Движение в указанном направлении начинается уже в неолитических обществах Сирии, Северной Месопотамии и Восточной Анатолии, достигая полной реализации в Египте, Шумере, Эламе и Хараппской цивилизации долины Инда в конце IV — начале III тысячелетий до н. э. Выход названных, как и позднее других обществ восточного типа на цивилизационный уровень обеспечивался:
• возрастанием объемов производства методами усовершенствования организации коллективного труда и централизации перераспределения (редистрибуции) его плодов;
• концентрацией прибавочного продукта (благодаря власти–собственности правящей верхушки на материальные и трудовые ресурсы и ее контролю над редистрибутивной системой) в руках правящей знати административно–хозяйственными (по преимуществу) методами;
• трансформацией сконцентрированного таким образом натурального прибавочного продукта в престижные ценности и монументальные сооружения вследствие организации соответствующих ремесленных производств и широкомасштабного строительства (пирамиды, зиккураты, дворцы и пр.) при развитии широкой торговли с варварской периферией с целью получения дефицитного сырья.
Этот древневосточный путь становления цивилизации не мог быть реализован на большей части Европы прежде всего потому, что природные условия, в частности, достаточное количество выпадаемых атмосферных осадков, не стимулировали развитие широких коллективных форм организации труда, которые здесь попросту были не нужны. Однако в эпоху бронзового и в особенности раннежелезного веков, на прежней организационно–хозяйственной базе, до технического перевооружения достичь роста продуктивности земледельческого производства было невозможно, и поэтому общества умеренного пояса Евразии с конца IV — начала III тыс. до н. э. в большей мере ориентируются на развитие скотоводства, на основе которого выход на уровень цивилизации неосуществим.
Древневосточный тип раннеклассовых обществ, таким образом, в решающей степени связан с выполнением государственным аппаратом важнейших, жизненно необходимых для всего социального организма, экономических функций по организации производства и редистрибуции материальных благ. Производство организуется в масштабах всего социального организма, а концентрация прибавочного продукта осуществляется, главным образом, хозяйственно–редистрибутивным способом.
Распространение обществ с ирригационно–централизованной системой аграрного производства происходило в III–I тыс. до н. э. преимущественно в зоне сухих субтропиков от Египта, Сирии и Месопотамии через Иранское нагорье в Среднюю Азию и Индостан, где имелся и свой раннецивилизационный центр. В то же время цивилизации подобного, древневосточного, типа формировались в Восточной и Юго–Восточной Азии (особенно на базе ирригационного, часто предполагавшего террасирование горных склонов рисоводства), а также в Мезоамерике и в областях Перу — Боливии. Однако в отличие от азиатско–североафриканских обществ цивилизации доколумбовой Америки так и не переступили рубеж, отделяющий раннеклассовые общества древневосточного типа от соответствующих сословно–классовых.
В древневосточных обществах выполнение государством организационно–сельскохозяйственных функций является важнейшим условием всей социально–экономической жизни. Поэтому, несмотря на то, что возможность увеличения производства прибавочного продукта за счет усовершенствования организации труда была быстро исчерпана (в Египте и Месопотамии уже во второй половине III тыс. до н. э.), роль государства в обеспечении организации коллективных работ оставалась неизменной. Что, в свою очередь, делало невозможным экономическое обособление крестьянского домохозяйства от властных структур даже при усовершенствовании орудий труда, что определяло отсутствие достаточных условий для развития частнособственнических отношений в системе землепользования.
Несмотря на ограниченное развитие товарно–рыночных отношений (главным образом, в крупных городах и их предместьях, начиная преимущественно с Вавилонии и Финикии середины I тыс. до н. э.), объективные условия сельскохозяйственного производства не допускали ликвидации доминирующей роли бюрократического аппарата. Львиная доля общественного прибавочного продукта изымалась государственной системой у налогоплательщиков и расходовалась на в значительной мере не имеющие никакого отношения к росту экономики цели: войны, престижное потребление и пр.
Многие характерные для предыдущего этапа феномены (государственная власть–собственность, всесильная бюрократия и т. д.) в несколько модифицированном виде сохраняются и на стадии сословно–классовых обществ. Более того, в целом ряде позднесредневековых обществ (Китай периода правления династий Юань или Цин, Индия при Великих Моголах, Иран Сефевидов или Османская империя) наблюдается даже определенная примитивизация по сравнению с предыдущими эпохами: например, Китая времен династий Тан или Сун, равно как и Багдадского халифата или среднеазиатской державы Саманидов. По терминологии К. Н. Леонтьева это означает переход от «цветущей сложности» к «вторичному смесительному упрощению».
Понятно, что в такой ситуации человек, несмотря на некоторую (по сравнению с раннеклассовой эпохой) партикуляризацию его деятельности, и в социально–экономическом, и в общественно–культурном отношении остается вполне подчиненным государственно–бюрократическим структурам. Он уже начинает ощущать ограниченность своей свободы тотальностью власти, однако ему еще не на что опереться в достаточной степени для деятельнодуховного самоутверждения во внешнем мире. Поэтому ему остается довольствоваться религиозной мистикой, спиритуалистической философией или изысканной поэзией47. В таком состоянии Восток доживает до Нового времени, когда его базовые структуры начинают подвергаться быстрой и бесцеремонной деформации со стороны капиталистического Запада.
Таким образом, мы проследили в самых общих чертах путь развития, условно говоря, восточных обществ от их позднепервобытного состояния, когда фиксируется утверждение соответствующих типов социально–экономических структур, через раннеклассовую стадию, на которой принципы централизованной организации всех форм жизнедеятельности достигают в известном смысле (на доиндустриальной стадии технологии) своего апогея, до восточных сословно–классовых обществ, для которых характерно некоторое развитие товарно–рыночных отношений при удержании государственным аппаратом ведущей и определяющей роли во всех сферах, включая, в конечном счете, и экономическую. Утвердившийся на позднепервобытной стадии феномен власти–собственности достигает своего максимального проявления в раннеклассовую эпоху, претерпевая затем некоторую трансформацию (собственность, особенно финансовый и торговый капитал, несколько обособляется от государства), однако государство продолжает господствовать над оформившейся прослойкой частных собственников и выступать верховным собственником главного средства производства — земли (и воды).
Совершенно понятно, что в различных регионах, в разное время и на разном технологическом уровне эти процессы происходили неодинаково. Не вдаваясь в подробности, отмечу лишь некоторые, самые общие, хронологические ориентиры, относящиеся к наиболее динамично развивавшемуся в соответствии с вышеописанной моделью Ближневосточно–Переднеазиатскому региону («ближневосточному локомотиву», как удачно его назвал В. В. Чубаров48). Здесь явные контуры классического восточного пути развития заметны уже вскоре после победы «неолитической революции», то есть не позднее, чем с VI тыс. до н. э. Утверждение раннеклассовых отношений в ведущих центрах опережающего развития, Шумере и Египте, происходит к рубежу IV–III тыс. до н. э., а их кризис в Передней Азии начинает ощущаться с первой трети II тыс. до н. э., затягиваясь как минимум на тысячелетие.
Приблизительно с середины I тыс. до н. э. Ближний Восток, а вскоре и другие ведущие регионы Азии (Передняя и Средняя Азия, Индия, Китай) выходят на уровень сословно–классовых отношений. На их основе соответствующие цивилизации достигают предельного развития в середине–второй половине I тыс. н. э. (Китай эпохи Тан, Индия времен Гуптов, Мусульманский мир на стадии Багдадского халифата, среднеазиатской державы Саманидов и мавританской Испании), исчерпывая творческий потенциал в первых веках II тыс. и оказываясь в состоянии глубокой стагнации в послемонгольское время, особенно с середины II тыс., после Тимура, Сулеймана Великолепного и Акбара. Из этого состояния «сонной самодостаточности» Восток был выведен экспансией капиталистического Запада.
Теперь рассмотрим становление и развитие обществ западной модели. Их формирование также было следствием «неолитической революции». Однако основой будущего западного пути развития становятся нео–энеолитические общества неполивного земледелия, позволявшего утверждаться отдельному домохозяйству в качестве самостоятельной социально–экономической ячейки. Первичные интенции в данном направлении ощущаются уже в период неолита в Западной Анатолии, Западном Закавказье и обширном Балканско–Дунайско–Карпатском регионе, где соответствующие общества на уровне энеолита (культуры Сескло, Караново, Винча, Боян, Гумельница, Кукутени–Триполья) демонстрируют высокий уровень экономического благосостояния и бытовой культуры, не уступая в V — первой половине IV тыс. до н. э. Ближневосточно–Переднеазиатскому региону.
Однако здесь организация производства, как, очевидно, и другие, менее ясные нам пока факторы, не обуславливала формирование и обособление от общества мощного и самодовлеющего административно–бюрократического аппарата, как то имело место в течение IV тыс. до н. э. в Египте и Шумере. Повышение же продуктивности сельскохозяйственного производства за счет усовершенствования орудий труда, с учетом высокой себестоимости металлических изделий в эпоху меди и бронзы, примерно до конца II — начала I тыс. до н. э. практически не могло реализовываться. Так что качественный скачек в этом отношении по всей умеренной зоне Евразии осуществляется уже в раннежелезном веке, преимущественно в пределах первой половины — середины I тыс. до н. э.