Следовательно, возможны два решения: либо теория ошибочна, либо «ошибочна» практика, которая идет по пути генерирования превратных (маскирующих и деформирующих новое содержание) форм для соединения неадекватных друг другу начал творчества и рынка.
(В скобках напомним: последнее не есть некий неожиданный методологический «выверт», придуманный авторами для выхода из тупика «марксистских догм»; в первом томе, рассматривая «новую» диалектику, в частности проблемы взаимодействия производительных сил и производственных отношений в условиях трансформаций экономических систем, мы показали, что «закат» старой системы может порождать феномены превратных социально-экономических форм использования новых технологий, принципиально переросших эту систему производственных отношений; примеры таких форм хорошо известны: так, в истории «заката» феодализма такими формами были крепостные фабрики, где новые для того времени - индустриальные - производительные силы «приводились в действие» при помощи старой социально-экономической системы отношений - крепостничества.)
Тем самым перед нами стоит двоякая задача: во-первых, показать противоположность мира креатосферы и отношений товарного производства и, во-вторых, раскрыть те превратные формы, которые «надевает» рынок» на возникающие ростки креатосферы. Последнюю задачу (в частности, проблемы рынков информационных товаров и симуля-кров) мы будем решать во втором подразделе данной главы, а сейчас рассмотрим первую проблему.
Исходным пунктом нашего исследования, естественно, станет задающее системное качество противоречие мира товарного производства - противоречие обособленности производителей и общественного разделения труда как двух единых и противоположных атрибутов товара.
Креатосфера: свобода как снятие обособленности производителей и их подчинения рынку
В марксистской литературе вынесенная в заголовок этого подраздела проблема традиционно связывается со снятием отношений товарного производства в связи с развитием «царства свободы»1. Но снятие
1 Проблема будущего общества (социализма) как нерыночной социальноэкономической системы имеет очень давнюю историю. Что касается западных марксистов, то ее обзор можно найти в книге одного из наиболее сильных теоретиков этого направления - Э. Мандела (см.: Мандел Э. Власть и деньги. М.: Экономическая демократия, 1992). Что касается ученых СССР, то здесь спор «рыночников» и «нерыночников» имеет очень долгую историю. Авторы (и это намеренно следует повторить) выросли в рамках последнего направления, одним из выдающихся представителей которого был Н.В. Хессин (см.: Хессин Н. В.И. Ленин о сущности и основных признаках товарного производства. М., 1968). В работах наших учителей в большинстве случаев снятие рынка рассматривалось как процесс, обусловленный прежде всего обобществлением производства. Идея же нерыночного характера не социалистического, а будущего коммунистического труда (всеобщего и автоматизированного, преодолевающего разделение труда) казалась очевидной, прописанной даже в учебниках и энциклопедиях (см., например: Батищев Г.С. Коммунистический труд // Философская энциклопедия. В 5 тт. / Под ред. Ф.В. Константинова. М.: Советская энциклопедия, 1960-1970). Авторы тоже отдали дань этой традиции, написав объемистую рукопись «После рынка» (она была подготовлена к печати в издательстве «Экономика» в 1990 году, но после путча 1991 года не смогла увидеть свет), в которой постарались показать, как формальное и реальное обобществление, а затем формальное и реальное (базирующееся на господстве творческой деятельности) освобождение труда позволяют снять товарные отношения (частично первоначальный вариант этих идей был отображен в наших книгах: Бузгалин
А.В., Колганов А.И. Планомерность в системе экономических отношений социализма. М., 1983 и Бузгалин А.В., Колганов А.И. Реализация общенародных ^
товарных отношений - это проблема, которая отражает лишь финальную стадию эволюции социально-экономических форм распределения ресурсов. Исходным же пунктом генезиса отношений координации были дорыночные отношения, основанные на натуральном хозяйстве и дополняемые отношениями волевого распределения и перераспределения (аллокации) ресурсов. К числу последних относились такие формы прямого насилия, как войны (от крестовых походов до грабежа соседнего княжества), а также различные механизмы иерархического принуждения. Более того, натуральное хозяйство также предполагало и предполагает специфический обмен деятельностью и соединение производителя с потребителем, причем механизм этого взаимодействия, как правило, регулируется традицией, т.е. во многом доэкономическими отношениями.
Мы упоминаем эти механизмы потому, что выше проблема была поставлена в контекст «заката» всей системы отношений «царства необходимости», а не только капитализма. Поскольку же «царство свободы» лежит «по ту сторону» не только рынка, но и всех форм отчужденных отношений, в том числе всех форм отчужденных отношений, регулирующих распределение ресурсов и взаимодействие производителя с потребителем, постольку перед нами встает проблема «заката» не только рынка, но и дорыночных отчужденных форм аллокации ресурсов. Более того, в процессе снятия рыночных отношений возможно вторичное, точнее, реверсивно-повторное (воз)рождение добуржуазных форм координации. Снятие же тех и других механизмов (как дорыночных, так и рыночных) представляет собой немалую теоретическую и практическую проблему1.
Кроме того, процесс снятия рынка может порождать мутантные, превратные формы возникающих новых пострыночных отношений (именно такими, на наш взгляд, были отношения так называемого бюрократического планирования и регулирования в «командной» экономике). Данная глава - не место для их анализа2. Наша же задача сейчас - посмотреть, что именно и как снимается и что именно приходит на смену экономическим отношениям, определяющим форму связи производителей и потребителей, распределение ресурсов, пропорции и т.п.
^ интересов. М., 1985). Краткое резюме нашей позиции по этому вопросу можно найти также в статье: Бузгалин А. Десять тезисов о рыночном социализме // Альтернативы. 2000. № 4).
1 Мы постарались дать ее краткую интерпретацию в работе: Бузгалин А.В., Колганов А.И. Теория социально-экономических трансформаций. Прошлое, настоящее и будущее экономик «реального социализма» в глобальном постиндустриальном мире. М.: ТЕИС, 2003.
2 Авторы посвятили этому немало специальных работ, в том числе брошюру: Бузгалин А.В., Колганов А.И. Анатомия бюрократизма (М.: Знание, 1988), где достаточно подробно рассмотрены эти феномены.
Ключом к решению этих проблем послужит следующий тезис: независимые от человека, неподвластные ассоциированным, объединенным индивидам распределение ресурсов, поддержание пропорций, определение затрат труда и так далее должны уступить и уступают место сознательному ассоциированному регулированию этих процессов.
Данная точка зрения является более чем спорной, но она имеет определенные основания. Они уже были суммированы авторами в предыдущем томе, где мы аргументировали правомерность выделения пострыночных экономических отношений. Напомним ключевые тезисы этого текста.
Аргумент первый. На протяжении последнего столетия в экономике развитых стран и, позднее, мировой экономике в целом, присутствует тенденция нелинейной тенденции к возрастанию роли сознательного регулирования экономической жизни. Подчеркнем: эта тенденция (i) является принципиально нелинейной, но при этом (2) она есть, что показывает динамика даже такой либеральной экономики, как североамериканская (см. таблицу i.i).
таблица 1.1
Источник: Bureau of economic analysis www.bea.gov, World bank, http://data.worldbank.org/
Хорошо известно, что в последние десятилетия ХХ и в начале XXI века наблюдалось скорее отступление от предшествующей линии возрастания сознательного регулирования, продолжавшееся вплоть до Мирового экономического кризиса, который ознаменовал новый перелом и начало новой волны активного включения государства в экономическую жизнь. Более того, это отступление было далеко не абсолютно. Имеющий сегодня место своеобразный «ренессанс» рынка (он связан с определенными причинами, о которых мы размышляли выше) отнюдь не перечеркивает то, что в экономике практически всех стран (а особенно развитых) на протяжении XX века сложилась система разнообразных механизмов, обеспечивающих сознательное воздействие на экономику. Напомним и о них, кратко суммировав выводы раздела первого тома, посвященные генезису пострыночных отношений.
Во-первых, в условиях позднего капитализма сложился блок достаточно жестких социальных, экологических и гуманитарных нормативов, которые ограничивают рыночные отношения и касаются качества продукции, параметров деятельности и условий использования рабочей силы, природной среды и т.п. Рыночные отношения ныне действуют лишь в рамках определенных, сознательно сформированных «коридоров» ограничений.
Во-вторых, существует система сознательного регулирования экономики со стороны государств и наднациональных институтов, а также муниципальных органов, которые формируют программы, планы, другие механизмы сознательного воздействия на экономическую жизнь (от антимонопольного регулирования до стратегических программ структурной перестройки или развития определенных секторов экономики). Это воздействие носит косвенный характер, но по ряду параметров оно оказывает влияние на экономику отнюдь не меньшее, чем рыночная конкуренция.