Глобальные трансформации современности — страница 56 из 193

Логика выступает у Аристотеля как глубинная грамматика рациональности бытия. Понимание истины как выражения отношения человека к миру и как суждения об этом отношении уже не предусматривает возможности скрытости истины, ее не–явленности, присутствующей у Платона. Тем самым Аристотель расширяет горизонты рациональности, выходя за границы платоновской рациональности чистого знания и преодолевая его презрительное отношение к эмпирическому познанию. Постигнуть сущее невозможно без помощи чувственного восприятия. Опыт служит основой познания принципов отдельных Наук. сущности каждого частного явления. Общие же понятия, от которых отталкивается наука, — результат обобщения эмпирических данных. Поэтому опыт должен в определенной мере предшествовать умозрительности, подчиняясь при этом последней как познанию сугубо научного метода. Пропорциональность, иерархичность, благоустроенность, определенность, гармония, мера — сущностные характеристики бытия, условия его познания и признаки рациональности.

Аристотель дает четкую, логическую классификацию знания, разграничивая ремесло, искусство и науку на основе их специфических признаков и выделяя деятельность (праксис), творчество (поэзис), умозрение (теорию)201. Такое фундаментальное деление имеет чрезвычайный вес, учитывая проблему рациональности, давая возможность уже в античный период провести границу между рациональностью деятельности, рациональностью науки и рациональностью творчества. Это позволяет выстроить цепь «рациональность — цель — деятельность», что подводит к вопросу о целерациональности в практической деятельности и условиях ее достижения.

Понятие цели является для Аристотеля ключевым в объяснении всех естественных процессов. Возникновение каждой веши рассматривалось им в причинно–следственной связи от ее исходной точки — целеполагания. Это понятие имеет у Аристотеля не только функциональный, а и ценностный характер. Поскольку все, что делается, направлено на достижение блага, все сущее направляется к благу, которое, выступая завершенным, совершенным бытием, есть одновременно и конечная цель, то понятие цели также предусматривает ориентацию на лучшее, то есть на то, что в наибольшей степени подходит для чего–то. Аристотель не принимает платоновской идеи блага через ее всеобщность, абстрактность, противопоставляя ей человеческое благо, которое реализовывается в человеческой деятельности и поступках202.

Таким образом, Аристотель, отвергнув платоновскую идею трансцендентного высшего блага, кладет в основу своей этической концепции идею рациональности как меры и гармонии, которые приобретаются душой в процессе воспитания и образования. Мера, с точки зрения Аристотеля, распространяется и на другие практические науки — экономику и политику. Аристотель стоит у истоков хрематистики как науки о рациональной экономике, которая ориентируется на эффективные методы организации и управление хозяйством с целью получения товарной прибыли. Сама постановка вопроса о ценности — одно из главных достижений античности в осмыслении экономической проблематики.

Аристотель рассматривает вопрос о справедливом, т. е. эквивалентном, обмене и о деньгах как условном мериле стоимости вещей, которые обмениваются. Поняв различие между меновой и потребительской стоимостью товара, он близко подошел к проблеме стоимости — одной из основных проблем экономической науки. На этом основании можно утверждать, что Аристотель начинает изучение проблемы экономической рациональности. Эксплицитно она констатируется лишь в конце XIX — в начале XX в. и связывается с именем М. Вебера, а имплицитно содержится уже в хрематистике Аристотеля. Практическая же рациональность как способность усовершенствования всех сфер человеческой деятельности обнаруживается и приобретает развитие на римской почве в технике расчетов, в финансовых операциях, в ведении хозяйства. Сельскому хозяйству Древнего Рима была присуща рациональная организация хозяйствования и четкий экономический расчет его эффективности.

Основой эффективности производства считается четкое разделение труда, имевшее место уже в римских ремесленных коллегиях с учетом специфики их работы. Как известно, организация первых таких коллегий приписывается царю Нуме, что свидетельствует о давности этого института. Организация ремесленных коллегий в римской традиции входила в число мероприятий, которые были обязанностью первых императоров. В своей совокупности эти мероприятия создавали целостную систему с четким распределением общественных функций между его составляющими, к которым могло относиться обслуживание гражданского населения, удовлетворение тех или иных его потребностей.

Развитие производительных сил в римском обществе, обусловившее подъем сельского хозяйства, как отмечает Е. М. Штаерман, происходило не за счет развития техники, а за счет повышения квалификации работников и усовершенствования их организации (объединение в надлежащей пропорции квалифицированной и неквалифицированной рабочей силы, углубление разделения труда, детализация норм выработки, создание наиболее эффективных по количеству и качеству рабочих групп и надзора за ними, учет как хозяйственных, так и торговых и финансовых операций, которые подробно заносились в приходно–расходные книги, создание подсобных предприятий для использования свободных рабочих рук)203.

Римляне поставили на рациональную основу осуществление военных операций, организацию управления, обеспечение коммуникации. Они разработали рациональную правовую систему, которая получила название римского права. М. Вебер усматривал в нем один из главных рациональных факторов, которые в дальнейшем обусловили развитие рациональной европейской цивилизации, судьбу Европы. А. Ф. Лосев считает римское право грандиозной рационалистической формой и всемирно–историческим явлением. В мире, отмечает он, не было другого права, которое бы в такой степени превратило живые человеческие отношения в голое вычисление, в алгебру204.

Сама философия у римлян обусловлена необходимостью обоснования ответственности гражданина перед государством. Она превращается в своеобразный атрибут римской государственности, призванный защищать и обосновывать определенные политические решения и направления государственного строительства, разрабатывать теорию общественного поведения, приобретает прагматический, утилитарный, практически–рациональный характер. Такой же рациональной, прагматичной и практичной становится и культура Древнего Рима. Выработанный в нем подход к культуре содержит в себе возможность не только сохранения, освоения, изменения, усовершенствования природы, а и возможность ее разрушения с помощью технических средств. В Древнем Риме формируется интенция «покорения» природы посредством рациональности. Происходит практическая десакрализация природы.

IV–VII ст. становятся периодом одного из радикальных поворотов в мировой истории, состоящего в том, что античная культура, с ее теоретической рациональностью и практицизмом логических построений, отступает перед христианством, которое становится основой духовного и культурного развития европейского Средневековья. Через переосмысление основ имеющегося культурного массива и разработку принципов новой культуры происходит формирование универсальных ценностей современной Западной цивилизации.

Переход от античности к Средневековью намечается еще в хронологических рамках античного общества. Первые века новой эры — это период углубления кризиса Античного мира. Но новая религия — христианство — вселяла веру в будущее. Она отстаивала простые гуманистические принципы: человек — высшая ценность в этом мире, и Бог приносит себя в жертву ради его спасения; все люди равны перед Богом, независимо от их социального статуса, интеллектуального развития, этнического происхождения; главный нравственный принцип — любовь к ближнему.

Учреждение христианской религии не принадлежит Европе: она складывалась в Восточном Средиземноморье. Римляне, воспитанные на эллинской культуре, сначала восприняли новую веру с презрением. Однако, постепенно охватывая все более широкие массы приверженцев, христианство, которое возникло как религия угнетенных и обездоленных, приобретает статус официальной религии Римской империи. Христианизация последней была исторической необходимостью: ведь объединение в единой империи разных народов требовало универсальной религии. Императорская власть требовала не только военно–бюрократического аппарата, а и определенной идеологической подпочвы.

Но на момент падения Западной Римской империи главные центры христианской культуры, как и большая часть христиан, находились за пределами Европы. Рим еще не успел вобрать в себя дух новой религии. С крахом политических институтов Западной Римской империи континент утратил свой организующий центр. В Западном Средиземноморье прервалась античная традиция, образовавшийся духовний вакуум заполнило христианство, начавшее строить единую Европу205. Именно в период Средневековья закладываются основы европейской цивилизации, поскольку в древности Европа в значении культурно–исторической общности еще не существовала.

Если христианская церковь Рима как общественный институт объединила Европу «свыше» путем распространения папской власти через унификацию форм общественной и духовной жизни, то латинско–христианская вера интегрировала Западную Европу «снизу», поскольку оказывала содействие становлению европейского сознания, самоидентификации жителей многих стран Европы как европейцев через христианскую веру.

Христианское учение возникает как религиозное, морально–этическое, без любой претензии на господство над государственной властью. Его власть распространялась лишь на человеческие души. Поэтому христианство, по мнению К. Ясперса, является наиболее величественной формой организации человеческого духа, когда–либо существовавшей в человеческой истории. Из иудейства сюда перешли религио