Бет вспомнились строки классического стихотворения[18], которые, на ее взгляд, вполне отражали прослоенную тенями атмосферу здешних чудес:
Диск тот холодный,
Ему в ночи царить —
Краски все гасит,
Чтобы их изменить.
Заменил красный серым —
В белом желтого нет.
И нам лишь решать,
Где какой спрятан цвет.
Еще быстрее. Темнота сгустилась, капсула продолжала мчаться по узкой полой трубе. Впереди засияли янтарные огоньки – посадочные станции? Бет видела вдали, на том, что казалось с такого расстояния бесконечной плоскостью, мерцающий городской свет. До города, вероятно, было не меньше тысячи километров. Но на такой скорости уже спустя пару минут он останется позади.
Она осторожно оглядывала капсулу. Бемор-Прим молча сидел у задней стены. Вид у него был бесстрастный. Ему приказали притворяться домашним питомцем, он это и делал. В случае необходимости пригодится. Крутильщик, интересуясь членами отряда, подсвечивал разные места в капсуле и поворотом запястья рисуя на них вопросительные знаки. Существо выучило человеческие сигналы и стало пользоваться ими, совершенствуя словарный запас и уточняя тональности. Крутильщик знал также, что кружок с диагональной полосой означает запрет или нежелание говорить о чем-либо.
Наблюдая за Бет, он задал вопрос:
– Вопрос о Беморе-Прим? Почему здесь?
– Домашнее животное.
– Из Чаши оно, да? У меня цифрозаписи таких, из старой эры.
– Да, мы провели там некоторое время. В Чаше. Бемор-Прим – мой друг.
– Понятно. – Крутильщик изобразил вопросительный знак над пальцезмейкой.
– Инженер. Тоже из Чаши Небес.
Крутильщик скривил рот в необычной гримасе.
– Они считают ее небесами, да, считают.
Глорианская ирония? Сарказм? Бет принуждала себя расслабиться. Она вся напрягалась в ожидании столкновений, а их не происходило. Она попыталась соскользнуть в кресле пониже, чтобы то превратилось в простую, но удобную кушетку. Ага.
Крутильщик вид имел расслабленный и многочисленные суставчатые руки раскинул по сторонам. От чужака ничем не пахло, лицо не отображало никаких мимических сигналов. Вот и чешуйчатые веки медленно сомкнулись. Может, пора взяться за основную задачу?
Земные тренировки и приключения в Чаше помогали осознать, насколько серьезной является проблема общения с глорианцами. Мультяшные изображения, полученные с Глории, говорили о презрении к человеческой дипломатии. Когда «Искательница» появилась в системе, глорианцы наконец соизволили отреагировать. Однако не раньше.
Возможно, проблема эта в какой-то мере аналогична общению с ИИ, позднее развившимися до артилектов. Начнем с анализа базовых предустановок, ментального каркаса. Артилекты «Искательницы солнц» порождены эволюцией примитивных программ, по существу клеточных автоматов. В этом они были сходны с погодными феноменами: им также удавалось демонстрировать на диво сложное поведение. Они, как и люди, мыслили – просто не по-человечески. Артилекты не вдавались в контекст и детали человеческого разумения.
Что, если глорианцы преследуют цель, понятную лишь при учете особенностей их истории и культуры? И, чтобы корректно сформулировать вопрос о действиях чужаков, членам отряда придется понять свои собственные историко-культурные установки.
Крутильщик резко открыл глаза и медленно произнес:
– Ваша Небесная Чаша отклонилась от раннего курса. Она углубится в нашу планетную систему. Какая такая у нее новая цель? Следует ли нам опасаться?
Бет осторожно откликнулась:
– Вы господствуете над всей системой. Что же вам бояться Чаши при таком могуществе?
– Вы придумали себе богов, которые такой властью обладают. Я не бог, я скорее похожее на бога существо. Существо неизвестного для вас типа. Я стою на ступеньку выше по лестнице. Я предупреждаю, что сейчас использую описание, которое должно находить отклик в ваших умах, но не в наших. «Выше по лестнице» – так могли бы сказать вы. Мы – нет.
Существо каким-то образом догадалось, о чем думает Бет. Она встревожилась. Как ему это удалось? И… чем ответить на столь безапелляционное заявление?
Ей припомнились результаты анализа земными специалистами доклада о посещении Чаши. Земля сформулировала набор методик. Опишите им нашу собственную эволюцию, какой мы ее представляем.
– Давайте поговорим о природе нашего – Homo sapiens, как зовется наш вид, – преимущества. А именно: о наших общественных навыках. Благодаря им мы владычествуем над животным миром. Наша общественная эволюция позволила в краткий срок стать хозяевами планеты. Эволюционный выигрыш заключен не в индивидуальной рациональности, а в беспрецедентной способности скоординированного мышления крупных коллективов.
Крутильщик помигал и затем, словно припомнив какие-то инструкции, решительно кивнул. Диковинная башка дернулась.
– Наш подход лучше всего иллюстрируется примерами. Растения связывают лучистую энергию. Они являются сперва. Животные связывают пространство, они являются вторыми. Вы, люди, связываете время. Вы считаете себя контролерами энергии, пространства и времени. Так это есть.
– Гм. Да, пожалуй. Вы…
– Вероятно, лучше всего будет сказать, что нам до проблем вашего вида дела нет.
– И… что?
– Мы общаемся с теми, кто разделяет наш подход. Вы еще не готовы.
Она задумалась, не разновидность ли это собеседования у менеджера по персоналу.
– Общаться на гравитационных волнах?
– В том числе. Вы отлично знаете, что гравитационное излучение обладает занятной и полезной особенностью. Однажды возникнув, оно распространяется без возмущений. Никаких искажений. Невозможно расам вроде вашей создать его в сигнальных целях, не говоря уж о блокировке. Но, если соображаете, то можете принять сигнал. Такая способность позволяет заглянуть в далекие уголки Вселенной. Мы общаемся с мирами и видами, подобными нам. Не с такими, как вы. И не с такими, как Небесная Чаша.
Крутильщик в продолжение этой быстрой речи не двигался и не менялся в лице. Голос его был резок и звучен. Существо с устрашающей быстротой совершенствовало англишский. Пожалуй, точнее всего было бы определить его интонацию как покровительственную.
Она отважилась:
– Итак, наш взгляд на мир вам не кажется сколько-нибудь значимым?
– Ваше искусство, возможно, представляет ценность. Оно примитивно. Но потому таково, что, как и у других подобных вам видов, ограничено краткостью истории.
– А как насчет рас Чаши?
Крутильщик беспокойно подергался. Преображение началось с рукообразных конечностей: те стали сокращаться и удлиняться, точно готовясь приступить к работе над чем-то.
– Это историческая проблема. Она теперь возвращается. Беспокоит нас.
– Вы пытались нас отпугнуть.
– Не вас. Не ваш кораблик. Чашу.
– Ага! Ваши сигналы были адресованы Народу?
– Вы имеете в виду расу, которая мнит себя властителями Чаши? Нет, не им. А холодным.
– Ледоразумам?
– Они нам известны. Мы с ними общаемся только в случае необходимости.
Крутильщик втянул руки. Скрючил их, пошевелил, точно ветки на ленивом ветерке.
– И не иначе?
– Их и нас интересуют разные проблемы.
– А можем ли мы вам помочь с их решением?
Крутильщик скривил рот, придав ему сходство с опрокинутой набок точкой с запятой. Попытка улыбнуться?
– Как сказали бы вы, люди, это философский вопрос. Мы уже решили многие.
– Философский? И как же вы их решили?
– Мы решили, что нашего внимания они не заслуживают.
Очередной нырок к равнине размером с материк.
Бет ничего не могла поделать: она инстинктивно сжалась. Капсула продолжала наращивать скорость. На этот раз земля внизу была холмистая, утыканная острыми скалами. На некоторых вершинах белели снежные шапки. Суша опять рванулась навстречу, и снова лязгающая тьма проглотила капсулу. Они пронеслись сквозь материковую платформу и стремительно вынырнули с другой стороны.
Крутильщик проговорил:
– Временами называем это Лесом Сияющей Благодати[19].
– Да? А мы зовем это Паутиной.
– Вы не обращаете внимания на функцию, но подчеркиваете конструкционные особенности. Типично ли такое для вашей расы?
– Встречаясь с чем-то новым, мы первым делом интересуемся инженерной реализацией.
– Странно. Для нас в этом Лесу она не является чем-то постоянно значимым.
Бет удержалась от реплики: Окажись конструкция неудачной, дела обстояли бы иначе.
– Значит, это вы его построили?
– Ах, то дела давно минувших дней.
Три руки Крутильщика изобразили небрежный жест. Каждая двигалась на свой манер. Бет этот жест напомнил колышущиеся на ветру кроны деревьев.
Крутильщика нарастающее ускорение словно бы ничуть не беспокоило.
– Я так понимаю, вы изучаете дисциплину, называемую у людей биологией?
– Действительно. Я изучаю жизнь.
– И плазменных существ тоже изучаете?
– Мы называем их диафанами.
– А, эти, тонкие и прозрачные. У нас имеется похожее название для них.
И снова циркулярная пила врезалась в металл.
Бет снедало нетерпение, хотелось наконец прояснить некоторые аспекты, но она чувствовала себя персонажем пьесы условного Оскара Уайльда, где каждая реплика многозначна. Или означает нечто противоположное буквальному истолкованию. Поэтому Бет ответила:
– Вот как мы воспринимаем другие формы жизни, разумные – вроде вас. Между всеми высокоразвитыми общественными видами нашей планеты, Земли…
– Ага, вы называете свой мир Грязью. Значит ли это, что он беден водой?
– Э-э, нет. Поверхность Земли на три четверти покрыта океаном.
– Тогда ваш мир следовало бы называть Океаном.
– Возможно. Наша раса возникла в грязи, то есть, гм, на деревьях, растущих в грязи. Ну, в общем…