• война за независимость североамериканских колоний, начатая в 1775 г., провозглашение независимости США в 1776 г. и признание этого факта Англией по Версальскому договору 1785 г. — положили начало созданию общества на основаниях частной собственности, предпринимательства, юридического равенства, парламентаризма и федерализма;
• промышленный переворот в Англии, начало которого было ознаменовано изобретением парового двигателя и механической прялки, запатентованных, соответственно, в 1784 и 1785 гг., определившего в ближайшие десятилетия экономическое и военное преобладание Запада (прежде всего — той же Англии) в мировом масштабе;
• Великая Французская революция 1789–1794 гг. — ликвидация сословного строя и монархии, дискредитация Церкви на уровне государственной политики и массового сознания, официальное провозглашение всеобщего политического и юридического равенства, декларирование идеи суверенитета политической нации и пр.;
• утверждение в течение нескольких десятилетий британского колониального владычества в Индии, решающий момент которого приходится на 1803 г., когда английские войска захватили Дели и Великий Могол превратился в марионетку в руках колонизаторов — положило начало утверждению колониального господства Запада во всемирном масштабе.
Из этих событий вытекали многочисленные, так или иначе повлиявшие на судьбы мира, последствия. Среди них в первую очередь следует назвать:
• начало бурного развития североамериканской ветви Западной цивилизации на буржуазно–демократических основаниях с конституционным признанием за каждым (в том числе и за освобожденными в результате Гражданской войны 1861–1865 гг. из рабства неграми) «естественных и неотъемлемых» прав человека;
• индустриальное преобразование мира с обеспечением неоспоримого западного (сперва — английского) экономического доминирования в мировом масштабе;
• ликвидация сословного деления сперва в Западном мире, а затем и (по крайней мере юридически) во всех остальных регионах мира, формальное признание равенства всех людей безотносительно к социальному положению, полу, расе и национальности;
• утверждение системы новоевропейских наций с постепенным распространением подобных форм этноконсолидации и в других регионах планеты, при том, что национальная самоидентификация (вместо сословной и конфессиональной идентичности) становится ведущей;
• создание западными государствами и Россией мировой колониальной системы в качестве первой, насильной, формы структурно–функционального объединения человечества в рамках единой макроцивилизационной системы, при параллельном утверждении в мировом масштабе, в качестве господствующего принципа, капиталистической товарно–рыночной экономики, с присущим ее носителям духом рационализма, индивидуализма и прагматизма.
Следует признать, что особый и сложнейший вопрос, почему именно Запад в третьей четверти минувшего тысячелетия вышел на принципиально новый уровень исторического развития, связанный с капитализмом и индустриализацией, техницизмом и пр. остается еще далеко не разрешенным. Бесспорно то, что здесь сыграли роль многие, оказавшиеся во взаимодействии, факторы, о которых шла речь выше. Среди них стоит особенно отметить следующие: унаследованный от античности рационализм, понятие о гражданственности и юридических правах людей; зачатки персоналистического отношения к Богу, при религиозной санкционированности активной преобразующей окружающий мир деятельности — из иудейско–христианской традиции; индивидуальный характер экономической деятельности варварских народов Западной Европы; общественно–политическая самостоятельность глав домохозяйств у варварских народов; изначальный, с раннего средневековья, плюрализм и взаимосдерживание основных социальных сил (монархии, феодализма, церкви, городов); формирование (первоначально по преимуществу в монастырях) религиозно освященного отношения к производительному труду как к призванию человека и его долгу перед Богом и пр.
Качественный перелом в развитии Европы связан с Возрождением и Реформацией, взаимодействием индивидуалистического рационализма и гуманистическо–гедонистической установки Ренессанса, индивидуалистических религиозных исканий в Европе севернее Альп и развивавшейся быстрыми темпами предпринимательской деятельности в городах, достаточно самостоятельных в условиях расшатывания устоев феодализма, дискредитации католической церкви и слабости политических структур формирующихся национальных государств. Реформация и утверждение (с последующим бурным развитием) капитализма тесно взаимосвязаны, однако не по модели причины и следствия, а в соответствии с принципом появления качественно нового в точке пересечения автономно развивавшихся, но в некоторый момент встретавшихся процессов.
Рациональный капитализм как феномен Новоевропейской цивилизации223(П. В. Кутуев)
Наверное, не будет преувеличением утверждать, что вся постсоветская история Украины развивалась и продолжает развиваться под знаком гегемонии идеологии рынка. На смену длительному периоду риторики, объединяемой с элементами практики — шоковой терапии, которая больше походила на оперативное вмешательство без наркоза, пришел дискурс экономического роста, который, впрочем, объясняет нынешнюю однобокую экономическую динамику (демонстрирующую симптомы «голландской болезни» и зависимого развития), «горькими, но необходимыми» решениями, которые принимались в прошлом в духе либерализма.
Сильнейшим аргументом, к которому апеллируют идеологи свободного рынка при объяснении всех метаморфоз, которые претерпел этот тип хозяйствования в нашей стране, выступает обвинение государственно–бюрократических структур в нежелании реализовать на практике рыночные реформы, которые бы отвечали своему идеальному типу. Тем не менее, обсуждение проблем радикальной трансформации экономики и политической системы без принятия во внимание влияния традиций окружающей культурной среды и теоретической рефлексии над этими проблемами является бесплодным и заводит в тупик.
Ни у кого не вызовет возражений утверждение, что для решения любой научной или практической проблемы необходимо сначала четко сформулировать ее, а это, на мой взгляд, возможно лишь при условии учета многомерности действительности, многомерности, которую принципиально нельзя постигнуть во всех ее аспектах, даже конструируя априорные монистические схемы, продуцированием которых занималось отечественное обществоведение. Но само лишь отрицание научным сообществом прежних ориентиров и заимствование новых образцов на Западе едва ли может стать полезным само по себе. Ведь, как отмечал М. К. Мамардашвили, хотя мы с формальной точки зрения пользуемся рациональными терминами европейской традиции, но «те же самые слова у нас лишены объекта: у них объекты или вообще несуществующие, или призрачные…»224 Таким образом, гораздо целесообразнее использовать достояние основателей западной социальной теории не как готовый инструментарий для препарирования социума и проникновение в сущность общественных процессов, а как точку отсчета для построения теоретической системы координат, адекватной для нашей страны.
Среди классиков западной социальной мысли наибольшее внимание к себе привлекает фигура немецкого мыслителя М. Вебера, который не только декларировал идею объективной и свободной от оценок социальной науки, но и реализовал ее в своих конкретно–исторических, социологических и политических исследованиях генезиса рационального западноевропейского капитализма, хозяйственной этики мировых религий, типов легитимного господства и актуальных проблем демократии.
М. Вебер, взгляды которого формировались под влиянием неокантианской традиции (а также философии В. Дильтея), принципиально отвергнул претензии как марксизма, так и идеализма (типа гегелевского) на постижение сути истории, на выведение общей формулы общественного развития, с помощью которой можно было бы анализировать конкретные социокультурные феномены. Он констатировал односторонность и «материалистической», и спиритуалистической интерпретации каузальных связей в области культуры и истории: «Та и другая допустимы в равной степени, но обе они одинаково мало помогают установлению исторической истины, если они служат не предварительным, а заключительным этапом исследования»225.
Согласно М. Веберу, социология как наука о действительности призвана понять жизнь, которая окружает нас во всем своем своеобразии, то есть «взаимосвязь и культурную значимость отдельных ее явлений в их нынешнем виде, а также факторы того, что они исторически сложились именно так, а не иначе»226. Но жизнь предлагает нам бесконечное многообразие явлений, которое не уменьшается, даже если мы изолированно рассматриваем отдельные ее объекты. Поэтому любое познание действительности человеческим духом исходит из того, что предмет познания может быть лишь той частью действительности, которая считается «существенной», то есть «достойной знания». Ведь культурой, по М. Веберу, является тот «конечный фрагмент лишенной смысла действительности, который, на человеческий взгляд, обладает смыслом и значением»227.
Специфическим свойством наук о культуре (М. Вебер использует риккертовское понятие, отказываясь в то же время от абсолютизированного противопоставления последних наукам о природе) является то, что они стремятся понять жизненные явления в их культурном значении. Значимость явлений культуры предполагает соотнесение их с ценностными идеями: «Отнюдь не большая часть индивидуальной действительности окрашена нашим интересом, обусловленным ценностными идеями; только она имеет для нас значение, и обусловлено это тем, что в ней оказываются связи, важные для нас вследствие их соотнесенности с ценностными идеями. Только поэтому — и постольку, поскольку это имеет место, — данный компонент действительности в его индивидуальном своеобразии представляет для нас познавательный интерес»