Расширим приведенный выше перечень выводов, которые мы сделали на основе обобщения дискуссий о т. н. «азиатском способе производства», и предложим читателю авторское видение проблемы.
Во-первъх, марксистская методология (и это важно!) позволяет акцентировать достаточно четко выделяемые историками инварианты, характерные для качественно различных стадий развития производительных сил и производственных отношений: черты первобытнообщинного способа производства, инварианты добуржазных антагонистических систем и капитализма.
В доклассовых обществах (первобытнообщинный способ производства) производительные силы - это везде (в Европе и в Азии, в Австралии и в Америке):
• синкретичность собственно социальных производительных сил и природных сил человека и, соответственно, определяющая зависимость человека от природы;
• отсутствие общественного разделения труда;
• присваивающий тип хозяйства (охота, собирательство.);
• каменные орудия труда.
Производственные отношения в этих сообществах характеризуются тем, что, как уже было замечено, они синкретично, неразделимо сращены с остальными общественными отношениями, и в них господствуют дарообмен (а рынок, кажущийся вечным и естественным, отсутствует), примитивный коллективизм, уравнительное распределение и т.п. Воспроизводство в основном зависит от природного цикла, а заметный прогресс наблюдается лишь на протяжении многих тысячелетий.
«Надстройка» этих миров также синкретична, и в ее рамках сплетены вместе идеология, культура, религия и т.д. и т.п.
Приходящие на смену первобытнообщинному способу производства социально-экономические системы, основанные на личной зависимости, имеют несомненную значимую специфику в разных социовременных и социопространственных сферах своего бытия. Более того, они очень долго и нелинейно вырастают из бесконечно-длительного и очень прочно держащего человека патриархального мира родовых общин и - позднее
- племен и их союзов. Столь же долго и нелинейно они трансформируются в капиталистическую систему.
Авторы этих строк хорошо знакомы с тем, что отличает экономику Древнего Египта, Римской империи или Китая династии Цинь друг от друга и от западноевропейской общественно-экономической системы средневековья, равно как и то, что все эти общества многоукладны. Но это нормально для любого способа производства, и в наибольшей степени
- для добуржуазных систем. Последнее важно подчеркнуть: в добуржу-азных системах принципиально велика зависимость от природной среды всей системы производства: и производительных сил, и обусловливаемых ими производственных отношений.
Более того, даже такой великий уравнитель всех и всяческих особенностей, как капитализм, в реальных условиях также был существенно различен в разных пространственно-временных условиях: в Нидерландах XVI века и США ХХ в., в Китае начала XXI в. и России конца XIX в. Но точно так же, как все национально-исторические особенности капитализма не отменяют методологической и теоретической плодотворности абстракции «рыночная экономика» (в марксистской интерпретации ее место занимает во многом иная, гораздо более строгая система категорий, характеризующих капиталистический способ производства), точно так же могут быть выделены и закономерности производительных сил и производственных отношений постпервобытной, но добуржуазной системы.
У этой системы пока еще нет единого общепризнанного в марксизме имени. Более того, идет спор о том, можно ли всю эту эпоху отнести к разным фазам и пространственным проявлениям одного способа производства, или необходимо выделение нескольких систем. Все это, несомненно, большой «провал» марксистской философии истории. Но эта наша общая недоработка не отменяет того, что мы можем выделить и значимые differentiae specificae этой экономической системы, которую мы склонны считать единым способом производства, проходящим различные фазы своего развития и имеющим существенные простран ствен-ные вариации, во многом задаваемые спецификой природной среды как одной из главных детерминант производительных сил на доинду-стриальной фазе их развития.
Возьмем в данном случае в качестве объекта исследования экономики, существовавшие в Европе и Азии с момента окончательного упрочения государства и до момента буржуазных революций.
Производительные силы этих систем будут характеризоваться:
• переходом к производящему хозяйству, обеспечивающему в общем и целом независимое от природы создание материальных благ;
• наличием общественного разделения труда и основных отраслей общественного производства, в частности выделением умственного труда и духовного производства;
• устойчивым производством в массовом масштабе прибавочного продукта;
• господством ручного труда, включающего развитое и систематическое производство орудий труда, превращающееся в особую отрасль;
• господством металлических орудий труда;
• массовым использованием механизмов (от простейших - рычаг, ворот, колесо, повозка, до более сложных - мельница и т.д.);
• наличием инфраструктуры: деревни и города, дороги, средства связи и т.п.
Соответственно, производственные отношения, сохраняя свою сра-щенность с волевыми отношениями, также практически везде будут воспроизводить некоторые инварианты:
• господство натурального хозяйства при фрагментарном, то затухающем, то растущем развитии рынка на периферии экономической жизни и массовом использовании насилия (войны, междоусобицы и т.п.) как способа обмена деятельностью, особенно типичного для межгосударственных взаимодействий;
• выделение отношений присвоения и отчуждения в форме частной, государственной и производных форм собственности (их соотношение существенно разнится для разных этапов развития разных сообществ, но об этом позднее);
• устойчивое присвоение прибавочного продукта слоем собственников на основе отношений личной зависимости (всеобщая зависимость от государства-деспотии, рабство, крепостничество и т.п.); воспроизводство на этой основе социального неравенства;
• возникновение больших общественных групп, устойчиво различающихся по своему положению в общественном производстве и месту в системе разделения труда, отношениях присвоения (лица, стоящие вне отношений личной зависимости, являющиеся ее субъектами или объектами), способах и величине получаемого дохода (протоклассов);
• наличие экономического роста, для которого, однако, характерны чрезвычайно низкие (по современным понятиям) темпы; принципиальная нестабильность экономического роста, приводящего, однако, к итоговому прогрессу, заметному, однако, лишь на протяжении многих сотен (но уже не десятков тысяч, как в первобытном мире) лет.
Выделение этих инвариантов само по себе имеет очень большое методологическое и теоретическое значение. Оно доказывает, что:
• существуют специфические и устойчиво воспроизводимые на протяжении столетий (если не тысячелетий) технологии и отношения общественного производства и потребления, обмена деятельностью, присвоения и отчуждения общественного богатства и его распределения (и перераспределения), характерные для обществ, основанных на личной зависимости;
• основанные на личной зависимости системы долго (тысячелетиями) рождаются в борьбе с родоплеменным строем и опять же долго (но уже «всего лишь» столетия) уходят, высвобождая место капиталистическому строю, причем оба процесса трансформаций идут нелинейно и мучительно, сопровождаясь войнами, революциями и т.д. и т.п.;
• наличие у этих систем устойчиво воспроизводимых качественных отличий от рынка и капитала является достаточным свидетельством того, что не только рынок и капитал есть способы «цивилизованной экономической организации».
Во-вторых, методология марксистской философии истории и, в частности, выделение категорий производительных сил, производственных отношений и т.п., взаимодействующих в рамках единой системы общественного воспроизводства, дает ключ к решению вопроса о том, какой именно является система общественно-экономических отношений в добуржуазных обществах эпохи металла и государств. Был ли это один способ производства, имеющий различные формы в разных исторических и пространственных координатах, или их было несколько и т.п. Иными словами, мы можем, основываясь на данной методологии, показать, чем именно определяются различия внутри этих инвариантов. Почему в одних добуржуазных обществах развивались преимущественно частные формы хозяйствования и присвоения, а в других они имели форму относительно целостных деспотий? Почему столь непростыми оказались траектории развития добуржуазных систем и в Европе, и в Азии: и там, и там не раз формировались экономические структуры, казалось бы, вплотную подходящие к рождению буржуазной общественно-экономической системы (чего стоит хотя бы развитие торговли, денежной системы, орудий труда и инфраструктуры в Древнем Риме или Китае династии Цзинь), однако переход к капиталистической системе так и не совершался.
По этому поводу в работах марксистских историков, политэкономов и социальных философов написано немало содержательных текстов, сформировались определенные школы и т.п., на что мы уже указывали выше. Однако однозначного и четкого решения этой проблемы в современном марксизме пока нет.
Но!
Отсутствие решения не означает неправомерность методологии: в рамках цивилизационного подхода также нет общепринятого ответа на эти вопросы, а разброс позиций гораздо шире, чем в марксизме, однако никто не считает это доказательством неприменимости данной парадигмы.
И главное: у нас есть категориальный аппарат и методология, позволяющая исследовать материальное производство, его технологии и общественные отношения, его социополитические и духовные рефлексии и обратное воздействие последних на производство, и этим мы отличны от сторонников цивилизационного подхода, для подавляющего большинства из которых есть только один способ «цивилизованной» экономической организации - «вечный» и «естественный» рынок.