620.
Сеть, состоящая из разнообразного множества автономных, но бесконечным множеством цепочек связанных субъектов и организаций, беспрерывно видоизменяется, трансформируется и модифицируется соответственно изменению условий и собственных, спонтанных процессов, которые происходят в ее недрах. При этом не следует забывать, что такая экономически–информациональная сеть функционирует в социокультурной, шире — цивилизационной — среде. Другими словами, современной глобальной информационально–сетевой экономике должен соответствовать и новый, также в своей основе информационально–сетевой социокультурный тип определенной цивилизационной общности.
Сетевое глобально–информационное общество
Сетевой глобально–информациональной экономике должны соответствовать новые, связанные с ней общественные, политические и культурные формы. Но следует учитывать, что, в отличие от традиционного советско–марксистского взгляда относительно прямого соответствия «базиса» и «надстройки», современная наука признает не только обратную связь между всеми компонентами экономико–социокультурной системы, а и наличие широчайшего спектра общественных, политических и культурных форм, которые отвечают определенному, в частности глобально–информационально–сетевому, уровню экономического развития.
Соответствующие идеи, выдвинутые А. Вебером еще в довоенный период621, представляются важными для понимания соотношения, взаимосвязи и взаимозависимости глобально–информациональной экономики с разнообразными, присущими современному миру общественно–политическими и социокультурными формами. А. Вебер предложил различать три сущностные составляющие развития человечества: 1) цивилизационную (точнее — технологически–экономическую), 2) социальную (в широчайшем понимании, с общественно–политической сферой включительно), 3) культурную. Направленный и неуклонный прогресс во всемирной истории просматривается лишь в экономически–технологической плоскости, тогда как определенному уровню ее развития могут соответствовать разные типы социального устройства и государственной организации, не говоря уже о разнообразии культурных форм.
Понятно, что полной безотносительности общественно–политических и культурных форм к экономически–технологической основе жизни не может быть. Индустриальному обществу, скажем, не может соответствовать племенная организация. Но на индустриальной стадии могли параллельно развиваться общества и капиталистического, и социалистического типов, причем, как свидетельствует опыт Китая, оба они принципиально способны трансформироваться в современный тип сетевого общества глобализационно–информациональной эпохи. В нашу задачу не входит специальный анализ социальных, политических и культурных форм, которые отвечают современной глобально–информациональной экономике, но для лучшего понимания последней их следует очертить хотя бы в наиболее общих чертах.
Для этого рассмотрим два разных, но могущих быть синтезированными по принципу дополнительности, подхода к цивилизационно–глобализационным процессам в современном мире (абстрагируясь от посвященных этому заведомо заидеологизированных публикаций упорных апологетов глобализма и ее «заклятых» врагов).
Первый из них разрабатывается, начиная с Д. Белла, преимущественно западными учеными и сегодня наиболее полно представлен в обобщающем исследовании М. Кастельса. Его заслугой является последовательная разработка концепции сетевого общества и виртуальной культуры как коррелятов глобально–информатизационной сетевой экономики.
Второй подход присущ преимущественно ученым, которые работают за пределами группы наиболее развитых в информационно–экономическом отношении стран, в частности в Украине. По сравнению с западными и японскими аналитиками им присущ более критический взгляд на природу современного глобализированного общества с его противоречиями и стремительно возрастающим фактическим неравенством компонентов мирового сообщества.
Нельзя сказать, чтобы ведущие западные аналитики, в частности И. Валлерстайн, упомянутые Д. Белл и, тем более, М. Кастельс, равно как и крупнейшие политические мыслители масштаба З. Бжезинского или С. Хантингтона, не осознавали противоречий современного мира и угроз, возникающих перед ним. Но, по большому счету, эти противоречия выступают для них чем–то второстепенным. Наоборот, большинство российских ученых, как и специалистов, которые занимаются этими проблемами, подчеркивают угрожающий человечеству характер процессов, связанных с глобализацией. В яркой художественно–публицистической форме это выразил, в частности, известный философ и социальный мыслитель А. А. Зиновьев622. В этом же направлении, поднимая цивилизационное значение России как одного из мировых центров, противостоящих глобализационному преобразованию человечества в соответствии с интересами и планами Запада, выступают такие известные авторы, как Б. С. Ерасов и А. С. Панарин, не говоря о геополитиках–неоевразийцах во главе с А. Дугиным623.
В отличие от большинства их российских коллег, ученые Украины — специалисты в глобализационно–цивилизационной проблематике (О. Г. Белорус, О. В. Зернецкая, С. Б. Крымский, Ю. В. Павленко, Ю. Н. Пахомов, С. Л. Удовик, М. А. Шепелев)624, занимают более сдержанные позиции. Уделяя первоочередное внимание выяснению противоречий и угроз, которые несет человечеству глобализация, эти исследователи не отрицают ее объективного характера, хотя большей частью констатируют искусственную направленность современных мировых трансформаций в пользу мощнейших и сильнейших стран. Однако отечественная научная традиция еще не смотрела на глобализированное общество именно как на общество сетевое, имеющее при этом, бесспорно, свою иерархическую природу.
Согласно концепции М. Кастельса глобально–информатизационно–сетевому типу экономической жизни соответствуют сетевая структура современного, по его определению — информационного, общества (включительно с личностными отношениями) и виртуальная форма культуры. В таком обществе, благодаря новым технологическим условиям, которые возникли в конце XX в., генерирование, обработка и передача информации являются фундаментальными основами не только производства, но власти и межличностных отношений.
Одной из важнейших черт информационного общества является «сетевая логика его базовой структуры», что дает право определять его как «сетевое общество»625. Другие компоненты информационного общества, такие как общественные движения или государственные структуры, демонстрируют черты, которые выходят за пределы сетевой логики или вообще не вписываются в нее. Но эта логика, которая постепенно становится системообразующей в экономической жизни и социальных отношениях, все более глубоко воздействует на них и задает им параметры функционирования. Таким образом, определение в качестве сетевого, даже не исчерпывая всех значений информационного общества, в целом может быть приложенным и к нему.
В соответствии с традициями западной социологии М. Кастельс анализирует трансформации общества под углом зрения не отношений собственности и перераспределения общественного богатства, т. е. не с обычных для отечественной традиции социально–экономических позиций, а в плоскости изменений в системе занятости. Он подчеркивает, что в условиях информационализации массово появляются «сетевые работники», которые связаны не с каким–то одним рабочим местом, а, имея выход в глобальную сеть электронных коммуникаций, одновременно работают в нескольких структурах или сотрудничают с несколькими фирмами, которые часто базируются в разных странах. То есть работник перестает быть жестко зависимым от какого–либо определенного работодателя и вступает в систему разнонаправленных форм сотрудничества по сетевому принципу.
Такая тенденция соответствует общему увеличению удельного веса людей, в своей повседневной работе непосредственно связанных с использованием информационных технологий (менеджеров, технологов, вообще профессионалов во всех сферах). При этом в развитых странах не уменьшается, а кое–где даже возрастает процент людей, непосредственно не связанных с достижениями информационного общества и занятых в сфере малоквалифицированного обслуживания.
По данным по США и другим наиболее развитым и богатым странам мира, на рубеже XX–XXI вв. в структуре занятости наблюдаются такие изменения:
1) сокращаются рабочие места в сельском хозяйстве;
2) продолжает снижаться занятость в промышленности, хотя и не такими быстрыми темпами, как в сельскохозяйственной сфере; эта тенденция будет, как предусматривают, иметь место до того времени, пока потребности промышленности не будут удовлетворяться сугубо кадровым ядром высококвалифицированных рабочих и техников;
3) наблюдается быстрое возрастание занятости в сферах предоставления услуг производителям (куда перетекает большая часть прежней занятости в промышленности), здравоохранения и образования, приобретающих в жизни общества все большее значение;
4) категория людей, занятых в сферах малоквалифицированного труда, в новой экономике продолжает увеличиваться за счет торговли и разнообразных услуг, которые не предусматривают использования информационных технологий626.
Таким образом, в наиболее развитых и богатых странах наблюдается усиление поляризации в структуре занятости, хотя, как отмечают специалисты, возрастание численности и процента высококвалифицированных служащих проходит скорее, чем полуквалифицированных работников сферы услуг, на транспорте и в строительстве. Но во многих, если не в большинстве стран мира, наблюдаем и совершенно другую картину, о чем пойдет речь в следующих главах. Аналогичным образом в течение последней четверти XX в. в США и многих других высокоразвитых странах (не говоря уже об остальном мире) наблюдалась поляризация в распределении доходов, что было отмечено в западных научных изданиях