Более того, с точки зрения отношений собственности в данном случае мы можем говорить о наличии и такого аспекта как безвозмездная взаимопомощь участников солидарной деятельности и их непосредственное (не опосредованное принципами эквивалентности и иными видами отчуждения) сотрудничество в процессе реализации конкретно-всеоб-
половой щетки, равно обладающих щетиной), а содержательное, родовое, конкретное единство, в том числе внешне не сходных, но глубинно-срод-ственных объектов.
1 Еще раз заметим: мы отнюдь не идеалисты. Выше речь шла об идеальном виде отношений солидарности, тогда как в сегодняшней реальности они всегда «перемешаны» с отношениями конкуренции, борьбы за место в иерархии и т.п.
щих целей и ценностей (напомним: все это пересказ не текстов по политэкономии социализма, а упомянутых выше западных работ о «социальном капитале»).
Другое дело (повторим в третий раз, ибо читатели предварительных вариантов текста все время приводят одни и те же возражения), что в реальности отношения солидарности всегда противоречиво соединены с отношениями частного присвоения и коммерциализации, бюрократического управления и карьеризма, порождая погоню за деньгами и местом в иерархии в науке и педагогике, бюрократизацию управления и злоупотребления в НПО и т.п. Но ведь и собственники капитала «вырождаются»: одни норовят подкупить госчиновников, другие превратится в «баронов разбойников» (господствующий тип крупного бизнеса в США второй половины XIX века и России конца ХХ века и далее), третьи -создать под видом частной службы безопасности мафиозную структуру. Причем степень вырождения особенно высока на этапе генезиса системы, так что только зарождающиеся отношения солидарности и другие пост-капиталистические отношения просто обязаны все время «грешить» тенденциями коммерциализации, бюрократизма и иными «пережитками прошлого» вследствие тех же законов, по которым капитал в эпоху первоначального накопления «грешил» страстью к использованию в целях обогащения не только наемного труда, но и нелегитимного насилия и государственной власти...
Вернемся к нашей проблеме анализа отношений солидарности и сотрудничества, и поставим проблему: о чем свидетельствует их наличие - о сохранении (возрождении) дорыночных и докапиталистических отношений или о генезисе отношений пострыночных и посткапиталисти-ческих?
Авторы и здесь предлагают пойти по традиционному для нас пути историко-логического анализа содержания этих отношений. Такой анализ позволит выделить внешне сходные, но содержательно различные отношения, подпадающие под имя «солидарности».
Это могут быть докапиталистические отношения сотрудничества, основанные на доиндустриальном типе технологий, ручном репродуктивном труде, подчинении человека традиции и другим формам личной зависимости (наиболее типичный пример - община).
В наиболее варварском виде эти отношения могут существовать в форме принудительной «солидарности» («коллективная организация труда» в условиях ГУЛАГов), которая по существу является сущностно иным отношением, а именно технологической кооперацией, осуществляемой при помощи внеэкономического принуждения. Ничего общего с социально-экономическим отношением солидарности эта принудительная кооперация не имеет, хотя «имена» (в стиле сталинских «коллективных хозяйств» - колхозов) и отсутствие конкуренции создает видимость их внешнего сходства. Но еж (вспомним сравнение этого животного с так похожей на него половой щеткой), как ни странно, по существу имеет гораздо более общего с зайцем или бегемотом, нежели с половой щеткой, которая, в свою очередь, содержательно гораздо ближе к пылесосу, чем к ежу. Так и с принудительной солидарностью: хотя внешне она в силу отсутствия конкуренции похожа на свободную ассоциацию, содержательно она ближе к кооперации наемных работников на капиталистическом конвейере, куда рабочего гонит не любовь к оду-ряюще-однотипному наворачиванию гаек, а нужда и угроза безработицы, т.е. внешнее принуждение. Как и в случае с общиной крепостных здесь налицо зависимость и принуждение работников, только зависимость и принуждение экономические, а не основанные на личном подчинении.
Но возможны и принципиально иные отношения, предполагающие преимущественно творческое содержание деятельности и добровольное свободное ассоциирование участников этого процесса. В случае, если в основе их сотрудничества лежит совместное социальное творчество мы попадем в сферу деятельности социальных движений и НПО. Если же в основе такой кооперации лежит творческая деятельность ученого, художника, педагога, эколога, субъекта управления и т.п., то мы окажемся ближе к отношениям со-творчества в процессе деятельности креативного класса (и опять повторим рефрен: в реальности в большинстве случаев эта деятельность будет иметь переходные формы организации, включающие значимую рыночно-капиталистическую составляющую).
Наконец, возможны и промежуточные варианты, когда преимущественно репродуктивный индустриальный труд наемных работников организуется на основе отношений солидарности за счет использования отношений формального освобождения труда (авторы об этой переходной форме писали еще в 1980-е годы346). Ростки этих отношений существовали (хотя и были генетически обременены бюрократическими деформациями347) в СССР, где они получили имя «энтузиазма» и «социалистического соревнования», а в теории - основного производственного отношения нового способа производства, о чем мы уже упоминали.
Эти черты советского прошлого мы бы здесь, наверное, даже не стали вспоминать, ибо ныне подавляющее большинство экономистов абсолютно уверено, что названные выше феномены были исключительно идеологическим штампом348, если бы не один «нюанс». Дело в том, что нынешняя организация труда и межличностных отношений, обозначаемая термином «социальный капитал» начинает повторять (естественно без указания на исторически первые опыты) практику советской организации, а это уже важный факт.
Кроме того, как мы уже заметили выше, элементы отношений солидарности имеются в формах партнерства в сфере бизнеса, а также - о чем в этом тексте мы специально писать не будем - социального партнерства и социально ответственного бизнеса.
Сказанное позволяет теоретически квалифицировать отношения, основанные на внеэкономическом принуждении, имеющие лишь видимость солидарности, как докапиталистические, ибо они базируются на отношениях, менее развитых социально и дающих меньший гуманитарный эффект, нежели капиталистические. С этим никто не будет спорить и потому оставим этот тезис без комментариев.
Отношения же солидарности, основанные на творческой деятельности (в том числе - социальной креативности) и свободном ассоциировании участников мы считаем правомерным квалифицировать как посткапи-талистические (и, соответственно, пострыночные). И этот тезис следует аргументировать.
Во-первых, они базируются на творческом, постиндустриальном по своему содержанию труде, что позволяет оценить их как по меньшей мере не менее прогрессивные, чем капиталистические, по технологическому базису.
Во-вторых, они предполагают снятие капиталистических форм отчуждения. Они лежат «по ту сторону» наемного труда, когда работник продает свою рабочую силу и, следовательно, отчуждает свои способности и выполняет в процессе труда функции, диктуемые капиталом: цели, технологию и т.п. такой деятельности задает капитал (о креативной корпорации и новых методах управления креативным персоналом - в другом тексте этой книги, хотя это формы, также включающие элементы посткапиталистических отношений, основанные на использовании человеческого и социального «капиталов»). Кроме того, они предполагают преодоление отчуждения работника от функций управления, присвоения результатов деятельности и т.п., а также такой формы отчуждения как конкуренцию.
Наконец, в-третьих, они ставят задачи свободного развития человеческих качеств или сходные задачи как непосредственные цели деятельности и, как правило, обеспечивают высокие результаты в их достижении (косвенным подтверждением этого является то, что страны, широко использующие эти формы организации, - выше мы их обозначили как социал-демократические - имеют наивысшие рейтинги по Индексу человеческого развития, опережая по этому показателю аналогичные по уровню развития технологий страны с либеральной ориентацией экономики).
социализма в экономической теории XXI века: Материалы дискуссии / Под
ред. А.В. Бузгалина, З.А. Корчагиной. М.: ТЕИС, 2003.
Генезис посткапиталистических отношений: эмпирические проявления
А теперь, после того как теоретически сформулированы критерии, позволяющие выделять ростки посткапиталистических отношений, мы можем завершить нашу спираль, начавшуюся с систематизации эмпирических черт «социального капитала», фиксируемых западными исследователями, и вновь обратится к практике. Обогащенное теоретическими выводами, это обращение позволит нам показать, где именно и как именно проявляются в практике современного позднего капитализма отношения, которые мы обозначили как посткапиталистические и которые в западной литературе причисляются к сфере явлений, называемых «социальным капиталом».
Построим классификацию этих эмпирически наблюдаемых в условиях позднего капитализма посткапиталистических отношений, проявляющих себя как «социальный капитал», на основе выводов проведенного выше краткого исследования, а именно, по принципу нисхождения меры развития посткапиталистических начал в эмпирически данных переходных отношениях и институтах позднего капитализма.
Первый блок - совокупность отношений и процессов, где в наибольшей (в условиях капитализма) степени развиты эти начала. Это феномены, где (1) труд имеет значимые творческие компоненты, (2) главными целями деятельности непосредственно являются социальные, гуманитарные, экологические и т.п., а денежная мотивация субъектов играет подчиненную роль и (3) отношения par excellence носят характер свободной добровольной кооперации (отчуждение работников от средств и результатов деятельности, а также от управления если и присутствует, то не является доминирующим). На этих основаниях сегодня строится деятельность многих социальных движений и НПО