С противоположной стороны Восток, точнее — все незападное человечество, достигнув в пределах собственных цивилизационных систем определенной стабильности, самодостаточности и гармонии с окружающей средой, оказалось в зоне экспансии новоевропейских наций. Развив невиданное экономическое, техническое и военное могущество, Запад с первых веков Нового времени начинает преобразовывать мир в соответствии с собственными нуждами, не считаясь с интересами и традиционными ценностями незападных обществ.
Повсюду, как в пределах Макрохристианского мира, так и в традиционные цивилизации Востока, Запад вносил свои принципы и ценности, которые разлагали прежнюю жизнь местных, хорошо ранее сбалансированных обществ. Часть общества поддавалась насаждению новых стандартов жизни, но повышение ее жизненного уровня определялось возрастанием эксплуатации и степени бесправия основной массы населения.
«Западнизация» (термин А. А. Зиновьева) в большинстве случаев вела к понижению жизненного уровня основной массы населения и (что, возможно, еще более существенно) деструкции ценностно–мировоззренческих ориентаций людей при прогрессирующем кризисе доверия к традиционным нормам и представлениям в соединении с неспособностью адекватно воспринимать чуждые им западные ментальность и этос. Даже в случае, когда жизненный уровень основной массы в абсолютном измерении не ухудшается, или даже несколько возрастает (Турция последних десятилетий), это не снимает напряженности, поскольку добытые нечестным путем богатства и соответствующий образ жизни нуворишей воспринимаются остальной частью общества как вызов устоям и традиционным ценностям.
Отсюда — взрыв национально–освободительных и социальных движений в незападных странах, поначалу (в силу высокого авторитета европейской науки и неспособности традиционных учений к выработке адекватной реакции на вызов Запада) опиравшихся на заимствованные у Европы доктрины антибуржуазной направленности. Главным образом это относится к так или иначе перетолкованному в соответствии с местными условиями социализму и, особенно, коммунизму, получившему специфические интерпретации на почве дискредитированных ранее православия (в России) и конфуцианства (в Китае), местных воззрений в Корее и Индокитае, других регионах мира.
Однако в ряде случаев изначально избиралась ориентация на собственные модернизированные учения и политические доктрины (неоиндуистские течения, в частности, гандизм в Индии, «дух Ямато» в Японии до ее катастрофы во Второй мировой войне и пр.). А в последние десятилетия, особенно после победы исламской революции в Иране, на всем Ближнем и Среднем Востоке очевидной становится тенденция к выдвижению в качестве альтернативы «духу Запада» (особенно американизма, порождения массовой культуры США, названных айятолой Хомейни «Большим шайтаном») радикальной мусульманской (фундаменталистской) доктрины, адаптированной к духовным запросам соответствующих народов в современных условиях.
Последняя становится все более популярной даже в таких относительно благополучных странах, как Турция или Египет. Поэтому не удивительно, что даже там, где исламистские партии действуют вполне легитимными, парламентскими методами, местные правящие прозападные силы применяют по отношению к ним (с одобрения Запада) силовые методы. Один из последних тому примеров — запрет на 5 лет исламистской партии в Турции в начале 1998 г.
Таким образом в наши дни, особенно после дискредитации коммунизма и краха СССР, похоже, начинается новая фаза противостояния незападного мира Западу. Однако если ранее основным идейным противовесом «западнизации» выступали заимствованные из Европы (часто — через Россию) леворадикальные (сочетавшие идеи национально–освободительных движений с модификациями коммунизма и социализма) учения, то теперь незападные народы все увереннее становятся на почву собственных традиционных, но обновленных (не всегда в сторону гуманизации) в соответствии с запросами времени учений, имманентно содержащих определенный, специфический для каждой великой цивилизации, глубинный религиозный слой.
Наиболее ярко это проявляется в странах ислама. Однако на наших глазах постепенный, но решительный поворот к традиционным духовным ценностям (при их прагматическом сочетании с научно–техническими и другими рациональными знаниями западного происхождения) происходит в Китае В таком ракурсе рассмотрения коммунизм XX в. сыграл роль идейной основы противостояния западному «духу капитализма» со стороны наиболее способных к самоорганизации незападных народов, прежде всего — русских и китайцев.
Однако будучи учением бездуховным и тоталитарным, породившим ужасающие по совершенным ими преступлениям режимы, и оказавшимся не способным дать удовлетворение глубинным потребностям человеческой личности, коммунизм относительно быстро утрачивает на мировой арене свое первостепенное значение. До некоторой степени его роль начинает перенимать обновленный ислам, с успехом способный противостоять системе западных ценностей и жизненных установок. Похоже, начинает сбываться пророчество о том, что «…исторические образования и расы, которые… оказались порабощенными империализмом, не только попытаются освободиться от империалистических пут, но, кроме того, будут стремиться воссоздать самобытные формы духовной жизни, имеющие им одним свойственные черты»293.
Таким образом, трансформация сложившейся к началу XX в. всемирной макроцивилизации происходила в первой половине прошлого века в единстве двух разнохарактерных, но органически связанных между собой процессов. С одной стороны, нарастало противоречие между самими промышленно развитыми державами (точнее — их объединенными в военные блоки группами) в борьбе за перераспределение власти над миром, а с другой — усиление реакции неприятия этоса и образа жизни доминирующего на мировой арене Запада со стороны ориентированных на традиционные ценности незападных обществ. Последнее, особенно в Русской и Китайской революциях, проходило под флагом коммунизма, что не должно скрывать от нас глубинную сущность вызвавших эти события и порожденных ими процессов.
Взаимосвязанное разворачивание этих двух параллельных процессов приводит к неожиданным последствиям — быстрое развитие и милитаризация Японии, возникновение тоталитарных СССР и Германии, затем Китая. Крах гитлеровской Германии и милитаристской Японии при создании мировой социалистической системы; экономический взлет послевоенных Японии и Германии; крах колониальной системы; раскол социалистического блока на СССР с сателлитами и Китай; создание устойчивой зоны североатлантического сотрудничества стран Запада — на все это (до развала СССР) уходит менее столетия. В конце–концов, через две мировые войны, установление тоталитарных режимов и пр. в середине XX в. был создан биполярный мир эпохи «Холодной войны», исчезнувший с крахом СССР. Как в связи с этим писал О. Тоффлер: «В 1989 г. весь мир с изумлением наблюдал за распадом просуществовавшей более полувека советской империи в Восточной Европе. Сам Советский Союз… погрузился в состояние почти хаотических изменений. Но и вторая мировая сверхдержава также переживает относительный спад, хотя и не в столь интенсивной и драматической форме»294.
США, естественно, оказавшись единственной сверхдержавой, стремятся закрепить свое господствующее положение в мире. Однако шансы на воссоздание однополярного, «западноцентрического» мира, при всей гигантской военной мощи США и их бесцеремонном ее использовании под любыми надуманными предлогами, представляются невысокими, поскольку консолидация народов в рамках традиционных цивилизационных ойкумен, на обновленных традиционных идейно–ценностных основаниях становится велением времени.
При этом Западный мир (с примыкающими к нему по ряду важнейших показателей Японией и «восточноазиатскими тиграми») явно утрачивает былое единство с потерей общего (в лице СССР) противника. Есть все основания предполагать дальнейшее нарастание противоречий, уже проявившихся в последние годы, в рамках выделенного И. Валлерстайном мир–системного ядра как по трансатлантической (между Европейским Союзом и Северной Америкой), так и по транстихоокеанской (между Северной Америкой и Японией) линиям. Существенно, что ни Китай, ни Мусульманский мир, в отличие от СССР, не воспринимаются в качестве потенциального противника всеми тремя названными очагами постиндустриальной цивилизации. Если мусульманский фактор беспокоит Европу и Америку, то китайский — Японию и Америку.
Мировая цивилизация приобретает, таким образом, характер полицентрической макросистемы, в структуре которой Запад (быстро утрачивающий свою сконсолидированность времен «Холодной войны») является наибольшей, однако не способной контролировать все остальные (например Китай, Иран и пр.) центры силой. На наших глазах, как то уже отмечалось С. Хантингтоном и другими политологами, мир все более реструктурируется по цивилизационным и субцивилизационным (Северная Америка — Европейский Союз) признакам, в соответствии с чем определяются и геополитические ориентиры, и перспективы отдельных государств и народов.
С 60‑х гг., с ликвидацией колониальной системы, расколом социалистического лагеря (по линии СССР — Китай) и возрождением Японии, структура биполярного мира времен Холодной войны начинает эрозировать. Ряд государств–цивилизаций, прежде всего Китай и Индия, занимают на мировой арене самостоятельную позицию. В значительной мере это относится и к Японии, внешне демонстрирующей лояльность к курсу США.
В то же время сам буржуазно–либеральный Запад, в сущности Западноевропейско–Североамериканская или Североатлантическая цивилизация, несмотря на все бросавшиеся ему в течение XX в. вызовы (рост коммунистического движения, Мировой экономический кризис и Великая депрессия 1929–1933 гг., нацизм и японский милитаризм, национально–освободительное движение и распад колониальной системы, мировое противостояние социальных систем и пр.) оказался поразительно жизнеспособным, и на рубеже 80‑х — 90‑х гг. уходящего века добился победы в Холодной войне, ознаменовавшейся крахом СССР и вступлением в НАТО ранее зависимых от последнего центральноевропейско–прибалтийских государств, с распространением влияния США и на многие другие государства СНГ (более всего — Грузию, но также, в известной степени, на Узбекистан, Украину и пр ).