Монофизитская трактовка христологического вопроса в большей степени, чем несторианская, согласовывалась с византийской тео–космической системой мировидения как единой, нисходящей от Бога к твари иерархической структуры. Поэтому, как и в силу других причин, византийский двор, особенно перед лицом угрозы со стороны наступавших арабов, готов был к компромиссу с монофизитами. Однако все возможные уступки в богословских вопросах категорически отрицались Римом, на конфликт с которым (с учетом своих интересов и его влияния в Западном Средиземноморье) Византия идти не хотела. В результате в конфронтации с ней оказались ее собственные подданные на востоке — копты в Египте, часть не принявшего несторианство арамейскоязычного населения Палестины и Сирии, а также армяне, как в рамках, так и за пределами империи.
Наиболее явственно и решительно, в значительной, если не определяющей, мере под воздействием национально–патриотических чувств, против утвержденного в Халкедоне в 451 г. понимания двуединства природы Христа выступили армяне. Однако грузинская церковь, сперва принявшая вслед за армянской монофизитство, в начале VII в. отошла от него, отдав предпочтение Халкедонскому решению христологической проблемы. С тех пор Грузия стала главным оплотом православия на Кавказе.
Ближайшие к арабам по духу и языку монофизиты Сирии, Палестины и Месопотамии в массе своей быстро воспринимали ислам, но в этнически чуждом арабам Египте среди коптов монофизитское христианство в первые два века Халифата переживало даже известный культурный подъем. Однако усиливавшиеся со временем мусульманские гонения на христиан привели, в конечном счете, к упадку христианства и на берегах Нила.
При этом монофизитству удалось закрепиться на Абиссинском нагорье. В древнеэфиопское царство Аксум христианство проникает уже в IV в., успешно конкурируя здесь с иудейством и способствуя восприятию элементов ранневизантийской культуры. Уже со второй половины IV в. в Эфиопии разворачивается храмовое строительство в ярко выраженном национальном архитектурном стиле. Вскоре монофизитское христианство утвердилось и в Нубии.
Арабские завоевания на многие столетия изолировали христиан Эфиопии от остальных частей Восточнохристианского (как и вообще Христианского) мира, однако и в этих тяжелых условиях жителям неприступного Абиссинского нагорья удалось не только сохранить свою религиозно–богослужебную традицию всецело восточнохристианского облика, но и создать богатую культуру, выразившуюся в позднем Средневековье, в частности, в развитом летописании. Так, являясь отдаленной ветвью Восточнохристианского мира в глубинах Африки, практически не имея связей с родственными ей в плане религиозно–культурных оснований народами, Эфиопская субцивилизация дожила до первых значительных контактов с европейцами во второй половине XIX в.
Несколько столетий христианство удерживалось и в Нубии, однако с разгромом мусульманами наиболее значительного здесь христианского государства Мукурра ведущей социокультурной силой в Принильском Судане становится ислам, окончательно вытесняющий христианство из этого региона к концу средневековья.
Из сказанного вытекает, что в эпоху раннего Средневековья Византийско–Восточнохристианская цивилизация достигает своего максимального расширения к середине VI в. В это время, в правление Юстиниана I, империя ромеев, отражая натиск персов с востока и прочно удерживая южное побережье Крыма от Херсонеса до Боспора, распространила свою власть на большую часть Западного Средиземноморья (Северная Африка, Италия, Юго–Восточная Испания).
Успехи на западе облегчались еще и тем, что по степени консолидации Восточнохристианская цивилизация на рубеже древности и средневековья значительно опережала Западнохристианскую. При этом романоязычное население «никейского вероисповедания» бывших провинций Западно–Римской империи, оказавшееся под властью варваров–ариан (вандалов, остготов, вестготов и пр.), на первых порах с симпатией относилось к стремлению византийского двора восстановить единство Римской империи.
В результате в середине I тыс. Византийско–Восточнохристианская цивилизация (с поправкой на военно–политические изменения в периоде от ликвидации Западно–Римской империи до начала массированной славянской экспансии и арабских завоеваний) имела приблизительно следующую структуру.
Центральную ее зону образовывали составлявшие ядро Византии грекоязычные православные области во главе с Константинополем. К ним относились, прежде всего, южные и восточные районы Балкан с Грецией, Македонией и Фракией с примыкавшей к ней более латиноязычной Иллирией, и Малая Азия, непосредственно ее западная часть и побережья. В структурную основу Восточнохристианского мира того времени входили также крупнейшие грекоязычные города Восточного Средиземноморья, такие, как Александрия, Антиохия, Верит и Кесария, а также Эгеида, и такие большие острова, как Родос, Крит и Кипр.
В ближайшем отношении к этому центру находились грекоязычные, сохранявшие верность Никейскому вероисповеданию, заморские по отношению к столице территории, такие, как Херсонес в Крыму или отдельные города (типа Сиракуз) на побережье Сицилии и Южной Италии. В отличие от центра, они не вырабатывали, но зато легко и охотно воспринимали создаваемые в столице и других ведущих городах цивилизационные стандарты.
Раннесредневековая периферия Византийско–Восточнохристианской цивилизации включала негрекоязычные восточные провинции империи (в целом без господствовавших над ними городов типа Александрии и Антиохии), население которых (Египет, Палестина, Сирия, армяноязычные районы Каппадокии и Армянского нагорья) было этнически чуждо господствующему слою в языково–культурном отношении. Оно ощущало себя ущемленным и угнетенным со стороны властей и потому охотно воспринимало альтернативные по отношению к Никейскому символу веры толкования христианства, в первую очередь, монофизитство.
В этнокультурном отношении среди монофизитского населения восточных провинций Византии следует различать египетских коптов, арамейскоязычных семитов Ближнего Востока и армян Восточной Анатолии и Закавказья. Последние представляли собою часть армянского (в целом исповедовавшего монофизитство) этноса, широко расселившегося по всему Закавказью и выразительно представленного в Малой Азии, Сирии и Верхней Месопотамии, а также в сопредельных областях Ирана. В ближайшем отношении к ним находились и другие восточнохристианские народы Закавказья, прежде всего преданные Никейскому символу веры грузины и ближайшие к ним картвелоязычные этносы. Однако в целом они были в то время достаточно удаленными от социокультурной жизни центра Византийско–Восточнохристианского мира.
Своеобразными автономными отпочкованиями Восточнохристианской цивилизации, глубоко проникшими во внутренние районы Азии и Африки, с этого времени выступают сирийско–несторианская и эфиопско–монофизитская ее филиации, конфигурация которых в общих чертах была очерчена выше. Они существенно отличались между собой по характеру.
Сирийско–несторианская ветвь представляла собою своего рода восточнохристианскую диаспору среди других самостоятельных высокоразвитых цивилизационных систем, прежде всего, Иранско–Зороастрийской, а затем Мусульманско–Афразийской. Цивилизаторскую миссию она в некотором отношении выполняла среди скотоводческих племен в глубинах Азии, однако не в большей степени, чем представленные там же и в то же время группы буддистов разного национального происхождения, согдийцев–зороастрийцев, манихеев и пр. Эфиопско–монофизитская же филиация Восточнохристианского цивилизационного мира в Северо–Восточной Африке представляла собою отдельную субцивилизационную систему, оформленную в виде Аксумского царства и связанных как с ним, так и с Египтом княжеств среднего течения Нила, таких, как Нубадия, Мукурра и Альва.
Ситуация в Западном Средиземноморье отличалась особой противоречивостью в силу того, что здесь, так сказать, в зародышевом состоянии к VI в. уже сложился духовный прообраз Западнохристианского мира, однако преобладание Византийско–Восточнохристианского выглядело в ту пору бесспорным. Местное романоязычное население бывших западно–римских провинций, исповедующее, как и грекоязычные византийцы, Никейский символ веры и Халкидонскую редакцию догмата о богочеловечности Иисуса Христа, еще отчетливо не осознавало своего принципиального отличия от общества «Восточного Рима». Оно более противопоставляло себя утвердившим над ним свою власть германиам–арианам, нежели православным грекам. Поэтому на Сицилии, где было еще достаточно греков, в Северной Африке и отдельных частях Италии (Венеция, Равенна, Неаполь и пр.) Византийско–Восточнохристианская цивилизация смогла на некоторое время закрепиться.
Не исключено, что если бы Юстиниану I удалось прочно подчинить Западное Средиземноморье, а его преемникам удерживать его в течение двух–трех столетий, Западнохристианская цивилизация не развилась бы в нечто самостоятельное а, в лучшем случае, осталась бы субцивилизацией в пределах Макрохристианского, в основе своей Восточнохристианского, мира (как ираноязычный ареал в пределах Мусульманской, а дравидоязычный — в пределах Индийской цивилизаций). Однако сразу же после смерти Юстиниана I владения в Испании и в большей части Италии были утрачены, а столетием позже арабами, уже покорившими к тому времени весь Ближний и Средний Восток, была захвачена и Северо–Западная Африка, после чего аналогичная участь постигла большую часть Пиренейского полуострова. В Средиземноморье VIII–IX вв. арабы явно доминировали, что способствовало все большему расхождению исторических судеб Восточнохристианского и Западнохристианского миров, поддерживавших между собой связи почти исключительно через Адриатику.
Таким образом, в середине I тыс. Византийско–Восточнохристианская цивилизация на непродолжительное время заняла ведущие позиции в мировом масштабе. Индия к тому времени уже давно утратила даже то относительное политическое единство, которое было установлено в ее северной половине в эпоху ранних Гуптов, государство которых в это время истощается в борьбе с гуннами–эфталитами и окончательно исчезает в конце VI в., а Китай в качестве объединенного государства восстанавливается лишь в 589 г. с воцарением династии Суй. В середине же VI в. Византии мог противостоять лишь давний соперник Рима — Сасанидский Иран, однако в целом его потенциал был ниже, чем у великой восточнохристианской империи, что наглядно иллюстрируется уровнем развития культуры — в Иране того времени ничего сопоставимого с патристикой, константинопольским храмом св. Софии, великолепными мозаиками Равенны или, скажем, историче