1 с другим как равноправным Субъектом, Личностью, в отличие от предлагаемого либерализмом формально-одинакового взаимодействия людей как товаровладельцев, покупателей, граждан. Но для того, чтобы такое отношение стало возможным, своеобразие и неповторимость личности каждого должны быть востребованы объективными социальными отношениями. Последние должны способствовать не унификации и стандартизации индивидов, а такому развитию их своеобразия, которое бы инициировало их диалог и со-творчество, а не конфликт и взаимоотчуждение.
А теперь зададимся вопросом: что именно продуцируют рынок и представительная демократия? Равные предпосылки и ограниченную некоторыми правилами свободу для своеобразного развития индивидов или их социальную унификацию, стандартизацию и отчуждение, когда рост свободы и богатства (имеющего в рамках либеральной системы форму денег, капитала) одного всегда означает ограничение свободы и богатства другого? Первый ответ будет характерен для либерала. Второй -для марксиста, а значит - и для авторов этого текста.
Пожалуй, будет далеко не лишне напомнить наши основные аргу-менты2, доказывающие, что практика неолиберализма (а ныне это
^ следующие слова: «Когда Эпиметей спрашивает Прометея, как тот представляет свое подлинное бытие, ответ гласит:
Тот круг, что я деянием заполняю!
Не больше и не меньше!»
(ЛукачД. Цит. соч. С. 410).
1 Идея диалога как субъект-субъектного отношения развита, как было отмечено в нашей книге «Глобальный капитал» (М., 2004, ч. I), в работах М. Бахтина, Г. Батищева, В. Библера и других.
2 Подробнее эта система аргументов развита в опубликованном отдельной брошюрой тексте: БузгалинА.В. Мифы рынка (М., 1992) и в книге: БузгалинАВ. Экономическая демократия М., 1992. Эти давно известные аргументы попросту игнорируются теоретиками право-либерального толка (Фридман, ^
отношения глобальной гегемонии корпоративного капитала) есть подавление свободы человека.
Во-первых, рынок как система общественных отношений порождает отношения конкуренции (причем не только в экономике, но и в остальных сферах жизни, продуцируя своего рода «экономический империализм»), когда выигрыш одного неминуемо оборачивается проигрышем другого и лишь в итоге при благоприятной конъюнктуре все это приводит к некоторому росту совокупного богатства при мощной социальной дифференциации, а свобода бедного и богатого - это две разных «свободы» и две разных «несвободы». Бедный порабощен необходимостью каждодневной борьбы за существование по правилам, которые устанавливает богатый; богатый - зависимостью от своего собственного капитала, жизнедеятельность которого он должен обслуживать. Но об этом - ниже.
Во-вторых, свобода от в действительных условиях капитализма (даже капитализма свободной конкуренции, не говоря уже о современной эпохе глобальной гегемонии корпоративного капитала) всегда находится в противоречии с законами частной собственности и рынка, законами капитала и формальной демократии, где человек свободен в своем выборе лишь в меру той собственности, которой он обладает, и функцией (рабом) которой он является. Это касается, кстати, и сферы политики, где формально равные права граждан сталкиваются с реально различной мерой свободы решения политических вопросов, которая пропорциональна капиталу (а здесь уже проявляется и противоречие рынка и демократии: в первом случае «голосуют» долларами, и потому этих «голосов» у одних много, а у других - мало; во втором - у каждого формально один голос; впрочем, как показывает опыт, политические голоса тоже покупаются; в борьбе демократии и рынка - а особенно современного, корпоративно-капиталистического - побеждает рынок).
В-третьих, рынок формирует овещнение человеческих отношений, товарный фетишизм, фетишизм денег и капитала, превращая вещи и деньги в высшие ценности и сводя Человека к роли и функции вещи: будь то стандартный набор потребительских благ, товар - рабочая сила или капитал. Во всех этих случаях свобода личности подчинена функции воспроизводства товара, денег, капитала. Вы делаете не то, что хотите, а то, что от вас требует рынок1.
^ Хайек, Пайпс; см.: Фридман М. Капитализм и свобода. Нью-Йорк, 1982, Хайек Ф.А. Дорога к рабству. М.: Новое издательство, 2005 и др.), не имеющими в своем запасе никаких аргументов, кроме «здравого смысла» обывателя, у которого все его личностные качества намертво сращены с его собственностью (будь то многомиллиардный капитал, маленький домик или только рабочая сила «профессионала»).
1 Постепенное вытеснение массового индустриального производства и прогресс «общества профессионалов» несколько корректирует эту ситуацию (о чем мы уже говорили и еще поговорим ниже). Но это (i) было, и на ^
Наконец, в-четвертых, в современном мире за формальным равенством прав и свобод скрывается (и это особенно характерно для конца ХХ - начала ХХ! столетия) глобальная гегемония корпоративного капитала. Как было показано выше, это система, разносторонне эксплуатирующая работника, подчиняющая человека не только как наемного работника (он всегда был функцией капитала), но и как потребителя (чего стоит хотя бы идея «поколения Пепси»), члена корпоративной иерархии (одержимого сверхзадачей работы на корпорацию в рамках этой «административно-командной системы» в миниатюре), объекта манипулирования со стороны mass media, заложника прямого насилия со стороны хозяев военно-политических блоков и т.п. Даже демократия становится не властью народа, где каждый обладает равными правами, а системой политических технологий, превращающих человека из суверенного гражданина - субъекта власти, в пассивный электорат -объект, из которого политтехнологический процесс «производит» нужные голоса, формируя механизм власти немногих, где мера свободы оказывается пропорциональна величине и мощи капитала и аппарата насилия...
В этих условиях человек сталкивается с тем, что мы (используя размышления Ж.П. Сартра) назвали бы «парадоксом свободы от в мире отчуждения»1: чем выше индивидуальная свобода [действий] человека в
^ ближайшую перспективу останется, уделом лишь 5-i0 % работников Земли (в России рынок, напротив, «приказал» большинству профессионалов переквалифицироваться в челноков) и (2) указывает на то, что прогресс технологий, творческой деятельности подрывает собственные основы рынка и капитала, о чем авторы подробно писали в своих работах. С другой стороны, ныне сам рынок становится, как мы показали во второй части, тотальным, рождая уже не раз упоминавшийся феномен «рыночного фундаментализма».
i В этой связи особенно важно диалектически воспринять подход к свободе Ж.П. Сартра, писавшего, что человек «обречен на свободу», будучи созданием, которое должно принимать решения и выбирать. Как таковой он в своем действии, направленном на другого человека, всегда ограничивает его. Более того, дать что-то другому, пишет Сартр, значит взять его в плен (Sartr J.P. L’etre et le neant. Paris, i957. Р. 298-299, 3i3; эти положения творчески прокомментированы Т. Ярошевским в его книге «Личность и общество» (М.:, Прогресс, i973. С. 220)). На наш взгляд, здесь Сартр очень точно отразил связь индивидов в мире отчуждения, личной и вещной зависимости. Задача же социального освобождения в том как раз и состоит, чтобы действие, идущее навстречу другому человеку, не порабощало индивида, но раскрепощало его личностный потенциал, тем самым позитивно освобождая его. Эти интенции отчасти были характерны и для самого Сартра, который в «Критике диалектического разума» уже ставил задачу преодоления буржуазного индивидуализма и абстрактной субъективности (см.: Sartr J.P. Critique de la raison dialectique. Paris, i968. P. П0-И3; см. также: Ярошевский Т. Личность и общество. М.: Прогресс, i973. С. 79).
мире отчуждения (чем больше его сила, власть, богатство и т.п.), тем менее свободны все те, с кем он вступает в деятельностные отношения и, опосредованно (как раб своего статуса, собственности), он сам.
Поясним еще раз эту противоестественную для обыденного сознания связь. В условиях отчуждения, когда человек человеку - волк, индивид, как мы заметили выше, не обретает себя благодаря возможности принимать решения, свободно действовать, но оказывается «обречен на свободу». Свобода оказывается его роком и наказанием, ибо в мире отчуждения любое действие превращает и самого человека, и его окружение в функции, в рабов отчужденных сил (товаров, денег, бюрократических структур). Покупая товар или «делая деньги» вы превращаетесь в объект [товарного, денежного фетишизма], становитесь функцией своей собственности, вещей, капитала. Вы должны жить и поступать по отношению к себе и к другим так, как от вас требует ваша собственность, капитал, ибо иначе вы нарушите законы мира [отчуждения], в котором живете, и этот мир быстро выкинет вас на обочину (тема протеста человека против навязываемых обществом законов и логики действий, чуждых человеку, идущих вразрез с его интенциями любви, дружбы, солидарности, является ключевой в подлинном искусстве - от критического реализма до экзистенциализма: творчество Бальзака и Толстого, Достоевского и Камю тому непосредственное подтверждение). Тем самым человек, повторим, любым своим [потенциально свободным] действием в мире отчуждения превращает себя и другого в раба [чуждых человеку социальных сил].
Итак, формальное равенство прав в условиях рынка и представительной демократии, формальная свобода от оказывается необходимым, но далеко не достаточным условием освобождения человека. Более того, ограниченность негативной свободы подталкивает нас к пониманию того, что преодоление этих рамок, первые шаги социального освобождения должны быть связаны с поиском таких категориальных определений (в теории) и, главное, ростков таких отношений в жизни, которые бы:
(1) снимали, диалектически отрицая, но вместе с тем сохраняя все достижения «негативной свободы»;
(2) создавали простор для неповторимого индивидуального развития человека, не подчиняя его внешним унифицирующим условиям;