Отсюда вытекает и исследование, в-третьих, функций государства по охране прав собственности (это преимущественное поле нового институционализма, и это в основном «рыночные» функции государства), а также проблем включения государства в регулирование распределения прав собственности, в том числе в связи с проблемами распределения экономических правомочий в отношениях между государством и фирмой. Эта сфера принципиально важна, т.к. в современных развитых экономиках государство существенно ограничивает права частного собственника в области распоряжения и использования его собственного имуще-ства283 - этот факт отображается в специальных исследованиях, но теоретически редко оценивается.
В-четвертых, требует особого политэкономического взгляда сфера регулирования деятельности по использованию такого государственного имущества как земля, недра, природные заказники, культурные ценности и т.п. блага, значительная часть которых находится в государственной собственности разных уровней.
В-пятых, государство осуществляет дифференцированную поддержку ряда форм собственности. Широко известна, в частности, практика поддержки малого бизнеса (как известно, в условиях нынешней конкуренции этот тип собственности не может выжить без поддержки государства). Менее известно то, что в США и Западной Европе государство осуществляет содействие демократизации отношений собственности (например, планы передачи акций предприятий в собственность работников - ESOP, широко распространенные в США и ЕС).
Блок социальных параметров экономики выявит огромный пласт отношений по сознательному регулированию:
(1) трудовых отношений, отношений труда и капитала (от продолжительности и охраны труда до психологического климата в отношениях руководителей и подчиненных - масса различных социальных норм), труда, капитала и государства (трехсторонние коллективные договора); важным компонентом этих отношений является участие работников в управлении предприятиями (производственные советы и др.);
(2) занятости (не только пособия по безработице, но структурная политика и стимулирование занятости в современных секторах, общественные работы, переквалификация);
(3) опосредуемые государством пострыночные механизмы распределения, такие как бесплатное общедоступное распределение многих благ (например, бесплатное среднее, а во многих странах - ФРГ и др. - по преимуществу и высшее образование);
(4) многообразные социальные трансферты, включая социально-гарантируемый минимум и минимум заработной платы, поддержку лиц с ограниченными физическими возможностями и мн. др.;
(5) перераспределение доходов, в том числе при помощи прогрессивного налогообложения и других форм ограничения сверхвысоких доходов и т.п.
Еще более многообразны функции государства в области регулирования отношений воспроизводства и функционирования экономики.
В частности, именно здесь «располагается» весь объем функций государства по регулированию макроэкономической динамики (роста и т.п.), финансово-кредитной системы и мн. др. Мы не будем здесь уходить в детали - это не предмет данного текста, - но обратим внимание на то, что главным в этом блоке с политэкономической точки зрения должно быть программирование и регулирование (i) качества (2) развития, тогда как рыночноцентричный economics на первый план в этом блоке выносит вопросы финансовой сбалансированности и количественного роста.
Многие из названных выше механизмов (но не все и не в системе), конечно же, хорошо известны и раскрыты в economics (при том, что любому экономисту-практику они хорошо известны все; economics же
о части из них «забывает», ибо они не вписываются в его теорию). Хотелось бы, однако, сделать в данном случае иной акцент: во всех этих случаях за конкретными экономическими функциями государства скрывается новый пласт экономической реальности - отношения сознательного регулирования экономических процессов в общенациональном (региональном, международном) масштабе.
Эти функции государства качественно отличны от традиционных (акцентируемых economics) функций государства как института волевого (неэкономического) поддержания условий функционирования рынка, капиталистической системы хозяйствования (функции по защите прав собственности, регулирования денежного обращения и т.п.). Этот водораздел - отнюдь не теоретическая конструкция. Именно здесь проходит линия, разграничивающая рыночников-либералов и сторонников более широкого, социально-исторического взгляда на экономическую жизнь. Первые стремятся всячески ограничить роль государства исключительно неэкономическими функциями по созданию условий для развития рынка, вторые (некоторые даже не осознавая этого теоретически, наподобие мольеровского героя, не знавшего, что он говорит прозой) стремятся к изучению (и содействию развитию) новых, пострыночных экономических отношений, реализуемых при помощи государства, но не сводимых к деятельности этого института.
Вот почему спор на протяжении десятилетий и в мире, и в России идет не о том, сильное или нет государство нам нужно - сильной может быть и пиночетовская фашистская диктатура, защищающая модель экономического либерализма, насаждавшуюся «Чикаго-бойз» (ник всемирно известной своими правыми взглядами группы советников из США), - а о том, развивать или нет в экономике новые, пострыноч-ные отношения. Сторонники экономического либерализма неслучайно столь активно выступают против осуществления государством селективного и антициклического регулирования, развития социальных трансфертов и бесплатного распределения общественных благ - во всем этом они «нутром чуют» действительно угрожающие всевластию рынка и капитала зародыши новых социально-экономических отношений.
Кроме того, вспомним, что пострыночные отношения отнюдь не сводятся к экономическим функциям государства.
А сейчас сформулируем обоснованный (в меру наших сил) вывод. В современной капиталистической экономике:
• то в больших, то в меньших, но в последние десятилетия всегда в значимых (35-55 % ВВП) масштабах осуществляется государственное и социальное (сознательное, централизованное, во многом плановое) регулирование;
• практикуется использование экологических, социальных, гуманитарных норм;
• является фактом функционирование общественной собственности во всем многообразии ее форм: от государственных (особенно распространенных в наиболее значимых для современной экономики постиндустриальных сферах - образовании, здравоохранении, науке) и кооперативных предприятий до некоммерческих организаций;
• осуществляется ограничение (особенно типичное для социальноответственного бизнеса) и передача общественным (нечастным, некоммерческим структурам) ряда прав собственности даже на предприятиях рыночного сектора (контроль, ограничения и т.п., находящиеся в руках государства, профсоюзов и неправительственных организаций);
• развивается сфера не рыночного (на базе методов wikinomics, open source, в частности, таких как copy-left, crowd-sourcing, crowd-funding) производства, распределения и использования общественных благ (в том числе наиболее значимого для постиндустриального общества ресурса - культурных ценностей, фундаментальных знаний, базовых «человеческих качеств»);
• не сокращается значимая система перераспределения прибыли капитала в пользу «рядовых» граждан через систему социальных трансфертов и т.п.
Если совокупность всех подобных явлений есть провалы рынка (термин неоклассики; мы бы сказали - рынка и капитала), то.
.то эти феномены можно и должно считать ростками именно пост-рыночных и посткапиталистических отношений.
Намеренно повторим аргументацию: все названные феномены явно нельзя причислить к дорыночным, докапиталистическим (рабовладельческим, феодальным) экономическим феноменам. Они стали массовым явлением и научной проблемой главным образом на этапе позднего капитализма, развитого рынка и являются сферами, где рынок уже не эффективен (с точки зрения новых - социальных, гуманитарных, экологических и т.п. критериев). Следовательно, это более развитые, более прогрессивные (с точки зрения названных выше новых критериев, обретающих все большую актуальность по мере движения к постиндустриальному обществу), чем рынок, т.е. пострыночные отношения.
Вот почему мы беремся утверждать, что в сегодняшней мировой экономике существуют переходные формы к пострыночным, постка-питалистическим отношениям в области координации, собственности, распределения доходов, воспроизводства, мотивации и т.д. Для понимания этих механизмов объективно необходим отказ от маркетоцентричес-кой парадигмы экономической теории, иначе все эти растущие и развивающиеся формы, которым принадлежит будущее, так и останутся на периферии теории и будут трактоваться как исключение из «правил», хотя на самом деле именно переходные к пострыночным отношения и составляют новый mainstream социально-экономического развития.
Другое дело (будем честны, и добавим большущую ложку рыночного «дегтя» в нашу тарелочку пострыночного «меда»), что в последние десятилетия в мире происходит нелинейное, медленное, но все же отступление от социально-регулирующих, общественных начал к началам рыночным, частно-капиталистическим. Но, во-первых, мировой экономический кризис вновь поставил этот тренд под вопрос: сопротивление попыткам сворачивания социальных и иных регулирующих функций государства и развитию экономики общественных благ по всему миру идет очень активно. Во вторых, даже если существовавший вплоть до кризиса негативный тренд сохранится, все равно останется вопрос: а
о чем он свидетельствует? О том, что ошибочна наша теоретическая гипотеза нелинейного «заката» капитализма и прогресса пострыночных начал, или о том, что практика современного капитализма характеризуется попятной, реверсивной инволюцией, связанной с тем, что развитие новых, переходных к пострыночной (и посткапиталистической) системе отношений в XX веке зашло столь далеко, что стало угрожать самому существованию этой системы, и в XXI веке она предпочитает пятиться назад, несмотря на реализующиеся угрозы мировых кризисов?