Используем для пояснения некую параллель: некритически воспринимающий явления обыватель средневековья видел в инквизиции то, за что она себя сама (искренне!) выдавала - карающий меч господень. Критически же воспринимающий мир в его историческом развитии еретик не закрывал глаза на существование инквизиции, но объяснял, что религиозное мракобесие вообще и инквизиция в частности есть не более чем превратная форма господствующих в данном мире и подлежащих уничтожению отношений личной зависимости, а не божественный промысел, каковым они кажутся на поверхности явлений. Естественно, Джордано Бруно или Томазо Кампанелла выражали эти мысли 500 лет назад на другом языке, но суть дела от этого не меняется.
Вернемся из эпохи средневековья в мир современных ТНК. Предложенная методология позволяет сделать еще один логический шаг и поискать, какие из известных современной мировой экономической науке описаний внешних форм функционирования современного капитала соответствуют каким «пластам» эволюции капитализма.
По-видимому, несложно будет доказать (если, конечно, признать правильной саму гипотезу), что, во-первых, основные идеи микроэкономики в ее классическом (данном еще Маршаллом) виде являются, в общем и целом, отображением превратных форм олигополистического рынка эпохи империализма.
Соответственно, во-вторых, совокупность положений макроэкономики (при всей их эклектичности) является идеализированным (в стандартном курсе нет, например, ничего о сращивании корпоративного капитала с государством и т.д.) отражением столь же эклектичной, незавершенной, противоречивой совокупности закономерностей функционирования экономической системы позднего капитализма на социал-реформистском этапе его эволюции.
В-третьих, такие сферы исследований, как финансы, менеджмент, маркетинг и другие конкретно-экономические дисциплины, а также многочисленные разновидности нового институционализма отражают превратные формы различных конкретных механизмов доминирования корпоративного капитала (каналов власти внутри корпорации -менеджмент, теории фирмы; учета рынка и сознательного воздействия на него - маркетинг; оперирования с фиктивным капиталом - финансы и так далее).
Во всех этих случаях, однако, известные всем и господствующие ныне экономические дисциплины отражают - повторим это еще раз намеренно как особо важный тезис - прежде всего превратные формы. Последние не только скрывают сущностные отношения гегемонии капитала, но и создают объективную видимость наличия иного содержания капиталистической экономики (его отражают теории предельной полезности и производительности, факторов производства и их современные производные).
При этом даже на уровне явления происходит не только затушевывание сущностных связей, но и чрезвычайное огрубление и идеализация дей-ствительнъх, эмпирически наблюдаемых процессов, что делает названные исследования лишь отчасти применимыми на практике даже в мире превратных форм.
Так, в качестве картины конкуренции строится модель олигополистического взаимодействия частных фирм и независимых потребителей, причем поведение последних моделируется так, как будто они действуют на рынке ХШП века. Между тем ныне это глобальный рынок «паутин», развивавшийся от колониализма к современному «новому мировому порядку», разделенный и многократно переделенный транснациональными корпорациями и пронизанный - даже на поверхности, на уровне реальных связей, знакомых каждому высшему менеджеру, - системой корпоративного доминирования с широчайшим использованием нерыночных и вообще неэкономических методов (чего стоит хотя бы уже упоминавшийся «блатной капитализм»). Последнее если и отражается, то только новым институционализмом, да и то как некоторое то ли дополнение, то ли исключение. Между тем даже на уровне непосредственных явлений практики эта сложная система кооперации, а также во многом нерыночной борьбы, равно как и подчинения (механизмы которых мы в меру сил охарактеризовали выше), есть именно правило, подлежащее исследованию, а не исключение, которое следует выносить в область спецкурсов.
Подключение (в виде некоторой внешней добавки) описания олигополистической конкуренции и антимонопольного регулирования мало что меняет по существу, ибо неявно предполагается, что антимонопольное регулирование обеспечивает «восстановление» конкуренции. При этом и теоретические работы, и учебники очень часто «забывают» оговориться, что речь идет о предельно абстрактной модели рынка. Более того, дальнейшее обогащение этой дисциплины идет преимущественно по пути усложнения математического аппарата моделирующего все ту же далекую от реалий абстракцию, а не по пути приближения к реальным механизмам доминирования корпоративных капиталов на рынках мира.
Эту тенденцию продолжают макроэкономические исследования, которые игнорируют проблему сращивания ТНК и государства, доминирования ТНК над другими агентами рынка и мн. др., оставаясь в русле абстрактной модели функционирования беспристрастного государства-арбитра, исходящего из общенациональных интересов (в лучших традициях нашей старой партийной науки, только идеализируют они не наше прежнее, а их нынешнее государство).
Точно так же маркетинг преподносится как изучение спроса, хотя по преимуществу это важнейшие для тотального корпоративного сетевого рынка наука и искусство навязывания потребностей и подавления потребителя методами, лишь косвенно связанными с собственно рыночными отношениями.
Менеджмент предстает опять же таки как чрезвычайно идеализированная (достаточно сравнить теоретические работы и учебники менеджмента с результатами социологических исследований действительных отношений власти и подчинения в фирмах) модель, скрывающая реальное доминирование верхушки транснационального капитала над ее служащими и их всех над пролетариатом в собственном смысле слова, а также глубочайшие противоречия внутрифирменного управления376.
Тем не менее следует признать, что в условиях экономического, политического и духовного доминирования корпоративного капитала названные превратные формы оказываются единственно доступным для официальной науки и образования отображением реальных механизмов хозяйствования, причем отображением локально полезным для практики (подобно тому как были полезны для работников Госплана курсы по теории управления и планирования советской эпохи, рисовавшие превратную - в философском смысле этой категории - картину действительных отношений мутантного социализма).
Что же касается действительных форм и механизмов взаимодействия корпоративных групп друг с другом и с третьими лицами (государствами, мелким и средним бизнесом, работниками, клиентами и т.п.), скрытых за превратной оболочкой названных дисциплин, то их характеристика, по существу, была дана при анализе «рынка паутин», поэтому ниже авторы ограничатся лишь некоторыми ремарками по этому вопросу.
Каналы внешней власти корпораций:
некоторые дополнительные замечания
Первая. Проделанный выше анализ содержания гегемонии корпоративного капитала на нынешнем этапе его развития позволяет предположить, что взаимодействие корпоративных групп между собой и с третьими лицами есть единый механизм, сохраняющий видимость рыночной конкуренции (это не чисто субъективная видимость, это описанный Марксом и воспроизведенный выше нами феномен превращения, когда «кажется то, что есть на самом деле») и интегрирующий все доступные этим группам каналы гегемонии.
В результате каждая из таких групп-«пауков» стремится сплести как можно более пространную и мощную паутину (экстенсивно и интенсивно развивая каналы гегемонии), стремясь (в пределе, который она никогда может достигнуть) к превращению всех контрагентов (юридических и физических лиц - смежников, потребителей, работников, государственных чиновников, журналистов) в своих клиентов, зависимых (часто бессознательно) от «паука» - корпорации, генерирующей поле своей власти.
К каналам власти корпорации по отношению к «внешним» агентам, суммируя сказанное выше и переходя на более поверхностный уровень исследования, можно отнести:
• монополизацию достижений международного обобществления (например, технологическая зависимость партнеров в третьем мире и мелкого бизнеса) и новых технологий (в первую очередь - высоких, доступных в большинстве случаев только крупным группировкам); подчинение клиентов технологическим стандартам корпорации;
• воспроизводимое на новом уровне монополистическое локальное регулирование рыночных параметров путем создания «паутин» (в настоящее время это не столько воздействие на уровень цен, сколько «огораживание» определенного социально-экономического пространства, монополизация «имиджа» продукции, ее рыночных стандартов, качественных параметров и т.п.), в том числе при помощи активной маркетинговой политики и иных названных выше методов;
• монополизацию определенных сегментов финансового рынка и финансовый контроль (контроль за движением фиктивного капитала), осуществляемые как открыто (например, «обслуживание» финансовых потоков банками, на деле часто дополняемое регулированием и контролем со стороны этих институтов), так и скрытно (например, скупка акций через холдинги, не раскрывающие информацию о структуре своего пакета акций);
• основанное на сращивании с государственными институтами ряда стран и собственной институциональной власти воздействие на устанавливаемые региональными, национальными и международными ин-статутами рамки и правила взаимодействия на рынке, стандарты, долгосрочные социальные, структурные и т.п. программы и даже на общую модель эволюции капитала (поддержка социал-демократических или либеральных партий на выборах как простейший и не самый важный пример);
• реализацию собственных стратегических долгосрочных программ нерыночными (бюрократически-плановыми, если угодно, «командноадминистративными») методами в рамках своих «империй» и на подконтрольной им экономической территории (например, в малых развивающихся странах, или в отдельных регионах, или в некоторых отраслях отдельных экономических систем);