие от большинства других, разрабатывающихся преимущественно североамериканскими авторами, не нацелена на убеждение читающей публики в безоблачности будущего. В этом отношении она корелируется с реалистическим видением проблем, встающих перед человечеством в XXI в., С. Хантингтоном, хотя и с позиций разных теоретико–методологических подходов. Ведь не только для человечества в целом, но и для наиболее развитых стран во главе со США утверждение глобально–информационного общества совсем не знаменует приближения к «светлому будущему». Об этом красноречиво свидетельствуют и кровавые конфликты последних лет (Афганистан, Ирак и др.), в т. ч. трагические события в Нью–Йорке и Вашингтоне 11 сентября 2001 г.
Сама по себе информационализация (как раньше индустриализация, овладение атомной энергией, космонавтика и т. п.) не определяет ни благо, ни зло для человечества как такового. Осознавая огромные возможности, которые предоставляет человечеству глобальная сеть электронных коммуникаций, М. Кастельс понимает, что решающее значение для будущего имеет то — кто, с какой целью и как будет эти возможности использовать А пока что плодами новейших информационно–коммуникационных технологий, кроме различных ученых, инженеров, художников и администраторов, пользуются в первую очередь хозяева большого капитала, властьимущие и военные, а также (иногда — прежде всего) международные криминальные и экстремистские группировки.
Вместе с тем видение М. Кастельсом состояния глобализированного человечества как основы своей планетарной информационно–коммуникационной системы, работающей в режиме реального времени, в целом вписывается в общую научно–философскую концепцию ноосферы (без моральной оценки соответствующего процесса). Сам исследователь не касается ноосферного аспекта глобализационно–информационного процесса, но уделяет достаточное внимание предпосылкам, истокам, этапам реализации и месту информационно–технологической революции в истории человечества При синтезе его разработок с имеющимися концепциями развития цивилизации, мир–системных трансформаций последних столетий и решающей фазы глобализации нашего времени всемирно–историческое место и значение информационно–технологической революции станет более понятным.
Информационно–технологическая революция и ее роль в трансформации мировой экономики
В современном обществоведении, вопреки традиционному позитивистско–эволюционистскому подходу, преобладает взгляд на историю как на чередование относительно стабильных состояний и глубинных трансформаций. Последние определяют качественное состояние человечества на следующие продолжительные эпохи. Такой взгляд в определенной мере отвечает базовым идеям относительно всемирной истории гегелевской философии и марксистского подхода, но в значительно более близкой связи он находится с принятой современной наукой синергетической парадигмой.