• добровольного дарения (gift-economy), включая как давно известные пожертвования и взносы граждан на развитие неправительственных организаций и социальных движений, благотворительность и т.п., так и особенно быстро прогрессирующие в условиях развития информационных технологий новые формы со-творчества как дарения (викиномика, анархономика и др.);
• социальные трансферты и иные легитимные формы безвозмездной добровольной передачи благ гражданами государству и НПО (они составляют десятки процентов ВВП развитых стран);
• добровольная безвозмездная деятельность, которая является типичной для очень разных социальных слоев в странах с социальной ориентацией развития: от среднего класса Западной Европы до прекариата Латинской Америки) и др.
Не включение этих форм в сферу «социального капитала» неслучайно: они как правило не могут быть использованы как объект для выгодных инвестиций, позволяющий получить рыночный эффект. Но их наличие и широкое распространение указывает на наличие в современной экономике социально-экономических процессов и отношений, которые не дают рыночного, но дают социальный эффект. «Открытие» этого пласта, конечно же, не наша заслуга. Но это и не заслуга упомянутых выше зарубежных авторов, описавших это (второе в приведенной в начале статьи классификации) подмножество явлений. Они были квалифицированы как зародыш некапиталистических отношений в марксизме едва ли не столетие назад.
Этот пласт явлений, на наш взгляд, также может быть назван пост-капиталистическим на тех же основаниях, что и рассмотренные выше элементы социального капитала. Добавим к прежним еще один аргумент: эти отношения рождаются как правило как следствие компенсации провалов рынка, т.е. именно там, где отношения рынка и капитала не могут дать ответ на вызовы новой реальности. Впрочем, эту тему авторы уже рассматривал в тексте о критике рыночноцентричности современной неоклассики.
И последняя ремарка в связи с анализом посткапиталистических отношений как специфических оснований «социального капитала». Эти отношения в большинстве своем позволяют компенсировать провалы не только рынка, но и государства. Лежащие в основе «социального капитала» и таких институтов как НПО, социальные движения, научные, педагогические, экологические и т.п. ассоциации, отношения солидарности, социально-гуманитарные ценности и мотивы, т.е. отношения и формы свободного добровольного ассоциирования граждан, по своей природе лежат «по ту сторону» не только рынка и капитала, но и государства с его бюрократизмом, иерархией, карьерными и властными устремлениями и т.п.
Впрочем, это уже тема иного текста - работы, которую мы бы назвали «По ту сторону провалов рынка и государства» (надеемся, что она скоро выйдет в свет).
А теперь давно напрашивающийся вопрос: а что же делает эти внерыночные по своей природе отношения и связи людей капиталом? Пусть всего лишь по видимости, но капиталом?
Ответ на этот вопрос уже был дан выше: то, что в большинстве случаев суммированные выше отношения и процессы в условиях современной экономики можно использовать как одно из средств для увеличения прибыли, как один из мультипликаторов процесса накопления капитала.
Соответственно, ответ на вопрос о том, почему это всего лишь симу-лякр капитала, как бы капитал, тоже был дан выше: здесь нет сущности капиталистического отношения, которая была сформулирована выше как отношение, в котором есть не только процесс самовозрастания стоимости (подчеркнем: именно стоимости, адекватной всеобщей формой которой являются деньги, а не любого богатства), но и взаимодействие лично свободного и не имеющего капитала наемного работника с собственником капитала (об эксплуатации мы намеренно не ведем здесь речь, чтобы остаться в рамках аксиоматики, приемлемой и для неоклассики).
Если на языке постмодернизма это положение дел обозначается как симулякр355, то в марксизме для этого используется категория «видимости» и «превратной формы». Видимость, как известно, обретается на поверхности явлений и отрывается от сущности, скрывая ее. Воспроизводство этих видимостных феноменов приводит к возникновению превратных форм - форм, которые создает видимость иного, чем действительное, содержания некоторого процесса.
Именно это и происходит в случае с социальным капиталом. Воспроизводство отношений позднего капитализма, тотальная гегемония капитала приводят к тому, что и базовые человеческие связи, и порождаемые «закатом» капитализма ростки посткапиталистических отношений эта ставшая тотальностью сила превращает в как бы капитал, создавая превратную форму, получившую имя «социальный капитал».
Впрочем, все это непосредственно касается только тех форм «социального капитала», которые дают его агентам рыночный эффект.
Гораздо менее понятно, почему не только эти отношения, но и отношения, не дающие частного рыночного эффекта, тоже называют «социальным капиталом». Мы лично видим только одно основание для такой квалификации: они производительны, хотя и не в рыночном, частном, смысле. Они результативны лишь как социальное явление, дают в первую очередь собственно социальный (гуманитарный, экологический и т.п.) эффект. Но, как уже было отмечено ранее, такой подход позволяет в качестве капитала квалифицировать и все мероприятия НПО, социальных движений и иных левых сил по ограничению рынка и капитала, что, на наш взгляд, делает такое употребление термина «капитал» просто абсурдным.
Более того, учитывая, что социальные трансферты и аналогичные им социальные феномены зачастую вызывают снижение прибыли частных корпораций и доходов их собственников, мы бы назвали этот класс явлений «социальным антикапиталом», в отличие от приведенных выше классов явлений, которые с полным правом можно называть видимостью (или, еще точнее, симулякром) «социального капитала».
Новая реальность,
скрытая за видимостью «социального капитала»:
что было бы полезно увидеть бизнесу и наемному работнику
(вместо заключения ко 2-му тексту)
Этот - заключительный - подраздел будет совсем коротким. Собственно говоря, все главное уже было сказано выше. Остается лишь сформулировать «мораль» сей «басни». На наш взгляд, проделанное выше исследование позволяет сделать следующие выводы и рекомендации.
Во-первых, вывод о том, что открытие в течение последних десятилетий целого сонма разного вида новых «капиталов» (мы их уже перечисляли: человеческий, социальный, природный, культурный.) позволяет говорить о развертывании в рамках позднего капитализма новых общественных отношений и процессов, не вписывающихся в «классику» капитализма и описывающих его теорий. Эти отношения (в частности, «социальный капитал») по своему содержанию капиталом не являются, они лишь создают симулякры капитала, превратные формы базовых социальных и посткапиталистических отношений. Соот вет ст-венно наличие последних и их все большее распространение есть первый вывод.
Во-вторых, скрывающиеся под именем социального и иных «капиталов» отношения, будучи в своей сущности противоположностью капитала, в конкретных условиях современной экономики используются во многих случаях к вящей выгоде последнего, служат его укреплению, трансформируя некапиталистические формы в «капиталоподобные» и интегрируя их в систему. В то же время, прогресс посткапиталистиче-ских основ социального и иных «капиталов», особенно в их наиболее адекватным новому строю формах, перейдя определенную меру, способны подрывать основы позднего капитализма.
Глобальный капитал как субъект, заинтересованный в сохранении своих основ, устами теоретиков, отражающих его интересы, формулирует это адекватным для себя образом: с их точки зрения развивающиеся до определенной меры новые формы есть лишь особые разновидности рынка и капитала, а далее этой меры их развивать не следует, ибо это неэффективно. Вот и все. И никаких зародышей посткапита-листических отношений.
С нашей же точки зрения именно эта граница и указывает на самые интересы проблемы - проблем пределов капитала и формирования элементов новой социальной системы в его недрах. Но уже другая тема.
В-третьих, исследование «социального капитала» позволяет сделать и некоторые выводы, небезынтересные с точки зрения бизнеса: развитие нерыночных, некапиталистических форм, в том числе тех, что крайне «дешевы» (если не вообще бесплатны) для капитала, может давать значимый капиталистический эффект, обеспечивая не только большую устойчивость системы, но и позволяя повысить рыночную эффективность ее агентов, развивая активность ее субъектов, в том числе - наемных работников, создавая для них не оплачиваемые капиталом стимулы работать более производительно, творчески, содержательно.
Этот вывод, на первый взгляд, «льет воду на мельницу капитализма»: авторы указывают на новые способы повышения не только эффективности [капитала], но и - переводя разговор на язык марксизма - эксплуатации. И это действительно так.
Но это лишь одна сторона медали. Противоположная сторона состоит в том, что трансформируя наемных работников в субъектов человеческого, социального и т.п. «капитала», поздний капитализм развивает основы своего самоотрицания. На смену формально и реально подчиненного капиталу частичного наемного работника классического капитализма приходит Человек, активный субъект социальных отношений, для которого полнота личностного развития и социальных связей становится важной ценностью и стимулом. И такой Человек подрывает собственные основы капитала, становясь потенциальным субъектом созидания новых социально-экономических отношений и институтов. Капитал «нутром» чувствует эту угрозу и потому с большой опаской идет на развитие описанных выше переходных форм взаимодействия с работниками и организации их труда даже там, где это сулит ощутимый коммерческий эффект.
Впрочем, здесь есть и поле для компромисса: упомянутые выше модели социального государства, социально ответственного бизнеса, некапиталистически организованные формы хозяйства («экономика солидарности» и т.п.) показывают возможный исторический компромисс. Другое дело, что он выгоден капиталу лишь в очень ограниченных рамках, ибо сколько-нибудь серьезное продвижение по пути развития этих новых переходных форм создает мощные предпосылки и импульсы для перехода к иной, посткапиталистической общественной системе.