С другой стороны, капитал делает все возможное для того, чтобы рынок труда (в отличие от, например, рынка товаров) был:
• принципиально фрагментарен, жестко разделен на качественно различные, во многом закрытые политически и экономически локализованные подсистемы;
• даже формально несвободен, подконтролен в каждом из своих фрагментов субъектом глобальной гегемонии;
• неравноправен: в разных «локусах» мирового рынка труда качественно различны содержание и структура совокупного работника, господствующие условия труда, цена рабочей силы, возможности развития человеческих качеств и реализации «человеческого капитала», мера социальной защищенности и организованности работников и т.п.
В результате глобальный капитал объективно и субъективно формирует такую систему экономических и социально-политических отношений, в которых наемные работники как социально-экономическая сила, противостоящая капиталу (на рынке труда, в социально-экономической и политической борьбе), воспроизводятся в условиях сохранения глубоких диспропорций в заработной плате, социальном обеспечении, условиях и содержании труда (а значит, и всем образом жизни трудящихся) в развитых и развивающихся странах.
Эти диспропорции включает:
• стабильное воспроизводство преимущественно низкоквалифицированного до- и раннеиндустриального труда в «Третьем» мире, квалифицированного индустриального и постиндустриального труда - в «Первом» мире, приводящее не только к принципиальному различию структур совокупного работника в одной и другой группах стран, но и к закреплению этого разрыва363;
• разрыв в оплате труда работников одной и той же квалификации в десятки раз;
• качественные различия в уровне и масштабах социальной защиты, условиях труда, социального страхования и обеспечения между названными группами стран, что закрепляет качественные различия в содержании и характере воспроизводства труда и рабочей силы;
• устойчивые институциональные барьеры, разделяющие мировой рынок рабочей силы на жестко фиксированные сегменты (движение труда обставлено гораздо большими барьерами, чем движение капитала, эмиграции в развитые страны из развивающихся крайне затруднена).
Если же мы теперь взглянем на процесс взаимодействия труда и капитала, то легко сможем зафиксировать ряд важных следствий проделанного выше анализа.
Единый мировой капитал (особенно финансовый), имеющий примерно одну и ту же ценность в любой точке земного шара (в ряде случаев, в «Третьем» мире, капитал может приносить даже большую прибыль, чем в развитых странах, при большей рисковости операций), взаимодействует с разделенным на сегменты и пронизанным диспропорциями классом наемных работников. Частичная защита интересов труда и хотя бы относительное ограничение эксплуатации труда осуществляются лишь в некоторых национально-государственных образованиях. В этих условиях у капитала, являющегося субъектом гегемонии в мировой экономике и использующего форму виртуального (особо мобильного) капитала, появляется возможность почти абсолютно свободного маневрирования в мировом масштабе, противостоя наемному труду и используя его там и так, где и как это обеспечивает ему наибольшую выгоду.
Глобализация гегемонии корпоративного капитала означает, следовательно, что единый мировой капитал:
• организован в рамках высокоэффективных транснациональных институтов (ТНК, МВФ, НАТО и т.п.), контролирующих в определенных пределах рынки и мелкий бизнес, наемных работников и «клиентов»;
• обладает почти неограниченной свободой выбора сфер своего приложения (эта свобода предполагает возможность перемещения по сферам деятельности, регионам мира и т.п.), что дает ему неоспоримые преимущества по отношению к наемному труду (он в большинстве случаев жестко «приписан» к национально-государственным, а в случае с низко квалифицированным трудом - региональным и профессиональным пространствам);
• использует преимущества своей транснациональной кооперации и мобильности для формирования всемирного господства и укрепления диспропорций, противоречий между регионами и странами, социальными и национальными группами.
Так складывается противоречие труда и капитала эпохи глобализации.
На одном его полюсе - капитал: глобальный, интегрированный, организованный, свободно движущийся в рамках интернациональной экономики, сращенный с национальными государственными и международными институтами и обладающий не только экономической, но и политической, а также духовной властью.
На другом полюсе - труд: дифференцированный, раздробленный, локализованный в масштабах национальных государств, регионов, отраслей (до сих пор интересы и права трудящихся если и отстаиваются, то преимущественно в национальном, а то и локальном или отраслевом масштабах, что касается и профсоюзов, и государственных систем социальной защиты), слабо организованный и не являющийся в настоящее время силой, сопоставимой по своему влиянию с капиталом.
Более того, гегемония капитала, стремящегося в условиях генезиса постиндустриальных технологий к подчинению личности человека, приводит в условиях интернационализации этого процесса к всестороннему подчинению человеческих качеств наемных работников транснациональным стандартам, формируя из них глобального обывателя и вытесняя альтернативы капиталистической гегемонии на обочины национализма.
Так через сложную систему каналов своей гегемонии глобальный капитал как целое стремится к подчинению человечества как целого. Не только в отношениях отдельного капиталиста и нанимаемого работника, но и (постепенно) в масштабах Земли осуществляется превращение человека (работника, клиента, потребителя продуктов массового производства и mass media) в обезличенную функцию глобального корпоративного капитала, в винтик «глобального человейника».
Так мы вплотную подходим к феномену глобализации воспроизводственного процесса, характерному для отношений позднего капитализма.
Начнем с того, что в результате синтеза в процессе воспроизводства названных выше свойств функционирование мировой экономики оказывается подчинено конкурентно-антагонистическому взаимодействию ТНК в той мере, в какой в мире развертывается процесс глобализации (напомним, он неравномерен, нелинеен, противоречив!).
Это подчинение проявляется, в частности, в том, что, во-первых, ключевые глобальные игроки (ТНК и др.) оказываются способны оказывать локальное регулирующее воздействие (в международном масштабе!) на все те параметры, о которых речь шла в предыдущих главах:
• мировой рынок рабочей силы и «человеческого капитала», на котором складывается интернациональная, живущая по правилам корпорации армия работников, охватывающая десятки и сотни тысяч человек - от элиты менеджеров и разработчиков технологий в развитых странах до полунищих сборщиков компьютеров и официантов «Макдональдсов» в «Третьем» мире;
• потребителей, превращая их в стандартизованных в международном масштабе «клиентов» кока-кол или представителей «поколения Пепси»;
• мелкий бизнес (создавая международную, пронизывающую ряд государств зависимость мелких предпринимателей от данной ТНК; типичные примеры - мелкие предприниматели, связанные с деятельностью нефтяных компаний или ТНК, производящих пиво или т.п.);
• ряд государств, сращиваясь с их верхушками, имея лобби в правительствах, парламентах, муниципальных структурах;
• международные бизнес-структуры (от МВФ и ВТО до закрытых клубов элиты ТНК);
• информационные системы (в том числе международные), где господствуют медиахолдинги, которые сами по себе являются ТНК и сращены с другими ТНК через перекрестное владение акциями, личную унию и т.п.;
• массовую культуру и шоу-бизнес, где складываются наиболее динамичная подсистема современной глобальной экономики, базирующейся на генезисе и развертывании сфер, лежащих «по ту сторону материального производства»;
• образование, науку и подлинное искусство (через «благотворительные» фонды и ряд других неправительственных организаций).
Продуктом этих полей зависимости в итоге становится «глобальный человейник» (А. Зиновьев) со стандартизованным, но при этом предельно противоречивым (глобальный стандарт для российской или китайской работницы, шьющей костюм от Hugo Boss и носящего этот костюм топ менеджера глобальной ТНК - это два образа жизни, отличные по всем параметрам друг от друга едва ли не сильнее, чем жизнь крепостного и помещика). Более того, описанные выше процессы нео-маркетизации (генезиса тотального корпоративно-сетевого рынка) и неоприватизации становятся всемирными и иначе как всемирные не могут быть поняты, ибо, как правило, разные полюсы, субъекты и объекты гегемонии относятся не только к разным уровням социальной структуры, но и отделены друг от друга в пространстве (например, финансово-информационные центры и промышленная периферия корпораций, принадлежащие, как правило, не просто к разным странам, но и разным мирам). Борьба между этими ТНК и внутри них становится важнейшим фактором, определяющим состояние современного мирового сообщества.
Во-вторых, глобальный капитал, базируясь на международном обобществлении производства и росте сферы трансакций, превращает мировой финансовый рынок, мировые рынки капитала и товаров в господствующие в мировом масштабе сферы экономической жизнедеятельности. Те, кто властвует на этих рынках (особенно мировом финансовом рынке), становятся хозяевами мирового сообщества.
Так встает важнейшая (и очень широко обсуждаемая) проблема финансовой глобализации. Именно в этой, ключевой для сегодняшнего капитала, сфере осуществляются процессы, определяющие экономику позднего капитализма и превращающие ее в процесс функционирования глобального виртуального фиктивного финансового капитала par exel-lence (мировой кризис, начавшийся в 2008 году, лишь на время притормозил развертывание этих процессов):