290.
Зафиксировав эту проблему, мы (как марксисты) должны поставить вопрос: а почему развился «экономический империализм? почему столь значима его экспансия?
С гносеологической точки зрения она неслучайно оказалась сопряжена во времени (конец ХХ - начало нынешнего века) и пространстве (университеты США и ЕС) с «методологическими революциями» в общественных науках. Вытеснение классической методологии (с характерным для нее акцентом на исследовании субстанциональных и каузальных связей, на поиске причин, оснований, сущностей) методологией неопозитивизма и постмодернизма создало гносеологические предпосылки для экспансии математизированного аппарата economics2. Еще одной предпосылкой стало активное распространение нового институционализма, где методология индивидуализма, рыночноцентризма и математизированного позитивизма используется для анализа «стыка» экономических и правовых проблем, особо значимого в экономике позднего
^ в экономической теории. Аналогичные сети и сообщества существуют в Западной Европе, Японии, Китае. Успешно развиваются Всемирная ассоциация политической экономии (World Association for Political Economy) и Международная инициатива по развитию политической экономии (International Initiative for Promoting Political Economy) и др.
1 В.В. Радаев справедливо отмечает (со ссылкой на М. Грановеттера), что у социологов - свои методы. Для экономиста (неоклассика. - Авт.) в качестве предпосылки выступает независимость индивида в принятии решений, тогда как для экономсоциолога фундаментальная предпосылка - включенность человека в социальные отношения (см.: Радаев В.В. «Экономические империалисты наступают. Что делать социологам?» // Общественные науки и современность. 2008. № 6. С. ii8).
2 Fine B. Economics Imperialism and the New Development Economics as Kuhnian Paradigm Shift? // World Development. Vol. 30. No. i2. P. 2065 (авторы выражают благодарность О. Захарову за подбор ряда материалов по проблеме «экономического империализма»).
капитализма, где все более доминирует сфера трансакций, а не произ-водства\
Но у экспансии неоклассики в неэкономические области есть и онтологические основания, которые лежат в сугубо материальном процессе экспансии рыночных отношений в области, лежащие вне сферы собственно экономики в ее классическом понимании как единства отношений производства, распределения, обмена и потребления материальных благ и услуг. Этот процесс давно известен экономической теории и был назван Дж. Соросом «рыночным фундаментализмом». Последний легко превращается в «экономический империализм» при условии отождествления экономики и рынка291.
Мы в своих предшествующих публикациях показали (а во II томе этой книги разовьем наш анализ), что этот процесс есть превращение рынка в тотальную реальность современного мира. Эта лежащая в основе «экономического империализма» тотальность рынка многоаспектна.
Во-первых, рынок выходит за пределы экономики и захватывает все более широкие (в пределе - все) сферы социального пространства-времени: политику, социальные (трудовые и иные коллективы, сети и ассоциации; общественные группы и внутриклассовые отношения; нации и т.п.) и демографические (семья, отношения поколений.) процессы, культуру, науку, образование и даже саморефлексию человека. Результатом этой социо-пространственной тотальности рынка все более становится превращение:
• демократии и гражданского диалога - в олигополистический политический рынок, на котором те, кто обладает большей «рыночной силой», осуществляют различного рода манипулирование электоратом, превращаемым в пассивный объект политтехнологий292;
• дружбы однокашников, солидарности членов определенной социальной группы или класса, товарищества членов трудового коллектива и т.п. - в «социальный капитал»293, позволяющий извлекать прибыль, осуществляя трансакции на рынке межличностных отношений;
• любви мужчины и женщины - в контракт со взаимными обязательствами по предоставлению брачных услуг, а отношений отцов и детей - в сделку по поводу наследства;
искусства - в рынок масс-культурных продуктов и услуг, где by definition нет границы между Красотой и безобразием, ибо таковы каноны постмодернизма, все более превращающиеся в формальные и неформальные рыночные институты;
• воспитания и обучения - в рынок образовательных услуг. Сказанное - не морализирование (хотя, повторим, политэкономии
нравственное измерение экономических феноменов отнюдь не противопоказано), а констатация объективных процессов, которые хорошо известны экономистам (в том числе - адептам экономического империализма) и отображены в их публикациях294.
Во-вторых, тотальность рынка проявляет себя в том, что индивид как Личность все более глубоко включается в тотально-рыночное бытие, становится функцией рынка экзистенциально. В результате:
• работник бытийствует как товар не только в функции рабочей силы, которую покупает собственник капитала, но и как личность, многие человеческие качества которой присваиваются фирмой, что становится новой формой реального подчинения уже не труда, но Человека капиталу295;
• потребитель из господина (пусть формального) рынка, на котором он ищет полезную вещь или услугу, удовлетворяющую его потребность, превращается в алкающую все новых симулякров (брендов, хитов) марионетку маркетинга, рекламы и других манипулятивных воздействий капитала296;
• внутренняя духовная жизнь человека трансформируется в «интерио-ризированную» конкуренцию себя с самим же собой по поводу оптимального с рыночной точки зрения (т.е. наиболее прибыльного) вложения своей духовной и физической энергии297, превращая Человека в «человеческий капитал»298.
Эти перечни легко продолжить, но исследование данной материи выходит за пределы нашего текста. Для нас в данном случае важно лишь добавить, что тотальность рынка есть не некое абсолютное состояние; она сталкивается с контрсилами и нарастает нелинейно, по мере прогресса гегемонии корпоративного капитала.
У тотальности рынка и, следовательно, у «экономического империализма», есть и материально-технологические основания. Ими становится процесс развертывания постиндустриальных трендов, который на определенном этапе рождает предвиденную еще Марксом и не раз нами отмечавшуюся тенденцию перехода к прогрессу преимущественно в сферах, лежащих «по ту сторону собственно материального производства», в постэкономической сфере299. Эта сфера по своей природе требует новых, пострыночных и посткапиталистических форм общественного бытия. Эта модальность подобна тому, как переход «по ту сторону» ручного труда, в мир индустрии, требовал снятия натурального хозяйства, крепостничества и сословной иерархии и развития рынка, капитала и гражданских прав человека.
Однако в условиях сохраняющейся глобальной гегемонии капитала эта тенденция обретает описанную выше форму экспансии рынка в принципиально нерыночные сферы. Эта форма превратна, но действительна. Распространение рынка в принципиально нерыночные сферы с неизбежностью обусловливает и распространение в этих областях адекватных «рыночноцентризму» бытия форм его теоретической рефлексии, т.е. науки, его изучающей: формы рынка (даже если они появляются вне экономики) должна изучать наука о функционировании этих форм, т.е, economics300.
Так завершается цепь причин и следствий, объясняющих на основе марксистской методологии «тайну» появления и эпидемического распространения по общественным наукам «экономического империализма».
В этой связи мы можем сказать: именно противоположный «экономико-империалистическому» методолого-теоретический подход позволяет точно и определенно показать социально-экономические основания тех или иных теоретических представлений и объяснить, почему и какие именно политико-идеологические интерпретации им даются представителями тех или иных направлений. Так, интеллектуал, остающийся в своем исследовании исключительно на уровне явлений, наполненных в условиях позднего капитализма превратными формами, не может не отразить, буквально следуя фактам, рыночный фундаментализм как единственно сущую реальность и «честно» описать механизм его функционирования.
Проблема здесь, однако, будет в том, что такой теоретик истинно опишет ложную реальность - тот морок, который наводит фетишизм тотального рынка на любого его участника. Социальные науки (и ге-теродоксальная экономическая теория, политэкономия, в том числе), в этом плане жестко отличаются от претендующих на всю науку-экономику неоклассиков тем, что они прямо говорят:
• исследователь, его методология и теория прямо связаны с практикой;
• практика - это не факты сами по себе, не отдельные статистические данные, а общественно-исторический процесс, где «эмпирией» являются реформы и революции, смены общественных систем, глобальные кризисы и трансформации (а не методические указания для желающих успешно спекулировать на бирже301);
• эта социальная практика есть взаимодействие акторов с различными, в том числе - объективно противоречивыми общественными интересами;