идетельством таких войн против Югославии, Афганистана, Ирака, Ливии и это, возможно, не последние агрессии начавшегося столетия.
Таково новое явление - выход на арену протоимперии - США, претендующих на роль своего рода «старшего брата» мирового сообщества.
Еще совсем недавно риторика Бжезинского отражала открытые претензии США на глобальное лидерство, о чем свидетельствуют хотя бы такие пассажи: «Россия - побежденная держава. Она проиграла титаническую борьбу. И говорить «это была не Россия, а Советский Союз» -значит бежать от реальности. Это была Россия, названная Советским Союзом. Она бросила вызов США. Она была побеждена. Сейчас не надо подпитывать иллюзии о великодержавности России. Нужно отбить охоту к такому образу мыслей. Россия будет раздробленной и под опекой^. Позже эта риторика изменилась, и Бжезинский, принимая во внимания все издержки таких претензий, предлагал проводить эту лидирующую роль более осторожно, стремясь к определенному соглашению с другими центрами силы, не навязывая открыто свое доминирование, а скорее предлагая былым соперникам мягкую интеграцию в клуб стран Запада2. События весны 20i4 года (в частности, присоединение Крыма к России) еще раз изменили позицию такого рода авторов и политических деятелей.
Итак, налицо по меньшей мере два качественных изменения, свидетельствующих о «закате» неолиберализма:
Первое. Очевидно доминирующая роль транснационального корпоративного капитала, преодолевающего качественную границу подчиненности государству и становящегося господствующей силой в условиях внешней свободы конкуренции на глобальных мировых рынках;
: БжезинскийЗ. Выбор. Мировое господство или глобальное лидерство. М.:
Международные отношения, 20i0. С. i27.
2 См.: Бжезинский З. Стратегический взгляд. Америка и глобальный кризис
/ Пер. с англ. М.: Астрель, 20i2.
Второе. Выход на мировую арену одного сверх-государства, способного на самостоятельные и неконтролируемые международным сообществом действия по подчинению любых других контрагентов мировой геоэкономики и геополитики.
Третье. Появление и развертывание сложной совокупности акцентировано антиимперских тенденций: от формирования альтернативных национально-государственных центров мирового геоэкономического и геополитического влияния (здесь реальный потенциал - но не более чем потенциал - есть пока только у Китая) до реверсивно-фундаменталистских международных сетей и углубляющейся крайне правой (вплоть до фашистской) угрозы.
Свидетельством начавшихся существенных изменений стало и постепенное формирование имперской идейно-духовной атмосферы и идеологической парадигмы. Если мы обратим внимание на риторику и модель идеолого-политических акций, а также их духовного оформления, то начиная с 2002-2003 гг. и особенно периода подготовки войны в Ираке, а также начала самой агрессии, то станет заметно это существенное изменение. Если прежде любые агрессивные акции и гегемонист-ские устремления опирались на стандартные либеральные идеологемы «свободного общества», включая защиту прав человека, свободу конкурентных отношений, институтов частной собственности, свободу слова и антитоталитарную риторику, то начиная с 11 сентября идеолого-поли-тическое и духовное оформление агрессивных гегемонистских акций стало существенно иным.
Суть этого изменения - все больший крен в сторону оправдания практически любых акций властей в условиях угрозы стабильности институтов (прежде всего частной собственности) в странах «золотого миллиарда». Во многих случаях все это весьма напоминает идейно-политическую и духовную атмосферу тоталитарных обществ середины ХХ века. Особенно это бросается в глаза, если мы внимательно проанализируем речи бывшего в начале 2000-х президентом США Дж. Буша, являвшиеся не просто высказываниями определенного государственного деятеля, но и, по сути дела, квинтэссенцией идеолого-духовной работы огромной идеологической - или, как сейчас модно выражаться, PR-машины.
Легко заметить, что эти высказывания по своей идейно-духовной модели стали во многом сродни риторике тоталитарных лидеров, включая таких, как Гитлер, Муссолини и их последователи. А как иначе расценить такие лозунги, как «историческая миссия по защите цивилизации»; «объективная необходимость взять на себя ответственность за сохранение ценностей цивилизованного мира»; общая парадигма противопоставления мира цивилизованного и нецивилизованного; априорное оправдание насилия как главного средства защиты «ценностей цивилизации»; абсолютная монополия на выражение этих ценностей без каких-либо сомнений в необходимости их обсуждения в режиме демократического диалога; опора на циничное политическое и идеологическое игнорирование оппозиции и т.п.
Если к этому добавить ту модель реакции политического и идейного истеблишмента на эти речи, которую мы наблюдали накануне кризиса в Соединенных Штатах Америки и ряде других стран (типичный пример: зал встает и сопровождает выступление лидера овацией), то, даже оставив в стороне горькие воспоминания о единогласном одобрении с дружной овацией выступлений сталиных, брежневых и Ко, мы можем понять, что здесь наблюдается не просто единогласное голосование, но тотальное подчинение обывателя и идеолога определенной государственно-политической стратагеме.
Кризис, начавшийся в 2008 году и избрание в США президентом Обамы, на первый взгляд, несколько притормозили эти процессы. Но в действительности это торможение пока скорее временное и базируется оно не столько на интенциях протоимперского капитала и его государства, сколько на достаточно сильных антигегемонистских тенденциях. Даже то, в общем-то не слишком значительное, оживление социальных движений, «рядовой» интеллигенции и левых общественных сил, которое мы наблюдали в начале 2000-х, оказалось способно помочь победить Обаме, частично изменить в пользу граждан риторику и даже в некоторой части практику антикризисных действий и т.п. Но это, повторим, пока что крайне ограниченные и половинчатые подвижки, слишком слабые для того, чтобы говорить о приостановке развертывания проимперских тенденций. К тому же многие шаги Обамы в области геополитики мало отличаются от действий его предшественников.
В мире все более очевидным становится напряженное противостояние расходящихся полюсов: интенсифицирующееся подчинение обывательского большинства жесткой установке военно-идеологической борьбы с «нецивилизованным», «террористическим» миром-врагом, с одной стороны, растущее активное альтернативное движение протеста против глобальной гегемонии капитала и войн - с другой.
За всем этим скрываются более глубокие изменения. Изменения, которые могут стать свидетельством того, что эпоха неолиберализма не закончена, но вступает именно в период кризиса и «заката», что внутри нее начинаются существенные изменения, некоторые внешние черты которых мы описали выше.
Глобальный капитализм как подрыв общечеловеческих достижений буржуазной системы
Соединение воедино названных «пластов» глобализации и характеристик новой структуры глобального мира эпохи рождения «протоимперии» позволяет сделать выводы (они также хорошо известны в современном мире из названных выше работ С. Амина, И. Валлерстайна,
Н. Чомски и др.) о природе современного «нового мирового порядка»,
сложившегося после распада «Мировой социалистической системы».
Этот «новый порядок» характеризуется тем, что в мировом, глобальном масштабе ныне нарушаются (i) даже чисто буржуазные принципы социально-экономической и политической организации, те достижения в прогрессе рода Человек, что принесла с собой буржуазная формация («негативная» свобода от внеэкономического принуждения и т.п.), а также императивы, выдвигаемые (2) глобальными проблемами и (3) процессом генезиса постиндустриальных технологий.
Во-первых, внедрение в мирохозяйственные отношения принципов, характерных для периода генезиса «протоимперии» (неомаркетизация, неоприватизация и т.п.), сопровождающееся формальным возвратом к «свободе торговли» и либерализации внешнеэкономических связей, на деле приводит к обратному результату. Складывается система отношений, характеризующаяся стабильно воспроизводимыми монопольными преимуществами и, следовательно, отсутствием даже основ свободной конкуренции в отношениях между крупнейшими ТНК и их сателлитами, с одной стороны, «периферией» экономической жизни - с другой. Современный мировой рынок - это система, где нет свободной конкуренции, хотя формально здесь «восстановлены» фритредерские начала. Причины прямо обусловлены сказанным выше.
Первая: ТНК монополизируют прежде всего наиболее передовые и конкурентоспособные ресурсы (высокие технологии; квалифицированную рабочую силу и работников-новаторов, которые могут устойчиво воспроизводиться в массовом масштабе только в развитых странах; know-how, патенты на высокие технологии и многие другие информационные продукты)417.
Вторая причина. ТНК и, отчасти, их «родные» страны получают монополию не только на наиболее эффективные ресурсы, но и на их воспроизводство. Особенно важна здесь монополизация научно-технического прогресса и образования (воспроизводства высококвалифицированной рабочей силы).
В результате соединения названных двух факторов центры глобализации, пройдя по спирали отрицания отрицания от колониализма к неоколониализму и реколониализации, становятся как бы новыми метрополиями, получающими ныне не столько основанную на внеэкономическом принуждении материальную ренту, сколько иную, основанную на целостной гегемонии корпоративного капитала «интеллектуальную ренту», основанную на монополизации потенциала прогресса, доступа к ресурсам развития постиндустриального общества.
Третья причина. Для власти ТНК характерен названный выше контроль за мировым движением финансов и, шире, большей частью международных трансакций, а также телекоммуникаций. Эти «кровеносная» и «нервная» системы мирового сообщества просто развиваются в недрах, внутри ТНК и потому ими контролируются.