Впрочем, последнее уже поле столь жестких дискуссий, что здесь нужны не аналогии, а доказательства. К ним мы еще вернемся. Пока же зафиксируем вывод: при спорности вопроса о целесообразности использования капитала как возможной предпосылки, создающей условия для творческой деятельности, теоретически доказанным можно считать отсутствие необходимости в капитале как социально-экономической силы организации и осуществления творчества в условиях активного прогресса креатосферы как доминирующей сферы деятельности.
Второе. Мы предположили, что капитал не нужен как сила, осуществляющая управление творческим процессом. Этот тезис едва ли не самоочевиден: кооперация в процессе со-творчества осуществляется по определению самими его субъектами на основе тех или иных форм самоорганизации при (или без - в зависимости от типа деятельности) помощи других творческих работников - профессиональных менеджеров. Это может быть относительно монолитный коллектив лаборатории, реализующей идеи на основе едва ли не авторитарного лидерства руководителя, а может быть и jazz-band, где «кооперация» в рамках jam-session строится на основе диалога импровизаций.
В любом случае, однако, это имманентная процессу со-творчества модель самоорганизации. Капитал здесь может функционировать лишь как внешняя сила («антрепренер»), которую можно привлекать исключительно для того, чтобы продать результат творчества, включив его в систему рыночных отношений. Следовательно, в креатосфере капитал как субъект управления может быть востребован только в той мере, в какой существует рыночный механизм косвенного признания общественной необходимости результатов творческой деятельности. Для содержания [со-]творческой деятельности это [внешнее] управление чуждо. И в этом качественное отличие креативного процесса от репродуктивной индустриальной кооперации, управление которой предполагает наличие некоторой внешней социально-экономической силы - силы собственника. Другое дело, что и в условиях индустриальной системы собственником может быть не только капитал - им может быть и коллектив работников, и государство, и иной общественный субъект.
Третье. Субъекты творческой деятельности в отличие от индустриальных рабочих не являются частичными, не способными к самостоятельному осуществлению производительного труда вне кооперации, заданной системой машин. Творческий работник может включиться в разные системы отношений со-творчества, он легко постоянно [само] обучается, включен в процесс повышения квалификации и переквалификации. Поэтому он относительно автономен, его деятельность адекватна для систем подвижной, гибкой занятости.
Этот вывод был сделан несколько десятилетий назад довольно широким кругом теоретиков постиндустриального общества236. Более того, ряд из них (в России, в частности, активно ссылающийся на западных коллег В. Иноземцев) сделали на этой основе вполне правомерный вывод: творческий работник относительно независим от власти капитала как организующей процесс производства силы. Но они не сделали на этой основе едва ли не тавтологичный по содержанию, но резко отличный по форме вывод: капитал излишен как сила, организующая кооперацию творческих личностей.
Однако капитал может быть силой, внешне подчиняющей творцов. Впрочем, последний процесс происходил и может происходить практически во всех обществах, основанных на отчуждении. В них физически присваивались (и присваиваются) материальные носители культурных ценностей или даже творцы. Так, в добуржуазных формациях поэты и художники, ученые и воспитатели могли быть рабами или крепостными. В результате вся их деятельность формально присваивалась собственником данной личности (хотя реальное культурно-творческое бытие и этих людей, и созданных ими предметов культуры - будь то басни Эзопа или картины российских крепостных - с самого начала принадлежало и принадлежит креатосфере). Такого же рода присвоение может осуществляться в рамках азиатских деспотий или обществ, возникающих на стадии позднего капитализма, где как бы восстанавливаются в новых формах (ниже мы их определим как формы креативно-вещной зависимости) добуржуазные отношения присвоения личности человека собственником факторов производства.
Присвоение же материального носителя культурной ценности капиталом выступает, с точки зрения законов рынка, как гораздо более проблематичный процесс. Впрочем, это возможный результат, ибо формальное подчинение труда капиталу, будучи в принципе неадекватно материальному содержанию творческой деятельности, тем не менее может развиваться и развивается в условиях позднего капитализма в качестве «перенесенной» формы; оно не исчезает автоматически с развитием нового содержания деятельности работника.
Однако и с точки зрения формального подчинения творческой деятельности капиталу возникают возможности для его преодоления и снятия. Они связаны с тем, что работник, выполняющий творческие функции, по своей природе способен выполнять и функции, характерные и для собственника (в частности, функции управления, о чем мы уже писали выше). Здесь наблюдается достаточно устойчивая связь: чем
^ ourselvs to 21th Century Capitalism. N.Y.: Vintage Books, 1992. PР. 98-99, 102-103; Toffler A. The Third Wave. N.Y.: Morrow, 1980. P. 222; Rifkin J. The End of Work: The Decline of the Global Labor Force and the Down of the PostMarket Era. N.Y.: G.P.Putnam’s Sons, 1995. P. 175; DruckerP. Post-Capitalist Society. N.Y.: Harpers Business, 1993. P. 6; Drucker P. The Post-Capitalist World // The Public Interest. 1992. № 109. P. 94.
более развит творческий, новаторский потенциал работников, тем в большей мере они способны к осуществлению функций управления как неотчужденной творческой деятельности.
Для креатосферы адекватным является снятие частной собственности, и переход к общественному управлению при осуществлении присвоения в процессе творческого диалога, распредмечивания и опредмечивания культурных ценностей.
Такой процесс вообще приводит к снятию отношений собственности в их традиционном экономическом (связанным с экономической реализацией, присвоением дохода) понимании. В частности, снимаются проблемы спецификации прав собственности, защиты объектов собственности от «посягательств» других собственников; система экономических отношений, позволяющих присваивать богатства одним лицам (точнее, классам или социальным стратам) и отчуждать это богатство от других лиц (классов или социальных страт). Причина этого состоит по меньшей мере в том, что (i) целью любого создателя мира культуры является максимально широкое освоение другими созданных им благ, а не обособление их и (2) всеобщий, неотчуждаемый характер последних.
На место отношений отчуждения и присвоения приходят отношения со-творчества, а функции управления материальными ресурсами, которые являются предпосылкой производственного процесса, в этом случае вполне могут быть переданы ассоциированным работникам (со-творцам).
Выделенные выше три параметра, характеризующие капитал как форму, излишнюю с точки зрения процесса со-творчества, однако, не означают того, что, во-первых, снятие капиталистической формы не может произойти до торжества новых (постиндустриальных) технологий. Социально-экономическая форма капитала может быть снята и до того, как творческий труд станет господствующим, подобно тому, как сам капитал мог возникнуть и в ряде случаев возникал еще до того, как была завершена индустриализация. Теоретически правомерно и исторически достоверно зафиксировать: капитал первоначально возникает на базе доиндустриального общества, снимая феодальный способ соединения работника со средствами производства еще до того, как разовьется адекватный для капитала технологический способ производства (индустрия).
Используя эту методологию мы можем предположить, что «царство свободы» может начать развиваться в условиях господства преимущественно индустриальных технологий. Другое дело, что такое освобождение труда будет формальным и неустойчивым, равно как формальным и неустойчивым было подчинение труда капиталу на доиндустриальной стадии.
Во-вторых, развитие творческой по своему содержанию деятельности само по себе не приводит к автоматическому устранению капитала. Последний может сохраняться как внешняя и чуждая творчеству форма на протяжении длительного исторического периода (наподобие феодальных форм переходного к индустриальному общества).
Прокомментируем это положение. Обеспечение творческого процесса деятельности внешними материальными факторами может быть и зачастую является в современном обществе функцией капитала. Но здесь примечательна именно эта формулировка: «может быть функцией и капитала». Капитал при этом может претендовать в результате лишь на то, что затраты, связанные с созданием материального носителя культурной ценности, будут компенсировать издержки самого капиталиста. Творческий процесс и его результат при этом ни с какой стороны теоретически не могут принадлежать собственнику материальных факторов творческой деятельности, ибо последние служат лишь предпосылкой, но не «ресурсом» творчества, о чем специально было сказано выше.
Другое дело, что капитал может превращать и превращает в свою частную собственность феномены культуры (они, напомним, по своей природе являются общедоступными всеобщими ценностями, «общественными благами»). В этом случае для работника, занятого творческой деятельностью, возможность использования этих благ будет сопряжена с необходимостью вступать в отношения зависимости от капитала. Эти отношения наследуют классическую эксплуатацию наемного работника и, как правило, имеют ту же социально-экономическую форму, но по содержанию они отличны от традиционной купли-продажи товара «рабочая сила». Мы бы их назвали (по аналогии с понятиями «личной зависимости» и «вещной зависимости») «креативно-вещной» (превращающей творчество, культуру в вещь, объект частной собственности и рыночных сделок) зависимостью.