653.
Из этого следует, что успех реформирования малоэффективных экономик незападных стран (в том числе, разумеется, и Украины) обязательно предусматривает достижение продуктивного синтеза и гармонического сбалансирования собственных цивилизационных основ и передового мирового (не обязательно только западного) опыта. Странам буддийско–конфуцианского мира, начиная с Японии, это удалось.
Ю. Н. Пахомов исходит из классического положения: в капитализме заложена агрессия в виде бесконечной потребности погони за меновой стоимостью, за деньгами как такими, за абстрактным богатством. Постоянно гнаться за меновой стоимостью надо не для того, чтобы лучше жить, а чтобы просто выживать в капиталистическом статусе. И этим своим неудержимым динамизмом капитализм разрушает все рутинное и архаическое во всем мире. Но сегодня он это делает не старыми, характерными для XIX в. методами, а преимущественно за счет использования новых механизмов экономического регулирования, порожденных отношениями, складывающимися между инновационной экономикой Запада и архаической, сырьевой экономикой отсталых стран.
Среди этих регуляторов особенно разрушительными для незападного мира являются прежде всего те, что обслуживают инновационные процессы авангардного западного капитала. Именно каскад новых продуктов и новых технологий, почти монопольно создающихся на Западе, является одним из главных источников неуклонного роста «ножниц цен» и получения высокоразвитыми странами сверхприбылей654.
Разрушительным для мирохозяйственных отношений выступает и гигантское избыточное потребление. Превращение функции максимизации прибылей в планетарную определило новые масштабы такого расточительства. Вследствие этого США, имея 5% населения планеты, потребляют около 40% ее невосполнимых ресурсов. Удручающим является то, что в рамках сложившейся на Западе экономической системы такая потребительская вакханалия принципиально не может быть преодолена, поскольку является оборотной стороной ее высокой эффективности. К тому же сама ментальность западного общества, его неудержимое стремление к максимизации богатства стимулируют планетарное расточительство ресурсов.
В качестве альтернативной модели Ю. Н. Пахомов рассматривает экономику наиболее развитых стран Дальнего Востока и Юго–Восточной Азии, которые, начиная с Японии, продемонстрировали способность к стремительному росту на основе адаптации западных достижений на собственном цивилизационном, в своей основе конфуцианско–буддийском, основании. Экономические регуляторы, находящиеся под непосредственным влиянием конфуцианской этики, не так страдают от рыночных неурядиц, как экономики стран Запада. И если вообразить, что дальнейшее обострение ситуации на планете потребует ограничения рыночной саморегуляции (а для выживания человечества необходимо именно это), то дальневосточным странам справиться с таким требованием будет легче благодаря специфике своего менталитета и системы ценностей.
Философское осмысление выхода человечества на рубежи информационной (информатизационной) эпохи находим у С. Б. Крымского. Опираясь на концепцию известного американского исследователя А. Тофлера655, он разрабатывает идею нынешнего стремительного ускорения исторического движения и вызванного этим «футурошока», сопровождающегося разрывом традиций, связывающих прошлое и будущее. Старшее поколение не успевает овладевать все новыми и новыми изобретениями информационной эпохи, а молодежь, органически адаптируясь к ним, не овладевает богатством культурных достижений прежних поколений.
Углубляется пропасть между людьми традиционной, книжной, и поклонниками наиболее современных видеокомпьютерных, виртуальных форм культуры. Это ведет к кризису традиционных ценностей, которые неполно и неадекватно воспринимаются поколениями, вступающими в сознательную жизнь и не имеющими этим старым достижениям никакой ценностной альтернативы. Поэтому современная культура перестает быть гарантом совершенствования мира. Она, наоборот, порождает возбужденность, мгновенность, неустойчивость состояний общественного духа, несоответствие духовно–этических норм и реализующихся в поведении людей программ.
Эти и прочие процессы, усиливающиеся по мере утверждения общества информационного типа, усугубляют антропологический кризис, нагнетавшийся в течение всего XX в. «Антропологическая катастрофа» на пороге III тыс. изображается как суммарный результат всех отрицательных последствий человеческой деятельности в сфере овладения природой и в плоскости социокультурного развития в целом. Утратилось благоговение перед бытием и уважение к нему. Научно–технический прогресс обернулся экологическим кризисом, последствия которого трудно предусмотреть. Античная любовь к истине уступила место цинизму знания, лишенного морального измерения. «Власть экономического рационализма сводит науку к утилитарному интересу материальной выгоды, а средства массовой информации редуцируют художественные идеалы искусства к идолам поп–арта. Под сигнатурой прагматического взгляда оказался и человек, постоянно фигурирующий как человеческий фактор или фактор производственного потенциала»656.
При этом утверждение информационного типа общества в ведущих в технологически–экономическом отношении странах соединяется с феноменом соприсутствия в современном мире «разных исторических эпох», т. е. сосуществования на планете, а кое–где — и в одной стране, форм жизни, присущих всей истории человечества, от ранней первобытности до наиболее современных электронных ее проявлений. Более того, «история становится объемной». Она все более органически связывает движение «вперед» с преобразованием действительности с учетом неиспользованных возможностей прошлого. Фактор прошлого становится важнейшим и в плане социально–экономической деятельности. В этом отношении принципиальное значение приобретают появление и бурный расцвет дальневосточного «конфуцианского капитализма».
С. Б. Крымский подчеркивает органическую взаимосвязь глобализационного и ноосферного процессов посредством раскрытия информационных основ геоэволюции человечества и планетарных феноменов жизни в целом. Развивая идеи В. И. Вернадского, он делает акцент на том, что развитие природы привело к необходимости вмешательства разума в геохимию и биосферу планеты, использования культурной энергии агротехники и искусственного отбора как альтернативы возрастанию энтропии, противодействия распылению полезных признаков в эволюции биологических видов. Эта тенденция начала реализовываться по мере распознания генетической информации и ее взаимодействия с социокультурной информацией. Этот продуктивный аспект человеческой деятельности и ее интеллектуальных стратегий приобрел общепланетарный масштаб, что позволяет С. Б. Крымскому рассматривать формирование ноосферы в качестве особого типа глобализации — в сфере «мудрости жизни»657.
В течение последней трети XX в. реализация глобализационного процесса происходила не просто как масштабное расширение человеческой деятельности на планете, что наблюдалось и раньше, а в виде универсальной структуризации ее механизмов и результатов. Это нашло свое выражение прежде всего в образовании общих для всего человечества информационных технологий и возникновении универсального пространства электронных коммуникаций, всемирной компьютерной сети Интернет, развертывании планетарных геоэкономических структур. Соответственно, происходила институционализация международных финансовых потоков, вследствие чего сложилась глобальная финансовая инфраструктура. Иначе говоря, была создана «общечеловеческая надстройка» над разнообразием региональных, цивилизационных и национальных хозяйственно–экономических и социокультурных форм благодаря глобализации технологических, экономических и информационных структур.
Украинский философ подчеркивает многоуровневость современного глобализационно–цивилизационно–информационного процесса. Собственно глобализация на почве распространения информационных технологий и создания планетарной экономической системы происходит в верхних пластах бытия человечества, тогда как на уровне отдельных цивилизаций и народов связанные с глобализацией сдвиги сопровождаются альтернативным тяготением к тоталитарной архаике, в сфере которой конкретный человек традиционного сознания ощущает себя комфортнее.
Выходит так, что глобализация в наше время составляет лишь верхний пласт общечеловеческих цивилизационных, в том числе мировых экономических, процессов, а эти процессы — многоуровневые. Такой подход позволяет определить сферы, наиболее пригодные для развертывания глобализации, и те, которым органически присуще сохранение базовых свойств определенных цивилизационных и этнонациональных сообществ658.
Итак, можно констатировать, что украинские специалисты, которые занимаются проблемами глобализации и цивилизационной теории, единодушно констатируют органическую связь становления планетарной системы глобализированной экономики, информационализации и ноосферных процессов. Они не идеализируют последствий соответствующих сдвигов для человечества и акцентируют внимание на противоречиях глобализации, главным из которых, как обосновал Ю. В. Павленко, является неуклонное возрастание пропасти между богатыми, наиболее развитыми в экономическо–технологическо–информационном отношении, и бедными, даже полупериферийными, странами659.
Более того, их взгляд на возможности положительного слома такой ситуации при условиях сохранения доминирующей общественно–экономической системы, обеспечиваемой финансово–экономическим, информационно–технологическим и военно–политическим преобладанием США, является довольно пессимистическим. По их мнению, при таких условиях, вытекающих из самой природы современного капитализма, противоречия должны лишь углубляться.