Характеристика пострыночных отношений не входит в задачу данного текста166. Отметим лишь, что их генезис - отношения общественного учета и контроля (некоторый опыт которого приобретен уже и в нашей стране, особенно в первые годы советской власти, и массовыми демократическими движениями Запада, включая рабочее и профсоюзное); демократическое регулирование и социально-экологическое ограничение рыночной экономики; нормативный учет качества и количества труда - все это не фантазия. И новая экономическая политика в СССР (равно как и противоречия последующего развития механизмов сознательного регулирования), и социал-демократические модели, и внутрихозяйственное планирование в рамках гигантских корпораций - во всех этих явлениях угадываются первые шаги и направление развития таких отношений.
Более зрелыми новые пострыночные механизмы становятся, развиваясь до демократического народнохозяйственного программирования экономики (оно сегодня считается будущим, судить о котором мы можем, лишь пытаясь «очистить» от демократических деформаций мутантную систему планирования «социалистических» стран).
Эти механизмы, естественно, долгое время будут противоречиво сосуществовать с ограничиваемыми, регулируемыми (и в этой мере отмирающими, но реальными) товарными отношениями.
Существенно, что рынок не был и не будет нейтрален по отношению к этим новым (планомерным) отношениям; планомерность и товарные отношения будут сосуществовать, находясь в состояниях противоречия, соперничества, борьбы. Планомерное регулирование при этом будет иметь лишь одно основание для вытеснения рынка: более высокую экономическую и социальную результативность.
Базой для этого могут стать процессы реального обобществления труда (вплоть до развития всеобщего труда и распространения описанного выше механизма распределения издержек, вытесняющего эквивалентный обмен по мере движения к информационному обществу) и ассоциирования трудящихся.
Вырастая на базе раскрепощения процессов свободного ассоциирования трудящихся, «царство свободы» с самого начала складывается как система экономического самоуправления, соединяющая в единое целое такие подсистемы, как:
• производственное и территориальное самоуправление (в бригаде, цехе, на предприятии; в микрорайоне, поселке, городе);
• участие представителей трудовых коллективов и иных ассоциаций граждан в управлении отраслевыми и региональными экономическими процессами;
• демократическое планирование (снимающее противоречия «плановых сделок» эпохи «реального социализма»);
• функциональное экономическое самоуправление (деятельность полновластных профсоюзных, потребительских и т.п. организаций по нормативному регулированию экономики) и т.п.1
Элементы этих отношений, предпосылки их массового развития существуют уже сегодня, оставаясь в то же время не более чем переходными, постоянно возникающими и гибнущими (под давлением господствующих механизмов отчуждения, в частности рынка, гегемонии корпоративного капитала) ростками будущей системы экономического самоуправления. Возможности их развертывания в общественном масштабе - это уже совсем иная тема.
: Подчеркнем: в СССР в конце 1980-х годов вышла серия интересных работ по проблемам самоуправления, Это неслучайно: именно тогда, в конце горбачевской «перестройки», это отношение развивалось (естественно, в достаточно противоречивых первоначальных формах) на практике в весьма широких, по сути народнохозяйственных, масштабах (см.: Аузан А. Социалистическое самоуправление в экономике. М., i987; Белоцерковский В. Самоуправление. М., i990; Бузгалин А., Колганов А Реализация общенародных интересов. М., i985; Бузгалин А Противоречия самоуправления, централизма, самостоятельности в плановом хозяйстве. М., i988 и др.).
А теперь самое время рассмотреть давно уже приходящие на ум контрдоводы противников гипотезы нелинейного снятия рынка в современном мире и дать, наконец, интерпретацию хорошо известного феномена «ренессанса» как самих рыночных отношений, так и идеологии, проповедующей их естественность и незыблемость.
Для объяснения этого процесса сформируем следующую гипотезу: волна неолиберализма стала реакцией на развертывание новых превратных форм объективной тенденции «заката» «царства экономической необходимости», а именно - становления глобальной гегемонии корпоративного капитала, и в частности развития тотального рынка. Сам феномен тотального рынка и его противоречия нами были охарактеризованы выше, поэтому мы, базируясь на сделанных ранее выводах, можем продолжить наши размышления.
Первоначально тенденции появления постиндустриальных технологий в мировом капиталистическом хозяйстве и обострение вызванных этим глобальных проблем (уже в 1950-1970-е гг. человечество столкнулось с обострением противоречий между обществом и природой, угрозами, связанными с распространением оружия массового уничтожения, перенаселением и т.д.), а также социально-политические факторы (относительные успехи «Мировой социалистической системы» в этот период, крах фашизма и мн. др.) стали одним из существенных факторов частичной социализации капиталистической экономики и демократизации политики. В этот же период появились уже упоминавшиеся нами теории «человеческой революции», «нулевого роста» и т.д. При этом и практика, и теория 1950-1970-х гг. дали определенные позитивные результаты, но столкнулись с внутренними противоречиями. Результатом этого столкновения на первом этапе стали не кризис и изменение мировой капиталистической системы, а отказ от дальнейшего развития процессов социализации, экологизации и гуманизации экономики. Причины этого многообразны, а их анализ был частично дан в начале Прелюдии. В данном случае важна фиксация самого процесса.
Так в конце 1970-х - 1980-е гг. западный мир столкнулся с жесткой альтернативой: либо изменение коренных основ капиталистической системы, либо «откат» и регрессивное движение в области социализации, экологизации и гуманизации, отказ от продвижения к миру, лежащему по «ту сторону» отчуждения.
Выбор был сделан (во многом - объективно) в пользу второго варианта. При этом тенденции генезиса нового общества, естественно, не могли исчезнуть вовсе. Необходимость постоянного технологического прогресса, диктуемая самой сутью капиталистической системы167, потребовала поиска превратных форм для этих тенденций. И такие формы (мы их уже рассмотрели выше) были найдены. Параллельно стали развиваться процессы индивидуализации деятельности и роста искусственных («перенесенных») форм обособления производителей.
Позволим себе аналогию между внедрением товарной формы информационного продукта и частной собственности на информацию как превратных форм культурных ценностей, с одной стороны, и аналогичными в чем-то процессами создания феодальных искусственных границ на пути движения товаров в период генезиса буржуазного общества - с другой1.
Обращаясь к последнему периоду, легко заметить, что на всем его протяжении господствовавшая в большинстве стран до середины XIX века система феодальных отношений создавала огромное количество препятствий и внешних превратных форм на пути производства и продвижения товаров, развития денег как всеобщего эквивалента и т.п. Такими формами были феодальная раздробленность, искусственные границы рынков, крепостническая зависимость, привилегии аристократии, зависимость финансов от интриг при дворе и иные механизмы, внешне, искусственно (с точки зрения собственных законов рынка) тормозившие прогресс товарного производства и обращения, генезис капитала.
По аналогии можно предположить (авторы вполне отдают себе отчет в том, что аналогия - не доказательство), что такими же внешними «тормозами» для прогресса мира культурных ценностей являются рыночные формы, формы буржуазной частной собственности.
Рынок и капитал навязывают предметному миру культуры форму информационного (а также масскультурного, массмедийного и т.п.) товара подобно тому, как феодально-крепостническая, сословная система навязывала товарам и деньгам форму оброка, ренты и т.п. На место свободного всеобщего доступа к культурным ценностям приходят система патентов, частная собственность на интеллектуальные продукты, различные механизмы платности и жесткого контроля за доступом к информации
^ по данному вопросу К. Маркс, и добавляет: «этот самый закон в качестве принудительного закона конкуренции заставляет соперников нашего капиталиста ввести у себя новый метод производства» (Маркс К. Капитал. Т. I // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 23. С. 328 и 329).
1 Этот тезис развивается, в частности, в упоминавшихся ранее статьях А. Колганова «Собственность на знания как тормоз экономического и социального развития» (Альтернативы. 2002. № 1) и А. Бузгалина «Частная собственность устарела» (Отечественные записки. 2004. № 6). В настоящее время тема частной интеллектуальной собственности как основного препятствия развития, создаваемого капиталом, стала едва ли не общим местом работ левых интеллектуалов, и это совершенно справедливо. Мы к этой проблеме еще не раз будем возвращаться.
и многие другие феномены, создающие огромные препятствия и трудности для свободной жизнедеятельности культуры. Такого рода барьеры «съедают» большое количество ресурсов, требуют создания сложной системы институтов и высоких трансакционных издержек, необходимых для охраны крайне трудно фиксируемых прав частной собственности на информационные продукты, знания и, в еще большей степени, культурные блага. Огромные трудности возникают и при перенесении закономерностей рыночных отношений в такие сферы, как наука, культура и т.д.
Но эти трудности разрешаются в той мере, в какой творческая деятельность надевает на себя превратные формы, создаваемые современным рынком. Объективный процесс развития креатосферы и вытеснения ею собственно материаль