Здесь, однако, встает новый вопрос: а каковы причины именно такого характера исторической эволюции нашей Родины? Ответ на него связан не с некоторыми национальнообусловленными «естественными», природой или богом навечно данными, чертами. И уж тем более он не связан со спецификой российской «крови» (генофонда?) - эти тяготеющие к расизму спекуляции мы рассматривать в научной работе принципиально не будем.
Эти причины обусловлены многими объективными и субъективными факторами всемирно-исторического общественного развития, многократно перекрещивавшимися на протяжении (как минимум) последнего тысячелетия на пространстве нашей Родины.
Важнейшие из них - те, что задают специфику протекания в общем и целом единого всемирно-исторического процесса общественного развития на том или ином социальном пространстве.
Эта специфика задается, во-первых, генезисом данного социума -тем, какие именно по своему этногенезу народы, с каким уровнем развития и спецификой доклассового родоплеменного строя общности проживали на территории будущей России.
Во-вторых, тем, какова специфика природно-географической среды данного социума.
В-третьих, тем, как именно перекрещивались на судьбах народов в этом пространстве токи всемирно-исторического процесса.
Наконец, тем, как именно складывались субъективные факторы истории на этом пространстве.
Первый пункт мы оставим за рамками данного текста: мы не являемся специалистами; пересказывать же чужие исследования в кратком тексте неуместно.
Что касается последующих двух аспектов, то они требуют специального комментария, к которому мы и перейдем ниже, оставив проблему субъективных факторов «на закуску».
Итак, посмотрим, как и почему на нашу специфику (и здесь мы хотели бы в очередной раз обратиться к потенциалу социальной философии марксизма, на сей раз - его современным, конца ХХ - начала XXI века достижениям) влияет социопространственное измерение.
Прежде всего напомним один из тезисов предшествующего текста: приписываемое марксизму безразличие к природно-климатическому и географическому аспектам социальной эволюции неправомерно в контексте появившихся в последние десятилетия исследований авторов-марксистов и близких к этому течению ученых, представивших десятки мирового уровня работ по проблемам соотношения «центра» и «периферии», догоняющего развития, политико-экономической географии и т.п. Впрочем, социальная философия марксизма всегда говорила о природно-климатических особенностях и специфике географического пространства (протяженность, особенности границ и т.п.) как важных параметрах производительных сил социума, которые, с точки зрения и классического, и современного марксизма, оказывают значимое влияние на специфику социально-экономических, политических и даже духовных процессов.
Безусловно, и для России специфика природно-географических параметров, пространственное бытие производительных сил оказались значимым фактором, задающим особенности нашей социальной динамики. Для России природно-пространственно-климатический блок параметров неслучайно оказался особенно значим. Причины просты: эти факторы развития наиболее важны для обществ, находящихся на доиндустриальной стадии развития, когда природный компонент производительных сил особенно значим. Так, если сельское хозяйство -главный сектор экономики и его эффективность (урожайность, приплод etc.) зависят на 90 % от качества земель и погоды, а агрикультура и техника играют минимальную роль; если нет сети железных или шоссейных дорог, а надежная транспортировка возможна только по воде; если. - мы не будем длить перечисления - если все это так, то вывод
о значимости природно-климатических и территориальных измерений для доиндустриальных систем очевиден.
Понятно, что в этих условиях специфика географической среды обусловливает многие особенности добуржуазной стадии эволюции социума. Наследие этой специфики, конечно же, сохраняется в некоторой (но не в определяющей) мере и на более поздних этапах. Но там, где господствуют развитые индустриальные, а особенно - постиндустриальные технологии, эти параметры уже не столь важны. Соответственно, и для России эти факторы значимы в той мере, в какой мы остаемся аграрной страной со слабо развитой индустрией: хорошо известно, что мы уже давно уходим -хотя до конца так и не ушли - от этой стадии214. В силу сказанного понятно, что миромасштабность нашего географического пространства вкупе с его природно-климатической жесткостью остается в некоторой мере четвертым важным параметром, определяющим и характеризующим специфику размещения и развития производительных сил нашей страны и, как следствие этого, специфику многих ее социальных параметров.
Наша специфика зависит от пространственных аспектов и в другом, гораздо более интенсивном смысле - это обусловленность нашего общественного бытия спецификой социального (не географического!) пространства России. Дело в том, что социальное (повторим: не географическое) пространство, складывавшееся на нашей территории, оказалось неизбежным перекрестком постоянного столкновения разных социальных течений. И это пятый важный параметр нашей специфики.
Эти постоянные трансформации, э- и инволюции есть и минус, и плюс нашего бытия. Плюс, ибо мы оказались открыты очень многим социальным, культурным, национальным взаимодействиям. Эта открытость для транс-социального (взаимодействие разных - капиталистических и феодальных, имперских и локальных - социумов) и меж-культурного диалога плюс наша собственная многонациональность, многоконфессиональность и многоисторичность (постоянная незавершенность различных исторических «проектов», постоянные прогрессивные и регрессивные социоисторические трансформации) делает нас гораздо более открытыми для новых социальных подвижек, чем большинство других социумов.
Сие есть не только минус нестабильности и столь типичной для России «разрухи в головах» - в общественном сознании, социальных ценностях и стереотипах, но и плюс. Плюс, ибо отсюда вытекает открытость России подлинной культуре, которая оказывает на человека и общества тем большее воздействие, чем слабее базисные экономические детерминанты, обусловливающие определяющую власть духовного производства - от идеологий до масс-культуры. Не менее важно и то, что подлинная культура инвариантна. Да, культура всегда имеет национальную специфику, но принадлежит она миру и обратно: Толстой - писатель, принадлежащий миру, но это российский писатель. Точно так же как лучшие постановки Шекспира (по признанию английских критиков) - это постановки, осуществленные в СССР215.
В связи с этим тезисом позволим себе еще одно отступление. На сей раз «геополитическое».
Размышления о российском социуме как некой устойчивой социально-исторической структуре, существующей на некотором пространстве, относительно ограниченном и более или менее стабильном (к примеру, в границах бывшей Российской империи), обусловливают необходимость внимания к тому, что сегодня принято называть «геополитикой». Акцентированный же выше тезис о России как перекрестке различных социоисторических взаимодействий выводит на первый план вопрос: а каких взаимодействий?
Выделим для простоты лишь два типа таких взаимодействий. Один -взаимодействия, основанные на насилии, прежде всего военные. Второй
- невоенные - экономические, культурные и т.п. взаимодействия.
Так, авторы уже отметили, что для монархических позднефеодальных структур геополитические проблемы, т.е. проблемы принадлежности или не принадлежности, приобретения или потери ими пространства, объективно находились на одном из первых мест. Они были объективно важнее, чем экономические, духовные и любые другие проблемы внутреннего развития, т.е. проблемы социального времени. Поэтому постоянные войны были нормальным и - по критериям того времени - благородным, нравственным, религией одобряемым способом решения проблем взаимодействия социальных структур.
Любая война любой страны освящалась церковью и всегда была связана с реализацией «высших нравственных ценностей» данного социума. Возьмите, к примеру, походы Суворова по Западной Европе, немало способствовавшие восстановлению в этом регионе реакционных позднефеодальных империй, - исключительно «благородная» (по критериям российской монархии) миссия во славу православных ценностей. Можно взять обратный пример, когда Наполеон шел на Россию для реализации соответствующих «ценностей».
Постфеодальные, основанные на доминировании экономических рыночных отношений социумы по идее, казалось бы, должны были продемонстрировать отказ от военных методов взаимодействия. В самом деле, соответствующие (буржуазным принципам) либеральные теории провозглашают альтернативу двух методов взаимодействия - насилия и торговли. Торговля есть (с их точки зрения) альтернатива войне. Практика, однако, показывает, что эпоха господства капитала привела не к сокращению, а эскалации войн и других методов вооруженного насилия. Мировые войны и оружие массового уничтожения, более 50 миллионов жертв «локальных войн» последнего полувека тому свидетельство. Как разрешить это противоречие между [либеральной] теорией и [капиталистической] практикой?
Диалектический метод указывает на достаточно простой выход из этой ситуации: действительной теоретической закономерностью является не формальная противоположность рынка и войны, а негативное снятие войн капитализмом. Уйдя от предельных абстракций рынка, которые действительно предполагают стабильность прав собственности и гарантированность контрактов (отсутствие насильственных методов перераспределения ресурсов, в частности войн, грабежей и т.п.), и перейдя к конкретному многообразию производственных отношений капиталистического способа производства, мы можем вслед за Марксом и его последователями (в том ч