961. Однако такая среда будет очень аморфным образованием, если не вводить архетипическое ядро указанных ценностей. Отношение к архетипам может быть (конечно, одним среди прочих) показателем формы переходных процессов. Так, сохранение всего фонда архетипов определенного социального поля того или иного процесса (при соответствующем изменении его содержательного наполнения) характеризует эволюционную форму развертывания переходных процессов. А минимизация или даже уничтожение архетипов фонда развития оказывается признаком катастрофической формы процесса.
Разумеется, катастрофическая форма не определяется только негацией архетипов. Это более сложное явление. Мы употребляем термин «катастрофическая форма» перехода, не отождествляя ее целиком с феноменом катастрофы как таковой, так как ставим рядом с нею и революцию. Различие между этими двумя разновидностями катастрофической формы перехода состоит в том, что катастрофа всегда обозначает регресс, разрыв истории, патологическую мутацию переходного процесса, а революция, при всей своей обвальной природе, может открывать определенную прогрессивную перспективу962.
В естественном процессе эволюции видов примером такой катастрофы была массовая гибель динозавров. В цивилизационном процессе катастрофической была гибель Крито–Микенской цивилизации вследствие геологических потрясений и военных поражений. В истории Киевской Руси настоящей катастрофой было монголо–татарское нашествие. Не менее катастрофическими были чума и продовольственный кризис в Европе XIV ст.
Вообще катастрофическая форма переходного процесса отмечается предельно сокращенной фазой промежуточных событий, взрывными изменениями, развалом нормальной регуляции и саморегуляции процесса и включением (в лучшем случае) новых ракурсов причинно–следственного взаимодействия. При таком переходе нарушается в процессе преобразований оптимальное соотношение благоустроенного и хаотичного аспектов в пользу последнего. А в социальных преобразованиях это нарушение касается еще равновесия между легитимными и нелегитимными, программированными и непрограммированными, стихийными и сознательными аспектами переходного процесса. При этом линия отклонения от оптимальности в соотношении указанных аспектов всегда в катастрофических переходах является неопределенной.
Как феномен аномалии или патологии катастрофичность в переходном процессе оказывается явлением невероятным. Действительно, всякая большая революция, как доказано историей, сначала кажется невероятной. Но если она (вследствие неожиданных пусковых факторов) начинается, то появляются источники самосозидания стихийных событий, которые быстро разваливают стабильность системы и расширяют вероятность катастрофических процессов. Иначе говоря, в катастрофических переходах действует своего рода конус вероятностей, который очерчивает вибрацию вокруг нуля вероятности начала процесса и расширения масштабов вероятностей по мере продвижения к финалу.
Альтернативой катастрофического перехода является эволюционная форма переходного процесса, которая предусматривает поэтапные изменения системы при постепенном распространении этих изменений на всю сферу функционального и структурного уровня ее существования. Поэтапность эволюционного перехода может определить разные фазы проявления преобразований или относительно элементов системы, или на уровне структур и функций, или их совместного изменения, но непременно постепенно.
Эти разные проявления эволюционного перехода заполняют с классификационной стороны промежуточную зону между категорией движения и пониманием развития. К ним принадлежат такие явления:
Метаморфоза — круговорот форм процесса типа «Товар — Деньги — Товар» или биологических образований от кокона к гусенице и мотыльку и снова к кокону.
Вариация — продвижение процесса за счет изменения периферийных элементов при сохранении основного содержания. Примером здесь может быть идея Лакатоса, считающего, что переход между теоретическими системами в науке определяется научно–исследовательскими программами, которые защищают вариативным полем гипотез главное, «жесткое» ядро положений исходной фундаментальной теории. В биологической эволюции переходные процессы осуществляются (если брать типичный пример) за счет вариативного изменения особей популяции.
Трансформация — важная структурная переработка систем, которая (выходя за границы простой перегруппировки ее элементов) превращает путем изменения связей, отношений, опосредствований (или даже условий детерминации) организацию и функции исходного формообразования. Трансформация является типичным переходным процессом в области знания, культуры, социальной эволюции.
Характерным примером трансформации в сфере переходов теоретических систем знания выступает принцип перманентности. Он раскрывает формирование цепей преобразований одной теории в другую на базе установления общих для всего множества теоретических систем закономерностей. Эти закономерности определяют сохранение некоторых типичных свойств, присущих всем теориям на протяжении всей цепи их преобразований. Поэтому каждая следующая теория лишь обогащает предшествующую. В результате эти теории структурируются в направлении последовательного обобщения, так что каждая следующая система включает предшествующую при сохранении обратного перехода, когда предшествующая теоретическая система определяется как частичный случай следующей. Такая перманентность преобразований имеет, например, место при переходе от арифметики натуральных чисел к арифметике дробовых чисел и от нее — к арифметике иррациональных — и дальше — к арифметике комплексных чисел. Принцип перманентности реализуется и на переходе от двузначной к трехзначной и так далее — к n-значной логике.
В более распространенном варианте логический аспект эпистемической трансформации осуществляется в предпосылке введения принципов запрета (типа невозможности «вечного двигателя» или движения со скоростью, которая превышает скорость света). Эти принципы составляют правила действия, которые определяют сферу возможного и невозможного. Такое определение позволяет сравнивать новые предметные области, которые исследуются, с хорошо известными с целью выявления условий переноса алгоритмов преобразования с одной теоретической системы на другую. Эти переносы алгоритмов преобразования и характеризуют особый случай трансформационного перехода от одной теории к другой. Так, алгоритм «поиска в конечном лабиринте», который возник в алгебре, был потом перенесен в сферу логики, с последующим применением в структурной лингвистике. А из нее указанный алгоритм был перенесен на теорию генетического кода. Во всех этих случаях были установлены трансформационные переходы между соответствующими теориями963.
Важным фактором логической трансформации теории является формализация, которая, преобразуя структуру исходной теории (за счет изменения ее аксиоматического базиса), расширяет предметное поле ее применения. Такая формализация теоретических основ Ньютоновой физики на уровне аналитической механики позволила создать Лангранжевы методы анализа теории электрических контуров и через Гамильтонов формализм получить эвристические средства разработки квантовой механики.
Верхним уровнем формализации теоретических систем является превращение их в логико–алгоритмические теории с управляющей функцией относительно содержательно–предметных теорий. Здесь обнаруживается важная черта любого трансформационного переходного процесса. Он предусматривает фактор управления или программирования, хотя и может происходить в стихийном варианте. Относительно общественного бытия, в том случае, когда управление является неотъемлемой частью социальной трансформации, он получает статус реформы.
Примером такой управляемой трансформации может быть реформирование постсоциалистического общества в направлении западноевропейской парадигмы развития. В ее нормальном варианте это реформирование предусматривает не конфронтацию социальных программ (присущих социализму) и рыночной стихии стоимостной регуляции, а объединение этих факторов в форме переходной и смешанной социально–рыночной экономики. Последняя и объединяет социальное управление со стороны государства с рыночной саморегуляцией экономических процессов.
Важное значение в трансформационных процессах социального реформирования приобретает установление оптимального соотношения роста и стабильности. Проблема здесь, как показал Ю. Н. Пахомов, состоит в том, что, в частности, планетарная стабилизация может отвлекаться от своей основы — экономического роста — и превращаться в самодовлеющий фактор. А это ведет к неплатежам, безработице, падению спроса, подрыву экономики и массовому притоку импорта, то есть к экономическому разрушению. Ведь стабильность не должна превращаться в статичность. На Западе иногда специально выводят экономическую систему из равновесия с целью провоцирования новых процессов. Вообще стабилизация не должна предшествовать росту в процессах социального реформирования.
Социальная трансформация в современном мире должна отвечать условию соединения государственного управления экономикой со свободным движением капитала на основе рыночной саморегуляции964. Здесь действуют глобальные закономерности трансформации планетарной макроцивилизации, в которой, по выражению Дж. Гелбрайта, «социализм» больших корпораций дополняется свободным предпринимательством мелких фирм. Тем самым стихийный аспект трансформационного процесса не отрицает необходимости государственного управления. В Японии, например, в 80‑х годах прошлого века государство регулировало более чем 10 000 позиций в области ценообразования, импорта, положения основного капитала и т. п.
Дело в том, что социальная трансформация имеет вариативную природу, создает проблемное поле множества вариантов, иногда противоречащих друг другу. Тут необходим отбор, селекция вариантов, тем более, что трансформационный процесс связан с социальным экспериментированием и конструированием. Поэтому управление социальными преобразованиями выступает необходимым компонентом трансформационных актов.