– Эти штуки приносят потомство там, на холоде?
– Медленно, но – да. Предки наши позаботились о великом открытии, увенчавшемся приходом жизни в вакуум. На Глории, как и на вашей родной планете, жизнь выползла из океана на сушу, потом поднялась в небеса. Следующий великий скачок способен совершить лишь интеллект, покидающий небо ради вакуума.
– Как же они этого добились? – настаивала Вивьен.
– Солнечный свет убывает по квадратичному закону с расстоянием от звезды, но объем возрастает по кубическому. Итак, на великих просторах открывается больше ниш для жизни, чтобы собирать солнечный свет, на всё более крупных платформах и плодородных полях. Невесомость же позволит применить ресурсы вакуума против давления. Достичь колоссальных размеров оказалось просто. К тому же – сладостная благодать свободного скольжения!
Крутила, как отметил Редвинг, был поэтической натурой. И явно мог, когда желал этого, утаивать чрезмерные познания в англишском.
– О каких сроках мы говорим? В смысле, как долго растить ледоеда для глубокого космоса?
– Эволюция оперирует бездной времени, миллион и более ваших орбитальных периодов. У нее на службе удобные обстоятельства. Такие, каких ваше племя лишено.
– А эта, мнэ, большая космическая рыба, ну, она умнее? – спросила Вивьен.
– Вечно вы, люди, возвращаетесь к этому способу сравнения. Она другая. Она не лучше и не хуже.
Вивьен проговорила:
– Я подумала, что она должна быть умнее нас, раз всем этим занимается.
– Те же импульсы приложимы ко всем таким интеллектам, сказал бы я, – ответил Крутила. – Для вас, приматов, как и для нас, это справедливо. Наши разумы, некогда являвшие собою неизведанные территории, постепенно и неизбежно становятся обычной недвижимостью. Поэтому мы руководствуемся более глубокими императивами.
Вивьен держалась. Рябь на стене понемногу стихала.
– Что?
– Я говорю о, выражаясь цепочкой из ваших коротких слов, entro, evo, info.
– Что?
– Вы увидите, что я предпочитаю коллапсировать ваши подчас неуклюжие слова. Итак, entro обозначает энтропию, процесс нарастания беспорядка, как в вашем втором законе термодинамики. Затем evo – эволюцию живых организмов, поглощение энергии и, следовательно, противодействие энтропии. Эволюция производит info, информацию, которая, будучи собрана и переработана нервными системами организмов, позволяет им развязывать и поддерживать войну с энтропией. Такова великая… как сказать по-вашему? Великая опера всех интеллектов…
– Вы к чему это всё? – перебил Редвинг.
– Вам предстоит встретиться с другими существами уместного случаю ранга.
– А кто пилотирует эту штуку? – настойчиво поинтересовалась Вивьен.
– Она летит, подобно птице, без особых сознательных усилий. Подобно тому, как не доставляет вам обычно усилий ходьба, сочетание падения и подхватывания. И рассуждает она долгими мыслями, как приличествует созданию, пришедшему из великих неторопливых глубин.
– Как она летает? Как на орбиту…
Вивьен осеклась, получив ответ на свой вопрос еще до его завершения. Труба открывалась на пейзажи за тыльной стороной корабля. Они улетали от линейного колосса Паутины и поднимались над ним. Редвинг на таком расстоянии лишний раз убедился, что данное при подлете к Глории название было метким. Серебристые спиралевидные нити поблескивали отраженным светом солнца, слагали связующую и опорную структуры. Тонкая дымка висела на фоне черноты космоса, тусклее звезд, но куда плотней. Ее окружало гало, рой деловитых светящихся пчелок, привлеченных огромными богатствами артефакта.
Они молча наблюдали за происходящим. Одна мошка увеличилась в размерах: они набирали скорость, пролетая мимо нее. Это оказалась раздувавшаяся на глазах сложная структура из опор и полунакачанных баллонов. Ее опоясывали венообразные лианы с ореховыми узелками. На внутренних перекрестках протянулись вены плоти. И другие движущиеся точки летели впереди или позади, некоторые – лихорадочно крутились, иные кувыркались.
Но все направлялись к тому, что напоминало Редвингу ананас, утыканный шипами и еще какой-то медленно колышущейся короткой щетиной. Вокруг этой неспешно крутящейся громады и скапливались бледные мошки.
Редвинг и Вивьен смотрели, как оранжевая сфера выдвигает тонкий стебель к ближайшему скоплению бледно-зеленых цилиндров. То начало вращаться вокруг стебля. Это стабилизировало конфигурацию, так что стеблю стало удобней радиально протыкать тонкие стенки… своей добычи, осознал Редвинг. Он задумался, как раскручивает себя сфера, и предположил, что в том задействованы внутренние жидкости. Но атака ли это? Массив упругих зеленых колонн ничем не походил на жертву. Он лишь придвигался к сфере. Их медленные объятия сомкнулись, что-то запульсировало по всей длине словно покрывшихся коричневой коростой объектов. Редвинг задумался, что именно видит, – обмен данными, биохимическую транзакцию, секс классических геометрических фигур?
Но вдруг стало заметно, что лишь фрагменты крупной сферы твердые. Большие шапочки на концах «ананаса» по-прежнему выглядели прочными, неприступными, однако на основном ее корпусе проявлялось всё больше деталей. На многогранных пятнах мелькал солнечный свет. Вивьен сообразила, что это множественные тонкие отростки, уходящие от центральной оси объекта. Ось покоилась глубоко в сплетении сетей и стеблей, будто крупный коричневый корень.
Она вспомнила, как Крутила обмолвился, что разговор ворует загадку, и стала просто наблюдать.
– Держитесь за стену, – быстро проговорил Крутила.
– А? Что?.. Капитан, хватайтесь!
Зрелище отвлекло их от осознания, что и сами они сближаются с объектом. Теперь отходившая от оси волокнистая поросль стремительно – пугающе быстро – увеличивалась. Они направлялись прямо в густое переплетение лиан.
В абсолютной чистоте пространства Редвинг различал всё больше деталей и начинал осознавать подлинный размах сложности громады. Она была размерами, наверное, с горную цепь. Рядом с нею их конус казался спичкой, гаснущей в исполинской тени.
Передние конечности живого корабля уткнулись в широкую сеть цвета загара. Растянули мембрану и прилипли. Еще одна мембрана, зеленая, крупная, похожая на бейсбольную перчатку, смягчила отскок.
Вивьен проговорила:
– Что это?
– Более крупный консорциум разумов и тел. Желает он, опять-таки, проглотить нас вместе с вашим приматским знанием.
– Проглотить?!
– И переварить, но дружески.
29. Прикованные к Глории
Пока наночумная защита проверяла интерфейс взаимодействия между телом и комбинезоном, Бет лежала неподвижно. После долгого пребывания в Паутине стоило всё проверить и обновить. Ощущения напоминали чесотку глубоко под кожей. Сердце Бет стучало чаще, когда она присматривалась к проплывающим мимо видам, и замедлялось, когда она применяла методики успокоения.
Ей это было нужно. Они с Клиффом потребовали от операционной системы летучей рыбы абсолютной приватности.
– Нам нужно кое-что распространить наедине, – сказала Бет Анарок в надежде, что тонкий намек подействует.
Возможно, так и случилось; Бет часто размышляла, насколько хитроумные методы тайного наблюдения применяют чужаки, даром что Крутильщик и Анарок заверяли ее в обратном. Но с той поры минуло время…
Они занимались любовью с исступлением, близким к отчаянию, хотя сама Бет этого в полной мере не осознавала, пока не задумывалась; чувства накатывали подобно буре: стремление построить для себя отдельный мир как можно быстрее, как можно ближе, как можно глубже, медленней, тверже, нежней и утонченней – и только для них двоих. Их лица потом еще долго хранили ошалелое выражение, как после неожиданного столкновения на дороге, но без явственных травм.
– Отлично, не правда ли? – Это Клиффу.
Она жестом обвела прозрачные стены каюты. Они странствовали почти в свободном падении, двигаясь по прозрачной трубе назначенным Анарок маршрутом. На борту небесной рыбы имелись биосекции, где плесени было больше, чем на забытых после тренировки в спортзале потных носках, и не без причины. Люди избегали этих мест и тамошних странных пассажиров; Бет не хотелось ни изучать путешествующих там чужаков, ни тем паче дышать с ними одной атмосферой.
Пейзажи потрясали. Со всех сторон подступали обитаемые платформы континентального размаха. Они неслись к ним и сквозь них с ускорением, уловленные гравитацией Глории. Бет повидала к этому моменту тысячи жилых ярусов, проносясь мимо них на высокой скорости – несколько километров в секунду. Они с Клиффом привыкли уже обуздывать вечный страх столкновения с ландшафтом, регулярно выныривая с противоположной стороны, мельком наблюдая над головой опорные структуры и всяческую сантехнику изнанки и устремляясь к следующей, порою совершенно отличной платформе, причем темп падения даже ускорялся. Они были теперь прикованы к Глории…
Но вот странствия среди платформ окончились. Обширная бежево-коричневая равнина, напоминавшая столовую гору, выглядела древней и какой-то недостроенной. Во все стороны под пурпурными бурями тянулись простые травянистые участки, нежилые скальные карнизы. По впечатлению, сюда создатель этого мира свалил материалы, не нашедшие немедленного применения, да потом так и не удосужился придать конструкции законченную форму. Работа в любой момент могла возобновиться. На горных вершинах, плато и равнинах следы жизни встречались редко. Было похоже, что переработка ландшафта в приспособленную для проживания местность еще впереди.
В отличие от этой платформы, предыдущие были увиты роскошной растительностью. Джунгли, леса, кустарники на краю пустынь. Комбинезон назойливо сообщал: В условиях, близких к невесомости, объемы спинномозговой жидкости, циркулирующей вокруг мозга и в позвоночнике, изменяются. Приняты меры. Она игнорировала его болтовню. Раньше, помнится, нижнее белье напомнило, что столь кислой пищи лучше избегать. Она и от этого уведомления отмахнулась.