Начнем этот анализ с фиксации полуэмпирических-полутеоретических, но относительно легко выделяемых параметров, постепенно продвигаясь от финансовой «вершины» к все более глубоким и низовым пластам.
«Наверху» наш объект предстает как сеть, которая (1) объединена виртуальным финансовым капиталом (в виде совокупности формально и неформально сращенных финансовых институтов, включая банки, холдинги, пенсионные и иные фонды).
^ Мы постарались критически интегрировать многие из этих подходов (в первую очередь, «классический» и новый институциональный). Что же касается изменений природы корпорации, происходящих в условиях генезиса информационного общества, к этой теме мы уже обращались и еще не раз будем обращаться (подробнее о постиндустриальной корпорации см.: Павлов М.Ю. Корпорация в условиях генезиса постиндустриального общества дис. ... канд. экон. наук. М., 2001; Павлов М.Ю. Новая природа корпораций в неоэкономике // Неоэкономика: Очерки теории и методологии / Под ред. А.В. Бузгалина. М.: ТЕИС, 2003).
Эта виртуальная и размытая финансовая сеть (2) сращена с несколько более определенной совокупностью относительно самостоятельных фирм-корпораций, имеющих эмпирически-фиксируемые атрибуты, в том числе имя-бренд и юридически зафиксированные характеристики. Примеры их на слуху: Wal-Mart, Exxon, Apple, General Motors, Ford, General Electric, Hewlett-Packard, Bank of America, IBM, Procter & Gamble и другие представители верхних строчек списка Fortune-500366. Именно эти «подсистемы» исследуемой нами сети, как правило, и ассоциируются с понятием «транснациональная корпорация» и это верно, но лишь отчасти, ибо действительная сеть, один из немногих центров внутренней и внешней власти современного рынка/капитала есть гораздо более крупное, аморфное и юридически не фиксируемое объединение с принципиально размытыми границами.
Входящие в эту сеть и имеющие «имя» корпорации, в свою очередь (и это уже банальность, но мы ее все же отметим), имеют (3) свои «штабы», «центры» где работают тысячи «элитных» служащих-профессиона-лов. Часто, как мы уже отметили, говоря о внутренних отношениях в ТНК и характеризуя их как «креативные» фирмы имеют в виду именно эту часть корпорации.
Однако в действительности корпорация - это (4) более или менее интегрированная единой системой отношений совокупность относительно независимых филиалов - «периферия» корпорации. Каждый из таких филиалов может включать десятки [производственных, транспортных и т.д.] предприятий и [маркетинговых, снабженческих и т.п.] служб, а также свои управленческие центры. В целом это система, состоящая из многих сотен структур в странах не столько «Первого», сколько «Второго» и «Третьего» миров, на которых осуществляется производство широкого спектра товаров и услуг (диверсифицированная система взаимозависимых фирм или/и их филиалов). Мера интегрированности/независимости этих филиалов зависит от многих параметров (от технологической специфики до качества «местного» менеджмента), которые мы здесь не будем рассматривать. С политэкономической точки зрения в данном случае важно лишь то, что это система переходных производственных отношений, противоречиво сочетающих определенную меру развития рыночной конкуренции и планомерного регулирования, а также других отношений,
о которых мы уже не раз упоминали.
Основа этой сети - (5) сотни и тысячи предприятий (преимущественно на периферии капиталистического мира), где заняты не только высокообразованные профессионалы, но и прежде всего сотни тысяч наемных работников средней и низшей квалификации, получающих в лучшем случае несколько долларов в час за сбоку машин и мобильных телефону, разливку Кока-колы и приготовление гамбургеров. Это рабочий класс корпорации. Эти работники заняты преимущественно индустриальным (а в некоторых случаях, особенно в сфере услуг, и ручным) трудом и находятся в жесткой не только экономической, но и социальной зависимости от корпорации, что особенно характерно для малых городов в странах «Второго» и «Третьего» миров, где зачастую просто нет сколько-нибудь нормальных рабочих мест.
Внутри каждой из этих корпораций действует сложная система каналов власти, обеспечивающих (6) господство корпоративной номенклатуры. Об этих каналах мы уже упоминали и подробнее рассмотрим их ниже, здесь же важно подчеркнуть, что это не просто советы директоров отдельных фирм, а находящийся преимущественно в тени «мозг» не столько отдельных корпораций, сколько всей сети в целом. Основной отличительной особенностью это вершины является то, что она реально «приватизирует» основные права собственности (власти, контроля) и информации (что особенно важно для современного виртуального капитала эпохи информационного общества) в этой системе. Это специфическая «приватизация», ибо она распространяется на частные, а не общественные ресурсы (ресурсы корпорации) и лишь отчасти фиксируется юридически. Опять же отчасти эта «корпоративная номенклатура» (реальные собственники и высшие менеджеры) сети может быть соотнесена с широко используемым в западной литературе понятием «инсайдеры»367. Последнее носит, как правило, негативный оттенок и связано с уголовно преследуемым использованием менеджерами внутренней информации фирмы в личных целях. Мы же говорим об ином - о реальной внутрикорпоративной власти, а это феномен, который лишь отчасти пересекается с феноменом инсайдерства.
Эта верхушка сети сращена с (7) рядом национальных и международных государственных институтов, причем не столько нелегальными отношениями коррупции, сколько легальными отношениями разнообразной кооперации - от сотен каналов экономического взаимодействия до взаимного легального «консультирования» по стратегическим вопросам в формах открытых «саммитов» типа Давоса и закрытых секретных переговоров «без галстуков», от влияния капитала на выборы до личной унии. Все эти каналы многократно описаны в самых разных формах: от журналистских «разоблачений» до личных мемуаров экс-руководителей государств и/или корпораций, от учебников по государственному управлению профессоров гарвардской Kennedy School1 до монографий по проблемам государственно-монополистического капитализма советских академиков из Института мировой экономики и международных отношений (превращавшихся потом порой - в стиле академика Примакова - в руководителей внешней разведки и даже премьер-министров).
Не менее важна слаженность корпоративной номенклатуры с (8) системой институтов насилия - как легальных (собственная система охраны, разведки и т.п.), так и нелегальных, вплоть до организованной преступности (преимущественно в странах «Второго» и «Третьего» миров, где действуют филиалы фирм) и подчинения коррумпированных марионеточных правительств некоторых малых стран или отдельных регионов.
Эти структуры к тому же подчиняют себе (9) ряд средств массовой информации.
Наконец, (10) они контролируют систему воспроизводства «человеческого капитала» (колледжи, университеты, благотворительные фонды и т.п.).
Все эти «этажи» и слагаемые корпоративной сети мы выделили, синтезируя сказанное выше о природе тотального рынка и гегемонии капитал и соотнося эту теорию с общеизвестными чертами современного капитала. Существенно, что каждый из этих «этажей» корпоративной группы относительно самостоятелен, связи между ними (и горизонтальные, и вертикальные) пронизаны массой противоречий, но при этом они все соединены тем системным качеством, которое было отмечено
^ также: Hessen R. The Modern Corporation and the Private Property: a Reappraisal // The Journal of Law&Economics. 1983. Vol. XXVI(2). P.288.
1 Harvard Kennedy School - Гарвардский институт государственного управления им. Джона Ф. Кеннеди.
выше - способностью этой сети как целого оказывать внешнее локальное регулирующее воздействие на рынок, быть субъектом гегемонии («пауком»), генерирующим «поле зависимости» и субъектом внутренней корпоративно-капиталистической гегемонии. Любопытно, что это системное качество (равно как и другие конкретно-всеобщие категории, например, стоимость) невозможно «пощупать», увидеть невооруженным [диалектическим методом] взглядом.
Однако и здесь есть некоторые важные «нюансы». Если сеть как таковую увидеть невозможно, то власть ее отдельных «видимых» слагаемых можно соотнести с некоторыми эмпирическими феноменами. К их числу относятся, в частности, такие выражающие своего рода «дух» фирмы феномены, как ее имя, бренд. Именно бренд фирмы ныне ценится как никогда высоко и составляет одно из важнейших слагаемых виртуальной ценности корпорации.
Последнее неслучайно - этот «бренд» и есть некоторая внешняя фиксация способности данной фирмы (корпоративного капитала как звена сети) генерировать «поле зависимости». Бренд - это в определенной мере симулятивный368 символ наличия устойчивой клиентелы («паутины» - например, людей, привыкших пить именно пепси-колу в любом городе или стране мира, куда бы они не приезжали), знак зависимости определенного социально-экономического пространства от этой корпорации («поколение Пепси») и т.п.369 Таким образом, мы можем дать достаточно строгое теоретическое объяснение кажущейся для теоретиков загадочной ценности «бренда» - это косвенный символ системного качества корпорации, утратив которое она может перестать существовать как субъект гегемонии, как не просто капитал (большего или меньшего размера), но как капитал особого рода - капитал, способный оказывать локальное регулирующее воздействие, имеющий «клиентелу» и отчасти подчиняющий ее своему воздействию. Поэтому мы можем предположить, что высокая экономическая оценка этого бренда - это не столько «цена» гарантированно высокого качества (костюмы от Hugo Boss ныне шьют преимущественно в Китае, а BMW собирают и в России из запчастей, сделанных в самых разных уголках земного шара) и/или «интеллектуального капитала» фирмы, сколько денежный эквивалент ее способности локально регулировать рынок, навязывая (в определенных пределах, естественно) потребителям и иным контрагентам свои товары, эквивалент ее «рыночной власти».