Глобальный капитал. В 2-х тт. Т. 1 — страница 100 из 144

• общественная наука (в том числе - экономическая теория) может и должна честно и недвусмысленно отражать эти различные интересы и говорить об этом прямо, не кокетничая с претензиями на некую абсолютную «объективность»1.

Теоретики «экономического империализма», однако, иначе объясняют причины широкого распространения их парадигмы.

На их взгляд, ключ к ответу на вопрос о ее популярности лежит в собственных имманентных достоинствах economics.

Последние же состоят в том, что, во-первых, ее инструментарий (toolbox) может быть использован для исследования самого широкого круга явлений, а ее язык адекватен для анализа самых разных тем, позволяя самые сложные проблемы исследовать при помощи относительно простых абстрактных терминов2.

Не менее важно, по их мнению то, что, во-вторых, экономический империализм позволяет использовать в общественных науках позитивный метод. На языке адептов economics это означает использование строго - если не сказать единственно - научных подходов3, когда теория формируется исключительно на основе фактов и может быть подвергнута верификации и фальсификации. Естественно, что в этом случае основными становятся математические методы исследования, а некван-тифицируемые феномены остаются «по ту сторону» науки4.

1 Обратим внимание на весьма любопытные в этой связи фразы К.Э. Яновского, решившего перефразировать Черчиля: «Если говорить и об адекватности методов, и о политической неангажированности, и о готовности к практически реализуемым рекомендациям, то можно согласиться с тем, что по всем трем позициям экономисты никуда не годятся. Однако все остальные обществоведы выглядят гораздо хуже экономистов. Может быть, потому, что «экономические методы самые плохие, кроме всех остальных» (Яновский К.Э. Несколько примеров методологии, или «Экономистам не в чем каяться!» // Общественные науки и современность. 2009. № 2. С. 136). Здесь налицо как минимум несколько «неточностей». Во-первых здесь и выше Яновский, ничтоже сумняшеся, отождествляет всех экономистов со сторонниками «демократии налогоплательщика», т.е. теми, для кого едва ли не высшей ценностью европейской цивилизации (и, видимо, всего мира) является защита «как права собственности, так и самого собственника» (Там же. С. 133), т.е. с право-либеральным крылом одной из ветвей экономической науки. Во-вторых, Яновский считает, что они ближе всех к объективности на том основании, что они лучше всех видят, как защитить те самые интересы собственников (читай - капитала), которые он и ставит во главу угла. И это откровенное до цинизма стремление выдать интересы собственника капитала за единственно возможные ценности цивилизации и есть. объективность?

2 Lazear Ed. Economic Imperialism // The Quarterly Journal of Economics. Vol. 115. No. 1. P. 99.

3 Ibid. P. 100-102.

4 С. Гуриев этот тезис выразил предельно жестко: “Колонизируя” другие общественные науки, экономисты стараются распространять принятый в естественных науках подход: формулировка предпосылок, формальное получение тестируемых гипотез, проверка гипотез при помощи эмпирических ^

В-третьих, в основу любой общественной науки кладется аксиома

о приоритете (1) рационального (в исследованиях со второй половины ХХ века - с некоторыми уступками в пользу ограниченной рациональ-ности1) индивида, который максимизирует свою полезность, (2) равновесия в общественной системе (physical-sciences-style equilibrium) и (3) обеспечения ее эффективности («бесплатного обеда не бывает» -принцип, который, по мнению Э. Лейзира, остальные общественные науки игнорируют). И это позволяет economics^ завоевывать те территории, которые ранее были недоступны науке2.

Первые два пункта мы здесь не будем рассматривать специально, ибо идеи о научной плодотворности исключительно методологии (нео) позитивизма, едва ли не 100%-но ориентированного на математический аппарат, нами (и далеко не только нами) выше уже была подвергнута конструктивной критике. То же касается и постмодернизма.

А вот последний блок аргументов представляет немалый интерес именно в связи с проблемой критики «экономического империализма» и его производных, в частности «политической экономики». Эта критика предполагает прежде всего позитивную оценку того факта, что едва ли не 150 лет спустя после Маркса и на многие десятилетия отстав от его последователей представители mainstream’а «вдруг»узнали, что:

• индивиды не всегда 100%-но рациональны и (о чудо!) некоторые из них могут не только в кратко-, но и в долгосрочной перспективе максимизировать не только денежный доход, но и иные ценности, в том числе - социальные, альтруистические3.;

^ данных. Безусловно (.), в общественных науках применение этого подхода интереснее, но и труднее и даже рискованнее для научной репутации. Но другого пути развития общественных наук нет. Ведь только при помощи количественных аргументов наука умеет решать, какие теории верны, а какие - нет. В соответствии с рассуждениями знаменитого философа Т. Куна, только та теория чего-нибудь стоит, которая может быть отвергнута данными. Именно “экономический империализм” и приносит в общественные науки методологию верификации и фальсификации теории. Поэтому он - необходимое условие развития других общественных наук» (Гуриев С.М. Три источника - три составные части экономического империализма // Общественные науки и современность. 2008. № 3. С. 139-149).

1 См., например: Becker G. Irrational Behavior and Economic Theory // Journal of Political Economy. 1962. № 70 (1).

2 Ibid. Г. Беккер в этом перечне делает несколько иные акценты: «Связанные воедино предположения о максимизирующем поведении, рыночном равновесии и стабильности предпочтений, проводимые твердо и непреклонно, образуют ядро экономического подхода в моем понимании» (см.: Беккер Г. Экономический анализ и человеческое поведение // THESIS. 1993. Вып. 1. С. 27).

3 «.в последнее время экономисты начали соглашаться и с тем, что люди часто ведут себя хорошо и по отношению к тем, кого они больше никогда не увидят, многие работают в благотворительных и некоммерческих организациях, ^

• для взаимодействия индивидов характерны не только конкуренция, но и отношения солидарности и товарищества;

• счастье не совпадает с величиной дохода и т.д. и т.п.

Как мы уже писали выше, для марксистской политической экономии все те материи, которые Э. Лейзир объявил ранее недоступными общественным наукам и которые ныне называют «человеческим», «социальным», «культурным» и т.п. «капиталом» уже давно были хорошо известны, хотя и под другими (на наш взгляд - более соответствующими содержанию объективных явлений) именами. Более того, наша наука давно (как минимум с XIX века) подчеркивала, что в разных экономических системах (NB! Для нас, в отличие от представителей mainstream^, экономика не тождественна рынку!) существуют разные общественные отношения. Они, намеренно повторим, порождают:

• разные формы координации; напомним, что кроме рынка и его провалов существуют еще и натуральное хозяйство, и различные формы насильственного распределения и перераспределения ресурсов, и многочисленные виды отношений общественного сознательного регулирования экономики, и сетевые нерыночные отношения (наподобие викиномики);

• разные формы отношений отчуждения, присвоения и их снятия: от разных видов внеэкономической зависимости типа рабства, крепостничества, азиатской деспотии и т.д. через многообразные формы подчинения труда капиталу и присвоения прибыли к отношениям социального освобождения, солидарности и собственности каждого на все, как это уже давно устроено в мире неограниченных общественных благ, «копилефта» и т.п.;

• разные формы отношений распределения и перераспределения дохода и социальной справедливости .

^ и т.д. Единственно возможное объяснение заключается в том, что мы все-таки сами по себе хотя бы немного любим делать добро и предпочитаем справедливость несправедливости, потому что так устроена человеческая натура или социальная среда. Как это доказали многочисленные экспериментальные исследования Э. Фера и его соавторов, люди действительно хотя бы в некоторой степени альтруистичны и готовы платить собственные деньги за устранение несправедливости и неравенства» (Гуриев С.М. Три источника - три составные части экономического империализма // Общественные науки и современность. 2008. № 3. С. i37).

i В этой связи весьма знаменательно еще одно «открытие» политической экономики, сделанное несколько лет назад: оказывается, в США и Европе по-разному понимают социальную справедливость (в Америке якобы считают, что надо больше работать и платить небольшие налоги, а в Европе - получать больше пособий за счет высоких налогов) и это причина того, что в Европе якобы меньше ВВП на душу населения (Гуриев С.М. Цит. соч. С. i39).

В этих размышлениях есть как минимум три неправомерных утверждения. Во-первых, различия либеральных и социал-демократических социально-экономических систем, равно как и отражающих их ценностей и идеологий, ^

Далее, все эти разные общественные системы порождают разные типы Человека, который в разных системах, вступая в различные отношения, принадлежа к различным социальным группам и классам, имеет разные системы ценностей и мотивов, или, говоря на языке economics, разные типы рациональности (к анализу этой материи мы еще вернемся).

Более того, в этих разнокачественных общественных отношениях формируются социальные общности, для которых становятся характерны единые социальные интересы, которые, повторим, не сводимы к сумме интересов эгоистических индивидов. Для классической политэкономии существуют и уже давно являются объектом исследования такие конкретно-всеобщие феномены, как интерес класса или общенародный интерес1. (В скобках заметим: несложно спрогнозировать, что «политическая экономика» скоро сделает - а может быть, уже сделала - еще одно великое открытие и объявит, что в экономике не только индивиды, но и трудовые коллективы, социальные группы, классы, народы и национальные сообщества также выступают реальными «акторами»,