Глава XVIIIВ которой рассказывается о том, как король Гройдейла докатился до жизни такой, а также появляется новое действующее лицо
После бесчисленных поцелуев, объятий, бессвязных взаимных упреков, таких же прощений и всего прочего, что обычно происходит между близкими людьми, неожиданно встретившимися после долгой разлуки, а также нашего знакомства с Френгисом-Лейпольдтом, хозяин замка пригласил всех в столовую. Там уже ждал богато сервированный стол, на котором белоснежная скатерть едва виднелась из-под изысканных блюд и редкостных вин.
Несмотря на явное предубеждение Лесничего к Римбольду, которое он не скрывал, и природу которой была нам вполне понятна, гном все же сидел вместе с нами, правда — в самом конце стола. Впрочем, это не мешало ему поглощать яства в таких количествах и такими кусками, что Глори, взглянув на него один-единственный раз, чуть не подавилась со смеху. Хотя все мы также здорово соскучились по нормальной пище, посему первые полчала гораздо усерднее работали ножами и вилками, чем языками.
Наконец, пышный ужин был закончен; трое слуг, казавшихся на первый взгляд самыми обыкновенными людьми, унесли приборы, оставив только напитки и фрукты, и удалились. Сударь, сославшись на дела и извинившись, тоже вышел, а наши взгляды как по команде остановились на хозяине. Тот сидел и, фальшиво насвистывая что-то беззаботное, изо всех сил пытался выглядеть величественно и невозмутимо, как оно и подобает монарху и жуткой мощи волшебнику. И то, и другое ему не удавалось. Наконец, Глорианна не выдержала.
— Папа! — безапелляционным голосом заявила она. — Ты ничего не хочешь нам рассказать?
Свист резко прервался и отец, виновато взглянув на дочь, протянул с надеждой:
— А может, потом?
— Сейчас!
— Ладно, коли ты от меня все равно не отстанешь…
— Никоим образом.
Лейпольдт XIV тяжело вздохнул, глотнул из кубка, словно набираясь смелости, и начал свой рассказ.
— Прежде всего, я хочу извиниться перед тобой, дочка. Я плохой король и неважный отец…
— И то, и другое я прекрасно знаю, папочка, но что делать — отцов не выбирают, а я, несмотря на все твои недостатки, все же ужасно тебя люблю, нежно улыбнулась девушка и погладила его по руке. — И если ты, вдобавок, будешь настолько любезен, что перестанешь ходить вокруг да около, то буду любить еще сильнее.
— Нахалка, — шутливо погрозил пальцем король и продолжал: — Но, как бы там ни было, а то, что я — плохой монарх, и сыграло решающую роль во всей этой истории.
Знаете, у меня с самого рождения была душа исследователя, и как только я открыл для себя магию, все остальное в мире раз и навсегда отошло на второй план. Только вот дедушка Глори и слышать ни о чем подобном не желал. Мне приходилось дни напролет корпеть над политикой, экономикой, стратегией и прочими, «действительно полезными», по его выражению, науками, и лишь в редкие часы отдыха удавалось отдаваться любимому занятию.
Незадолго перед своей смертью, дабы я окончательно остепенился, отец женил меня на девушке, которую я до свадьбы в глаза не видел. Это, впрочем, совершенно нормально для династических браков, но для меня в тот момент не было ничего ужаснее. Я даже подумывал о самоубийстве, отречении и прочих кардинальных мерах, но духа не хватало до тех пор, пока не стало слишком поздно.
Все-таки, что ни говорите, а есть в этом мире справедливость. Мы с Эльзой сразу же понравились друг другу, а очень скоро эта симпатия переросла в настоящую любовь. Через год мой родитель отправился в лучший мир, и я по всем законам стал Лейпольдтом XIV, властелином Гройдейла. Теперь уже ничего не мешало моим занятиям магией, кроме государственных дел, с которыми великолепно справлялись советники и Эльза. Еще через год родилась Глори, я был на седьмом небе от счастья…
Но счастье — это как высокая гора: чем выше залез, тем больнее падать. Когда Глори было тринадцать лет, Эльза тяжело заболела. Я потратил гигантские деньги, выписывал со всего света лучших врачей, магов и знахарей, чем совершенно истощил казну, но все было напрасно: ни диковинные снадобья, ни чары — ничего не помогало. Моя жена умерла.
Следующий год я помню плохо, поскольку свалил все дела на министров и превратился в сущего затворника. Смешно вспомнить, но я даже нанял специального человека, чтобы он подделывал мою подпись на государственных документах. Все что угодно, лишь бы ни с кем не общаться.
— Иногда в подобных ситуациях полезно крепко надраться, — невольно вырвалось у меня. Экс-король кисло улыбнулся:
— Пробовал как-то раз, но с утра было настолько плохо, что эту идею пришлось оставить. Единственное (как мне тогда казалось), что мне осталось в этой жизни — мои занятия магией. Магией, которая не смогла излечить Эльзу только из-за того, что я слишком мало знал. Магией, которая засасывала не хуже водоворота: чем больше я знал, тем больше хотелось.
— За что боролся… — сострил шепотом Бон, но выразительный взгляд Глори прозрачно намекнул ему, что если сейчас кто-то не заткнется, то этот «кто-то» может рассчитывать на все, что угодно. Например, на удар вилкой…
Как ни странно, Лесничий нисколько не обиделся на этот выпад игрока.
— Правильно, это я и сам впоследствии понял, но тогда… Самое прискорбное, что я совсем забросил государство: любой более-менее ловкий придворный воровал не стесняясь, народ бедствовал, а разбойники жирели. Естественно, в казне скоро стало хоть шаром покати, а тут еще два года подряд выдались неурожаи. Одним словом, Гройдейлу грозил голод. И вот тут-то ко мне явился посол, как вы думаете, от кого?
Неизвестно почему, мы все точно по команде посмотрели на Римбольда. Гном тут же опустил глаза и даже как будто стал еще меньше ростом, всем своим видом говоря: «Меня тут нет!!!»
— Вот именно, от гномов!
— Хм, от гномов, ну и что? — как можно беззаботнее начал я, чувствуя, что над столом сгущаются тучи.
— О, это старая история. Видите ли, земли, на которых стоит Гройдейл, давным-давно принадлежали гномам. Уг, мой пра-пра-пра, одним словом, предок, получил их во время Первой Великой Гномской войны…
— Как подлый захватчик! — раздался слабый голосок Римбольда, который всем давал понять, что обладатель его, хотя и порядком напуганный, но все же — гном. Однако Лесничего, похоже, его протесты совсем не устраивали: он щелкнул пальцами и во рту злополучного гнома оказался в виде импровизированной затычки крупный персик.
— Помалкивай пока, паршивый воришка! И до тебя скоро дойдет черед. Все, да и ты в том числе, прекрасно знают, что этими землями ваше Княжество откупилось от людей, когда поняло, что карта бита.
Шли годы, но гномы ни на миг не забывали, что Гройдейл когда-то принадлежал им, и не оставляли надежд вновь завладеть им. Они трижды пытались выкупить Гройдейл, но всякий раз получали отказ, покорить нас силой оружия им тоже не удалось. И вот, когда перед моим королевством реально встала угроза голода, гномы неожиданно предложили ссудить меня изрядной суммой денег.
— Ну, знаете! Совсем некрасиво порицать за бескорыстное благородство! вновь не вытерпел к тому времени уже прожевавший свой «кляп» Римбольд.
— Бескорыстное? Как бы не так! — грозно сверкнул глазами экс-король, которого мне в тот момент очень захотелось назвать Френгисом. Правда, на этот раз реплика гнома осталась безнаказанной.
— На самом деле план был прост: гномы безумно взвинтили цены на продукты по всей округе, а кроме того их агенты всюду распускали слухи, что наше королевство — полный банкрот, и куда бы я не обращался за помощью, мне всюду отказывали. Естественно, кроме Княжества. О, там-то нам всегда были рады… до поры до времени.
Наконец, где-то через полгода, маленькие бородатые мерзавцы почуяли, что настала пора действовать. Меня вновь посетил их посол — теперь он был куда как менее приветлив и почтителен! — и заявил, что пока Гройдейл не выплатит весь долг до последнего медяка, я больше ничего не получу. Более того, от меня требовали заплатить все в течение года, а если нет…
— Я тут ни при чем! Это не я!!! — неожиданно заорал Римбольд, у которого, по всему видать, окончательно сдали нервы под угрозой очередной кары.
— Погоди-ка, — с подозрением взглянула на него Глорианна, — так ты что, знал об этом?
— О да, смею вас уверить, он прекрасно знает то, о чем я собираюсь рассказать, — недобро усмехнулся Лейпольдт. — А если нет, то они угрожали открыть всему народу Гройдейла, что их монарх… продал их с потрохами!
— Что?! — воскликнула Глори и, сделав резкий жест, исполненный возмущения, опрокинула мне на колени полный кубок, ко всему прочему даже не заметив этого.
— Что делать, выглядело бы это именно так, — вздохнул ее отец. — У гномов была закладная, которую они таки заставили меня подписать. По ней в случае неуплаты долга Гройдейл переходил в полное подчинение Княжества. Я долго не хотел соглашаться на такие условия, да и потом рассчитывал за пару лет полностью расплатиться, благо урожай в тот год обещал быть богатым…
— Но неужели жители вашего королевства согласились бы с этим, поверили и безропотно ушли со своих земель? — не поверил я.
— Правильно, — кивнул Лесничий. — Именно это я и сказал послу, причем в весьма резкой форме. Он расхохотался и заявил, что уговорить их — это уже моя проблема, поскольку всем ясно, что денег нам взять неоткуда.
— Ну и прекрасно, значит…
— Значит, если люди не уйдут добровольно, их вынудят сделать это силой. Я оказался перед альтернативой: лишиться дома или обречь свой народ на очередную кровопролитную расовую войну.
— Не… виноват… — слабо пропищал Римбольд.
— Я не знал, что делать. Вот тут-то и произошло то, что привело меня сюда.
Примерно через неделю после визита гнома на столе в моем кабинете (кстати, тщательно охраняемом не только людьми, но и магией), оказалось письмо без подписи. В нем говорилось, что если я хочу спасти свою страну, то должен в назначенный срок быть в назначенном месте, где меня будет ждать человек. Он сам подойдет ко мне и скажет «Спящие Дубравы». Я должен был беспрекословно делать то, что он мне прикажет.