• значительно (вплоть до возникновения качественного различия) превышающие объемы производства материальных благ и торговли ими, масштабы трансакций на валютных и иных мировых финансовых рынках;
• доминирование мировых финансовых корпораций (банки с объемами капиталов в сотни миллиардов долларов, едва ли не на порядок превышающих бюджет большинства стран мира), оперирующих как монополисты-«пауки» на международных рынках;
• едва ли не определяющее влияние на геоэкономику международных институтов финансового регулирования (не секрет, что от МВФ и стоящих за ним частно-государственных капиталов зависят не только частные фирмы, но и многие десятки национальных государств);
• во многом определяющие судьбы национальных экономик международные потоки капиталов (включая государственные и частные долги) и т.п.
На наш взгляд, за этими явлениями скрыта сущностная подвижка, отмечаемая в том или ином виде сегодня многими исследователями: финансовая глобализация (глобальная гегемония виртуального фиктивного капитала) разворачивается в мире в той мере, в какой микро-и макроэкономические параметры национальным хозяйственным систем (объемы и направления инвестиций, маркетинговая стратегия, направления роста, структурные сдвиги в национальных хозяйственных системах и в мировом разделении труда, уровень и динамика инфляции и мн. др.) складываются под определяющим воздействием конъюнктуры финансовых рынков, на которых господствует ограниченный круг конкурирующих между собой финансовых ТНК («пауков»), образующих взаимо-пересекающиеся виртуальные фиктивные сети («паутины»). В конечном счете именно глобальная борьба этих корпораций-сетей становится (но не стала) решающим фактором социально-экономической жизни не только отдельных капиталов, но и стран, народов.
При этом в целом глобальная финансовая система остается преимущественно стихийным, слабо регулируемым «черным ящиком». Однако в отдельных случаях крупнейшие финансовые корпорации-сети («пауки») способны проводить скоординированную стратегию подчинения (или разрушения) потенциальных конкурентов, захвата еще не подконтрольных пространств («асфальтирование» экономик) и иные скоординированные действия вплоть до (при консолидации с институтами политической глобализации) войн.
В-третьих, господствующие в мировом масштабе ТНК сращиваются не только с национальными государствами, но и с международными органами межгосударственного регулирования мировой экономики. Создание последних является выражением, с одной стороны, международного обобществления экономики и социально-политических процессов, с другой - новым (по сравнению с первой половиной ХХ века) механизмом господства капитала и его институтов на макроуровне. Эти наднациональные межгосударственные институты оказываются важным слагаемым международной гегемонии капитала. Причем речь в данном случае идет не только об экономических, но и геополитических, идеологических и т.п. образованиях: от МВФ, МБ и ВТО до НАТО.
Вследствие этого мировое социально-экономическое пространство довольно жестко делится на субъектов гегемонии (ТНК и государства, являющиеся их «родиной», прежде всего США, затем Европейский союз и лидирующие в нем страны - ФРГ и т.д., Япония, Китай и - в гораздо меньших масштабах - Южная Корея и другие «тигры») и ее объектов (преимущественно «Третий» мир). Впрочем, реальный расклад сил гегемонии сложнее, ибо существуют и мощные тенденции к противостоянию власти сверхдержав и контролируемых ими международных структур; субъектами этого противостояния, однако, зачастую могут быть реакционные союзы, выступающие с добуржуазными интенциями антигегемонизма (фундаментализм и т.п.).
При таком раскладе сил складываются весьма своеобразные отношения ТНК с некоторыми национальными государствами: первые могут манипулировать своими капиталами, как бы выбирая себе «подходящее» государство, а вторые оказываются заложниками международных потоков капитала. Широко известен перелив капитала, особенно финансового (но не только) в оффшорные зоны, «под крыло» государств с льготным налогообложением, в зоны, защищенные от международных социальнополитических потрясений (Швейцария), и т.п. Еще более мощным является миграция капитала в страны с дешевой рабочей силой, низким уровнем социальной защиты, слабым государственным регулированием, незначительными демократическими ограничениями деятельности капитала со стороны профсоюзов, местного самоуправления, экологических и т.п. ассоциаций.
Все это создает мощные угрозы развитию социальных и других регулирующих функций государства, осуществляемых в национальных масштабах. В ряде случаев (например, для стран «Третьего» мира, для России) эта свобода движения капитала приводит к его массовому бегству, что интенсифицирует внутренние социально-экономические проблемы. Впрочем, на последнюю тему написано великое множество работ, что позволяет нам оставить ее без дополнительных комментариев.
Интереснее акцентировать противоположный феномен: своего рода «помощь» со стороны ТНК своим «родным» государствам, чья внешнеполитическая активность помогает развертыванию их гегемонии. Для этого может использоваться широкий набор методов: от проталкивания принципов свободы торговли для одних до блокады для других; от массового использования «гуманитарных» каналов и «помощи», создающих своего рода плацдармы для разворачивающих свою активность ТНК (вестернизация образа жизни является важнейшим условием проникновения западных ТНК, особенно в таких сферах, как производство товаров народного потребления и массовая культура) до прямой агрессии. Не менее важно и то, что «родные» для ТНК государства создают предпосылки гегемонии корпоративных капиталов по отношению к наемному труду (от «подкормки» своих до запрета иммиграции и консервации бедности «чужих», варварски эксплуатируемых теми же ТНК).
В этом контексте особенно выпуклой становится неправомерность позиции, согласно которой современная капиталистическая глобализация представляет собой исключительно благотворное явление, а за ее отрицательные последствия несут ответственность национальные государства, неправильно определяющие условия деятельности транснационального капитала364. Разумеется, государственные деятели тех или иных стран должны нести ответственность за ту экономическую политику, которой придерживаются. Но не является большим секретом тот факт, что именно уступки лидеров тех или иных государств (в частности, России в период «радикальных рыночных реформ», и не только) «пожеланиям» (а то и неприкрытому давлению) транснациональных компаний и их покровителей в МВФ, ВТО и Госдепе США ведут к таким решениям, которые усугубляют отрицательные стороны неолиберальной глобализации.
Но даже наиболее продуктивное использование возможностей глобализации, осуществляемое в рамках неолиберальной модели и политики, соблюдающей правила «Вашингтонского консенсуса», сопряжено со значительным возрастанием неизбежно связанных с ней рисков. Укрепление позиций транснациональных компаний в экономике национальных государств влечет за собой возрастание зависимости от решений в штаб-квартирах этих корпораций, принимаемых под влиянием конъюнктуры мирового рынка, - причем ни эти решения, ни эта конъюнктура, ни в какой мере не поддаются контролю суверенных правительств и во многих случаях идут вразрез с национальными интересами этих государств и их народов.
Еще более беззащитными национальные государства выступают перед лицом действий глобальных игроков на мировом финансовом рынке: изменение направленности потоков «горячих денег» может в одночасье создать ситуацию финансового кризиса едва ли не в любой стране «Третьего» мира. И это не только возможность: сия угроза стала из гиперреализованной реальностью во многих странах мирах, в том числе в нашем Отечестве.
Наконец, тот факт, что транснациональные компании приносят с собой более высокие технологии и относительно более высокий уровень оплаты труда и экологических норм, является полуправдой. Действительно, в ряде случаев (но далеко не всегда) транснациональный капитал более «продвинут» в технологическом, социальном и экологическом отношении, чем «местный. Но это лишь одна сторона медали.
Другая сторона состоит в том, что глобальный корпоративный капитал оказывает существенное регрессивное воздействие на «периферию».
Он, как правило, (1) не передает национальным системам современных технологий, вывозя в третьи страны наиболее примитивные производства.
Более того, он (2) инициирует и поддерживает такую (неолиберальную) экономическую политику национальных правительств, которая консервирует технологическую отсталость национальных экономик, а сами ТНК безжалостно подавляют ростки национального высокотехнологичного производства как своих потенциальных конкурентов.
Мера «социальности» ТНК в странах «периферии» (3) сугубо ограничена, крайне далека от уровня «своих» стран и нисколько не отменяет последовательной борьбы этих корпораций за ограничение социальнотрудовых прав наемных работников и стремления воспрепятствовать выравниванию норм оплаты труда на периферии мирового хозяйства со странами «ядра» мировой экономики.
Тоже касается и (4) проблем экологии: большая часть производств ТНК в странах «периферии» - это предприятия, которые неэффективно размещать в странах «центра», в том числе по экологическим соображениям, и которые, следовательно, выгодно вывозить из метрополий с целью экспорта экологической «грязи».
И самое главное: адепты (если не сказать - апологеты) глобализации все время сравнивают неолиберальную глобализацию исключительно с консервативными, отсталыми, зачастую полуфеодальными интенциями тех или иных национальных правительств, убеждая нас, что глобализация - это наименьшее из зол. Но в том-то и суть дела, что это сравнение двух зол. Между тем и теория, и практика подсказывает, что в современном митре можно и должно выбирать не между консервативным полуфеодальным национальным изоляционизмом и неолиберальным «оглоблением», а между этими двумя негативными тенденциями, с одной стороны, и альтернативной моделью социально-, гуманистически-, экологически ориентированного экономического развития национальных систем в рамках новой интеграции, строящихся на основе новых правил по-новому открытых экономик и сообществ. Впрочем, к теме альтер-глобализма мы вернемся ниже.