.
В результате капиталистические отношения в нашей стране сложились преимущественно на поверхностном, видимостном уровне, где формально были созданы и работают все «стандартные» институты позднекапиталистической системы полупериферийного типа. Но содержательно трансформации не могли быть и не были завершены.
В результате в России сложилась «двухсферная» экономическая модель3. В первом из этих диффузных подпространств - сферах, которые оказались интегрированы в мировую капиталистическую систему, как мы сказали, постепенно сложились производственные отношения позднего капитализма полупериферийного типа. Это сборка, розлив, упаковка и т.п. товаров, производимых ТНК и др. «вторичные производства»; некоторые производства в сферах машиностроения, строительства, транспорта и сельского хозяйства; сфера услуг (преимущественно обслуживание «среднего класса»); часть финансовой системы.
Вся остальная экономика (прежде всего сырьевой сектор и связанные с ним производства, большая часть финансов и др.) оказалась включена в во второе, большее по объему диффузное подпространство, в котором господствуют тренды реверсивной трансформации. В конце XX - начале XXI века в стране стихийно стали развертываться процессы во многом аналогичные тем, что происходили в эпоху первоначального накопления капитала в Западной Европе и США два-три столетия назад, но при существенной специфике. Последняя обусловлена тем, что в нашем случае эти процессы происходили в экономике с развитой индустрией и значимым
^ Постижение России. М.: Экономистъ, 2005; Осипов Ю.М. Иное. М.: Эко-номистъ, 2006).
: Этот термин, правда применительно к капитализму, ввел Иштван Мес-сарош (Meszaros I. Beyond Capital : Toward a Theory of Transition. L., i995); применительно к советской системе в чем-то сходный процесс описал Янош Корнаи, выделявший «вегетативную систему» экономики (Корнаи Я. Дефицит. М.: Наука, i990).
2 В этом смысле парадоксально правы Е. Гайдар и его коллеги, жалующиеся на то, что им не дали провести их реформы. Им, действительно, «не дали», но не политики, а мощная и неслучайная инерция советской системы.
3 Это именно аморфные сферы, диффузные подпространства, а не четко выделенные и имеющие жесткие границы сектора. Выделяемые ниже сферы неопределенно-аморфны и диффузно связаны друг с другом, а их сколько-нибудь строгое выделение возможно только силой научной абстракции. Впрочем, реальный бизнес тоже «чувствует» это деление и довольно явственно подразделяется на два подможества: сырьевиков и финансистов - с одной стороны, несырьевой производственный бизнес - с другой. Эта линия проводится, в частности, некоторыми лидерами Московского экономического форума.
постиндустриальным сектором и базировались на не полностью разрушенном генотипе советских (а не позднефеодальных) производственных и социокультурных отношений471.
В результате вместо типичного для «нормального» первоначального накопления капитала при сохранении позднефеодальных форм в пространствах, которые еще не освоил капитал, мы получили нечто оригинальное. В России наряду с генезисом форм позднего капитализма полупериферийного типа осуществился процесс «негативной конвергенции»472 продуктов (1) генезиса полулегальных форм капитализма, (2) разложения советской системы (бюрократизм и блат выродившиеся в теневое огосударствление и паразитирование частного капитала на «стройках века», государственном бюджете473 и коррупционных сделках) и (3) реинкарнации позднефеодальных форм. Последние развиваются преимущественно в тех социально-экономических пространствах, где советские формы оказались формально разрушены, а капиталистические отношения недостаточно окрепли (не могут развиваться без опоры на внеэкономическое принуждение и личную зависимость). Как следствие этого в России в XXI веке развиваются не только позднекапиталистические формы, но и отношения, специфически интегрирующие продукты полураспада советской системы и реинкарнации позднего феодализма.
Это оказалось тем проще, что подобные процессы подспудно происходили еще в СССР474, где мутации социалистических производственных отношений (бюрократизм, блат, ведомственность, местничество) возрождали добуржуазные формы. Как следствие сегодня в российской экономике присутствуют и отношения личной зависимости (в частности, клановость и «вассалитет» в отношениях бизнеса и государства, внеэкономическое принуждение в отношениях «бизнеса» и работников, прежде всего иммигрантов и т.п.), т.е. достаточно типичные черты реверсивного исторического процесса - своего рода «рефеодализации» (подробнее об этом - в последующих разделах текста)i.
В результате этой негативной конвергенции типичный для раннего капитализма XVI - начала XVIII веков преимущественный прогресс непромышленного капитала, создающего предпосылки для индустриализации, в наших условиях обернулся регрессом - деиндустриализацией. Акцент на преимущественном развитии торговли, посредничества и услуг характерен для обоих случаев, но историческое содержание - противоположно. Повторим: если в начале капиталистической эры в этих сферах создавались предпосылки для будущего прогресса индустрии (самой передовой для того времени отрасли экономики), то в России начала XXI века экспансия торговли и услуг стали важным фактором деиндустриализации, т.е. противоположного по своей исторической направленности тренда. Как следствие этих процессов вместо типичной для первоначального накопления капитала заинтересованности буржуазии в техническом прогрессе и прогрессивной для XVIII - начала XIX века индустриализации, в постсоветской России капитал оказался безразличен к инновациям и содействовал усилению регрессивной для нынешней эпохи деиндустриализации вкупе со стагнацией креатосферы (образования, фундаментальной и прикладной науки и т.п.2).
Суммируем: предложенная выше методолого-теоретическая парадигма позволяет выделить систему взаимоадекватных содержательных
^ БузгалинА.В. Белая ворона (последний год жизни ЦК КПСС: взгляд изнутри). М.: Знание, i993.
1 Авторская позиция по этому вопросу излагалась не раз на протяжении последних десятилетий: от препринтов докладов i99i года (их оригиналы, к сожалению, не сохранились даже в нашей личной библиотеке) до текстов докладов на относительно недавно прошедших международных конференциях, специально инициированных авторами для обсуждения проблем рефеодализации в нашей стране (см.: Бузгалин А.В., Колганов А.И. Стратегии России: общество знаний или новое средневековье? М.: Едиториал УРСС, 2008). Совеобразный «ренессанс» феодальных форм в постсоветской России отмечают и зарубежные исследователи (см.: Lester J. Modern Tsars and Princes: the Struggle for Hegemony in Russia. L.: Verso, i997).
2 Призывы российских властей к реиндустриализации и надежды на то, что отечественный капитал сможет в будущем начать восстанавливать промышленность, даже если когда-нибудь и реализуются, то все равно окажутся регрессивны: для XXI века прогрессивным может быть только преимущественное развитие высоких технологий, науки, образования, кульутры.
характеристик постсоветской российской экономической системы. Это система (i) переходным производственных отношений, возникших в результате (2) инволюции советской экономической системы (мутантного социализма) и образования вследствие ее разложения системы, объединяющей, с одной стороны, (3) продукты разложения последней и генезиса (вследствие этого разложения) форм, характерных для поздне-феодально-раннекапиталистического экономического строя, а с другой -(4) формы позднекапиталистических отношений полупериферийного типа.
Этот продукт незавершенной реверсивной трансформации, будучи внутренне противоречив (к анализу противоречий этих переходных отношений мы вернемся ниже), тем не менее оказался способен к стабилизации, или, точнее самоконсервации. Причины этого - в обретении данной неорганической совокупностью переходным производственных отношений адекватным для нее институциональным форм и материально-технической базы.
Адекватная для нее материальная база образовалась в результате
(i) разрушения тяжелой индустрии и постиндустриального сектора СССР/ РСФСР, что привело разрушению высококонцентрированных и высокоспециализированных производств и открыло дорогу для формирования конкурентной среды; (2) экстенсивного воспроизводства сырьевого сектора и формирования (3) совокупности «вторичных» (сборочных и т.п.) производств, являющихся в большинстве своем филиалами ТНК или их «партнерами» вкупе с (4) приоритетным развитием торговли, сферы услуг и посредничества (как правило, тоже зависимого от импорта и зарубежного капитала). Как мы показали выше (а это хорошо известно и из работ левых теоретиков «экономики развитиям) эта материальная база адекватна для консервации [полу]периферийного капитализма в его неорганическом единстве с позднефеодальными формами и продуктами разложения советской системы (то, что мы назвали «негативной конвергенцией»).
Оформлением этой неорганической трансформационной системы, консервирующей (и тем самым стабилизирующей ее) стало образование совокупности институтов, для которых характерен устойчивый разрыв формальным (зафиксированных в законах и других правовых актах) и реальным (характерных преимущественно для теневого государственного регулирования и бизнеса) «правил игры». Следствием этого стал отрыв легальных форм координации (они имеют вид «нормальных»,
: См.: Пребиш Р. Периферийный капитализм. Есть ли ему альтернатива?
М., i992; Amin S. Accumulation on a World Scale: A Critique of the Theory of
Underdevelopment. N.Y., i974; См. также: Нуреев Р.М. Экономика развития.