Согласно теоретикам MCA, мировая система первична по отношению к национальным государствам, то есть мировая экономика, мировые политические институты и процессы обладают собственной логикой развития, структурной динамикой, которые могут быть моделированы, исходя из методологического принципа структурализма. В соответствии с последним характер функционирования социальных объектов — элементов мировой системы — не может быть адекватно представлен в процессе анализа их как независимых переменных и, более того, сложившиеся в мировой системе целые структуры определяют параметры ее частей. В рамках MCA были предприняты попытки определить такие понятия, как «глобальный способ производства», «глобальный процесс образования классов».
Основой MCA является рассмотрение мира как исторически складывающейся и развивающейся системы взаимодействия. Мировая система рассматривается как динамическое взаимодействие экономической, военнополитической и социокультурной подсистем. Взаимодействие международных политических, военных, экономических, научно–технических, ресурсных факторов мирового развития влияет на состояние мирового сообщества, на соотношение сил и внутреннее положение отдельных государств. Длительное время военно–политическая подсистема доминировала над экономической, однако по мере институционализации капиталистических хозяйственных структур экономическая подсистема приобретает решающее значение, хотя эластическая комбинация военно–политических и социокультурных элементов продолжает играть важную роль в ее функционировании.
Движущей силой развития современной мир–системы, в основе которой лежит капиталистический мир–экономика (КМЭ), является непрерывное, самоподдерживающееся накопление капитала. Игнорирование территориальных границ со стороны КМЭ придает ей ярко выраженное универсализирующее свойство, способное поддерживать взаимодействие в хозяйственной сфере разных стран, регионов, континентов.
Описание КМЭ И. Валлерстайн суммировал в следующих 12 пунктах:
«1) непрерывное накопление капитала как движущая сила мир–экономики;
2) осевое разделение труда, где отношение ядро — периферия основывается на некоторых формах неэквивалентного обмена, имеющего пространственный характер;
3) структурное существование полупериферийной зоны;
4) важное и постоянно сохраняющееся значение ненаемного труда наряду с наемным;
5) совпадение границ КМЭ с границами межгосударственной системы, состоящей из суверенных государств;
6) приурочение возникновения КМЭ ко времени до XIX века, скорее всего даже к XVI веку;
7) взгляд, согласно которому КМЭ возникла вначале в одной части мира, в основном в Европе, и в дальнейшем распространилась по всему миру путем успешного «включения» новых территорий;
8) существование в мир–системе государств–гегемонов, периоды неоспоримой гегемонии которых были относительно кратки;
9) неизначальный характер государств, этнических групп, хозяйств, которые постоянно создавались и воссоздавались;
10) фундаментальная важность расизма и сексизма как организующих принципов системы;
11) появление антисистемных движений, которые и подрывают, и усиливают систему;
12) модель циклических ритмов и вековых тенденций, которые воплощают внутренние противоречия системы и приводят к системным кризисам»716.
Ключевое значение в мир–системной парадигме приобретают центропериферийные отношения. «Осевое» разделение труда между центром и периферией создает напряжение между ними, которое стимулирует развитие мир–системы в целом. Оно усиливается неэквивалентным обменом и неравноправным характером отношений между ними. Несмотря на это, уже к концу XIX века, по мнению И. Валлерстайна, не осталось зон, находящихся за пределами КМЭ. В его структуре периферии отводится в целом пассивная роль, ее развитие всецело зависит от центра. Динамику КМЭ призвано выразить понятие «полупериферии». Именно полупериферия сосредоточивает в себе классовые противоречия и конфликты, выступает способом перераспределения мировой прибавочной стоимости, она же служит источником новых форм и способов производства. Таким образом, мировая политика предстает как постоянная борьба между центром и периферией современной мировой системы, выступая следствием асимметричной взаимозависимости государств и народов.
Как отмечает В. А. Зарин, «модели, разрабатываемые авторами теории “мировых систем”, безусловно, способствовали лучшему пониманию истории формирования мирового рынка и хозяйства, механизма современных типов зависимости, их взаимодействия и привлекли внимание к проблеме обратного влияния мировых хозяйственных и военно–политических структур на состояние отдельных стран и регионов»717.
Тем не менее уже к середине 80‑х годов стала особенно заметной критика MCA со стороны представителей ставшего доминирующим культурологического подхода в связи с дискуссиями о мондиализации культуры или о глобальной культуре. Позиция школы MCA рассматривалась как экономоцентристская, материалистическая и редукционистская. В противовес подчеркивалось, что глобализация и мондиализация культур определяют ведущую роль не экономических, а культурных связей внутри мироцелостности. Возникла глобальная культурология, или культурная глобалистика, которая испытала ощутимое влияние постмодернизма, устами Ж. — Ф. Лиотара заявившего о «конце целостности».
Ее представители подчеркивают децентрализованный характер миросистемности, признавая гетерогенность и гибридность естественным состоянием культурной карты мира. При этом был воспринят ряд методологических позиций MCA, в частности представление мира как системной целостности, в которой не части составляют целое, а сама целостность конституирует свои части. Представители этого направления, как правило, не делали вывод о становлении глобальной культуры, видя в этом пережиток идей о культурной гомогенности мира. Ныне исследования в сфере глобальной культурологии все более перекликаются с цивилизационной теорией и социальной антропологией, увязываясь с отслеживанием процессов модернизации в отдельных регионах мира и тенденций к национализму в локальных культурах, с особым акцентом на изучении альтернатив глобализации.
Выдвижение на передний край науки цивилизационного подхода обозначило новые аспекты критики MCA, развивавшие мотивы его культурологической критики. Она определялась общей установкой цивилизационщиков на разделенность, самобытность масштабных культурно–исторических систем — цивилизаций. Критики MCA указывали на материалистическую основу данного подхода, ведущую к экономическому детерминизму и редуцированию познавательной и ценностной проблематики тех человеческих общностей, которые не вытекают непосредственно из потребностей организации производства, обмена товарами и защиты ресурсов. Этнос, нация и цивилизация, предстающие как формы разделения труда и организации отношений обмена, сводятся в рамках такого подхода к функциям миросистемных отношений.
Обращается внимание и на представление об однолинейной эволюции, игнорирующее возможности эндогенного развития и не дающее возможности ответить на вопрос о способностях незападных цивилизаций освоить и трансформировать западные технологии. Мир–системный подход отводит центральное место экономическим и политическим аспектам и не уделяет должного места культуре. Такая одномерность и редукционизм, действительно, подрывают эвристические возможности мир–системной парадигмы и ее претензии на общее объяснение мировых процессов. Как недостаток мир–системной парадигмы рассматривается и акцент на взаимодействии между обществами в ущерб их внутренней специфике, хотя сама цивилизационная парадигма развивается именно в направлении исследования взаимодействий между цивилизациями.
Вместе с тем в самой цивилизационной парадигме заложены основания для сближения с мир–системной парадигмой. Такие теоретики цивилизаций, как А. Тойнби и К. Ясперс, говорили о становлении общемировой цивилизации, и этот тезис лег в основу рождения мир–системной парадигмы. Ныне для цивилизационшиков становится все более проблематичным вопрос о самобытности отдельных цивилизаций, поскольку практически не осталось цивилизаций, не затронутых процессом взаимодействия и трансформации. Сдвиг в сторону исследования взаимодействий между цивилизациями и развития единой мировой цивилизации показывает, что цивилизационная парадигма существенно трансформируется.
Дискуссия представителей мир–системной и цивилизационной парадигм показала, таким образом, что различные подходы к мировым общественным процессам не исключают, а дополняют друг друга, отражая различные стороны этих процессов. Так, концепция «центральной цивилизации» Д. Уилкинсона, основанная на сохраняющей определенные позиции линейной схеме цивилизационного процесса и сводящая историю к прогрессивному поглощению периферийных цивилизаций ближневосточным, средиземноморским, западноевропейским и евроатлантическим мирами, была реинтерпретирована в духе исследований исторически сменявших друг друга сетей «мировых городов», составляющих основу мир–систем718.
Глобалистика и цивилизационный подход
Всякая отрасль научного знания, если подходить к ней с позиций норм науковедения, конституируется при наличии объекта, единого предмета, его включенности в общую картину мира, определенных философских оснований и единого метода. Разумеется, что с таких позиций науки о глобальном мире едва ли могут претендовать на статус «нормальных». В нынешнем состоянии они предстают как междисциплинарная область, которая, по мнению М. А. Мешкова, «по характеру ближе к такой разновидности научного знания, которая складывается исторически, не обладая системной целостностью», подобно эволюции биологии по С. В. Мейсону719