к, то в данное время Североатлантическая конфигурация глобализации вызывает серьезное сопротивление со стороны восточной архаики и восточной специфики цивилизационной периферии современного мира.
Цивилизационные сдвиги в современной истории, связанные с глобализацией, сопровождаются альтернативной тягой к тоталитарной архаике. Резко усиливается влияние мусульманского фундаментализма и подобных ему стратегий африканского тоталитаризма. Обратная волна восточно–буддийского влияния — увлечение идеологией Дзена, буддийских сект, мистикой суфизма и восточных единоборств — создает конкурентную среду современным западным культурам, а иногда и поражает их соблазном западновосточного синкретизма.
Иначе говоря, глобальный технологизм современной цивилизации провоцирует как обратный результат первобытный мифологизм, когда колдун, шаман или знахарь рассматривается как своего рода доисторический технолог. И в таком неоязычестве есть тоже свой глобализм. Ведь мифология и язычество используют универсальные структуры взаимоотношения человека с природой в виде медиаторов связи земного и небесного, архетипов бессознательного и тотемов. В результате универсальные структуры глобалистических моделей будущего сталкиваются в современном мире с универсальными мифологическими структурами. Даже внутри цивилизационного процесса, который осуществляется под сигнатурой глобализации, происходит актуализация прошлого.
Обратная волна восточных влияний, феномен актуализации прошлого и неоязычество, стремление снять «груз истории» и возвратиться к универсальным формам мифологического единства с бытием ограничивают сферу и зоны эффективности глобализации в цивилизационном процессе. Здесь высвечиваются и болевые моменты этого процесса, его переломы и срывы. Ведь развитие современной цивилизации сопровождается цивилизационным вырождением в значительных регионах планеты, включая Афганистан, Камбоджу, Сомали, Чечню и «зоны смерти» в государствах африканского тоталитаризма969.
Относительно анализа границ глобализации напрашивается аналогия с результатами мировой стратегии Александра Македонского, который осуществил попытку навязать Востоку греческий образ жизни. Эта стратегия отвечала программе Аристотеля универсализировать нормы афинского социума. Однако завоевания Александра Македонского, приблизившись к границам ойкумены античной эпохи, натолкнулись на обратную волну культурных влияний Востока с его имперскими принципами, деспотией, мистикой и магическими ритуалами. В результате вместо глобализации образа жизни Афин возник эллинизм с его синкретизмом западных и восточных элементов.
Пределы глобализации намечаются и в современном мире. Однако она ограничивается на карте социокультурных миров планеты уже не только «по горизонтали», так сказать, широтно, но и «по вертикали», в ракурсе меридиональной локализации. Глобализация в настоящее время репрезентирует верхний этаж цивилизационных процессов. А эти процессы — многоуровневые. При этом этажирование уровней цивилизационного процесса определяется не по ценностным характеристикам (то есть не по принципу: «что высшее — то есть важнейшее»), а в соответствии с временным показателем (точнее инновационными надстройками над традиционными уровнями).
Верхние этажи цивилизационного процесса характеризуют большие инновационные сдвиги от результатов научно–технического прогресса до формационных преобразований социально–экономического типа и политических трансформаций мирового сообщества. Базовый же уровень (и в этом смысле предпосылки цивилизационного процесса) определяется антропологическими характеристиками, то есть модусами человеческого бытия, связанными (по убеждению раннего марксизма периода «Немецкой идеологии» К. Маркса и Ф. Энгельса) с «производством и воспроизведением человека». К этому необходимо также добавить стереотипы быта, традиции, менталитет этнических культур и национальных ценностей. Уже К. Маркс различал категории «Geselshaft» (то есть общество) и «Geselwesen» (то есть первичные коллективы типа семьи и рода, землячества, этноса). Последние, в отличие от больших социумов мировой истории, являются сквозными структурами всех социальных преобразований верхнего уровня, обеспечивают инвариантные, архетипические начала в общечеловеческом массиве инноваций.
Сказанное не отрицает возможности общечеловеческой надстройки над разными способами самоидентификации людей на этническом, местном, семейном уровнях. Ведь не только цивилизационный процесс является многоэтажным. Многоступенчатость обнаруживает и национальное сознание, которое включает и специфическое, и общее в жизни народа. Необходимо только учесть возможности восхождения на более высокие этажи человеческой экзистенции.
Многоуровневая система цивилизационного процесса позволяет обнаружить области, точнее, аспекты, наиболее благоприятные как для развертывания глобализации, так и для сохранения базовой специфики культур и этнических ценностей. Более того, этот процесс раскрывает возможность привлечения уникальности конкретных форм регионально–цивилизационного и этнокультурного многообразия мира для усиления мотивации экономической, культурной и любой другой результативности глобализации. Тем самым оказывается возможным ввести комбинированные стандарты преимуществ и глобализации, и спецификации в составе современной мировой макроцивилизации. Более того, многообразие путей и уровней цивилизации выступает необходимой предпосылкой как национальной идентификации культур и народов, так и глобализации мировой истории в общечеловеческом Универсуме.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ(Ю. Н. Пахомов, Ю. В. Павленко)
Как уже было отмечено во Введении, цивилизационную структуру современного мира можно рассматривать в двух измерениях.
Первое предполагает его анализ в ракурсе концепции «мир–системы» И. Валлерстайна, которая предполагает выделение «мир–системного ядра» — группы наиболее развитых и богатых стран Запада и Дальнего Востока, «полупериферии» — стран среднеразвитых — и «периферии» — бедных и отсталых аграрно–сырьевых государств с низкими, а то и отрицательными показателями темпов развития.
Второе исходит из того, что человечество как прежде, так и теперь представляет собой сложную динамическую систему отдельных взаимодействующих цивилизационных миров, региональных цивилизаций, их субцивилизационных составляющих, филиаций и анклавов.
Причем различные цивилизации сегодня (в отличие, скажем, оттого, что наблюдалось полтысячелетия или тысячелетие назад) не просто сосуществуют и взаимодействуют. В глобализирующемся мире они и их составляющие структурируются в иерархическую систему, в пределах которой между различными группами человечества все больше увеличивается разрыв в технологическом и экономическом развитии, уровне и качестве жизни. Северная Америка, Западная Европа и Япония, лидирующие в этих отношениях, относятся к мир–системному ядру, тогда как остальные цивилизационные общности относятся к мировым полупериферии и периферии.
В стадиальном отношении первые, в целом относящиеся к «золотому миллиарду», вышли или на наших глазах выходят на уровень информационного, точнее, по М. Кастельсу, информационального общества; вторые, в целом, остаются на стадии индустриального общества (иногда с анклавными вкраплениями информациональных структур, работающих в теснейшей взаимосвязи с ведущими центрами мир–системного ядра, но более опирающиеся на свою аграрно–сырьевую базу); а третьи — частично находятся на примитивной индустриальной стадии, однако демонстрируют широкое, во многих случаях преобладающее, присутствие доиндустриальных систем производства, до анклавного наличия раннепервобытного охотничъе–собирательского уклада включительно.
Задают тон страны мир–системного ядра, выступающие в роли информационного, технологического, экономического авангарда современного человечества. Но основная часть населения Земли проживает в существеннейшим образом зависимых от этих стран государствах мировых полупериферии и периферии, где наростает массовое недовольство сложившейся на рубеже XX и XXI веков глобальной системой отношений. Последнее, как и отмеченная неравномерность в экономическом и технологическом отношении, в распределении мирового богатства, накладывается на собственно цивилизационные отличия, выражающиеся прежде всего в различных идейно–ценностно–мотивационных основаниях разных цивилизаций. Все это определяет все большую разбалансировку, деструкцию прежней системы отношений на Планете.
При безусловной экономической, военной и информационной гегемонии Запада, прежде всего США, такое положение дел провоцирует ответные реакции со стороны многих политически активных групп незападных народов; реакции, часто приобретающие преступные, бесчеловечные формы. Суть проблемы вовсе не в несовместимости ценностей отдельных цивилизаций (которые различны, но, в принципе, должны рассматриваться как взаимодополняющиеся), а в неприятии большей частью представителей традиционных цивилизаций утилитарно–эгоистического духа и рекламно–коммерческих квазиценностей общества массового потребления.
По существу, это не пресловутый «конфликт цивилизаций», а неприятие квазиценностей Западной цивилизации (вырабатываемых главным образом в США) людьми, ориентированными на ценности и традиции других цивилизаций, вынужденных реагировать на ее вызовы и мучительно трансформироваться в поисках адекватного отклика на последние. Удачный пример поиска такого выхода — послевоенная Япония, неудачный — бывший СССР. Однако каждый случай уникален, и, скажем, дореволюционная Россия имела достаточно шансов успешно вписаться в складывавшийся глобальный мир, тогда как Япония поддалась соблазну милитаризма и пережила катастрофу во Второй мировой войне.
Нынешняя эпоха, в отличие от предыдущей, носит переходный характер. Если уходящий мировой уклад имел свой устойчивый облик и четко очерченный стержень, то нынешняя планетарная ситуация во всех ее авангардных составляющих отличается неустойчивостью и неопределенностью. В ней преобладают явления переходные, как бы «полусостоявшиеся». Они — эти явления — предстают перед взором человечества как нечто промежуточное между когда–то устойчивым, а ныне — размытым недавним прошлым и зарождающимся, во многом неясным будущим. Поэтому процессы, доминирующие в глобальном пространстве, представляются раздвоенными и имеющими различную судьбу: одни, согласно логике развития, должны сойти с арены или же трансформироваться в нечто качественно иное, а другие — характерные лишь для последнего времени — окончательно состояться.