Рассказывая о своей коллекции, молодой аниматор счел нужным объявить правоохранительным органам, какова стоимость купленного им во Львове драгоценного казацкого кинжала.
— Я заплатил за него семнадцать тысяч пятьсот евро! В долларах это больше двадцати тысяч.
—Это хорошо, что так много, — не удержался от иронии милиционер. — Но почему такое сокровище вы хранили так небрежно, что его у вас украли?
Олаф покраснел.
— Э-э… Я хорошо хранил… Но мы с ребятами немного выпили, знаете ли… Наверное, оставили футляр открытым… И вообще, — встрепенулся он, — в вашу гостиницу любой прохожий, что ли, может войти?!
— Вопросы задаю я. Именно поэтому вы приехали во Львов раньше остальных участников? Чтобы приобрести оружие?
— Конечно… Здесь есть редчайшие экземпляры холодного и огнестрельного оружия, принадлежавшего во времена Мазепы представителям украинской казацкой старшины. Мне показывали многие раритеты: холодное и огнестрельное оружие, украшенное серебром и золотом, полудрагоценными камнями… Но я выбрал именно этот.
— Почему? — спросил следователь.
— Почему? — удивился вопросу Олаф.
Ему казалось очевидным: каждый мужчина должен разбираться в оружии, особенно милиционер. Но он решил не высказывать своего недоумения, а объяснить. Старательный рассказ о новом приобретении помогал Олафу успокоиться, он цитировал по памяти строки из каталога.
— Секрет казацкого ременного кинжала до сих пор не разгадан. Лезвие его, как и рукоятка, бесспорно, дело рук восточных мастеров, чьи имена знал тогда весь мир. Мой кинжал изготовлен из дамасской стали, секрет литья которой до наших дней не сохранился. Благодаря чудесным свойствам этой стали оружие, изготовленное в Дамаске, пользовалось…
— Кхм… Да, слышали про дамасскую сталь. Что вы еще можете сообщить?
— …особым почетом… И… э-э… состояло на вооружении лучших армий Востока и Европы. К примеру, название кинжала звучит как женское имя: домаха. Что еще сообщить?.. А когда вы сможете вернуть мне кинжал?
— К сожалению, пока идет следствие, мы вынуждены забрать вашу домаху.
— Как это забрать? — растерялся Олаф.
— Господин Боссарт, напоминаю вам — именно этим кинжалом был убит Эдуард Ветров.
В разговор вклинился президент фестиваля Батюк.
— Слышал я, что при изготовлении мечей из настоящей дамасской стали клинки закаляли… Представьте себе! В человеческих телах, пронзая ими несчастных.
— Роман Григорьевич, ну зачем вы так? Вы что? На что вы намекаете? — Скулы Олафа покрыл густой румянец.
—Я ни на что не намекаю. Я прямо говорю. У наших богатеньких появилось новое увлечение — они покупают латы, шлемы и мечи. И ты, дорогой мой, тоже слишком увлекся доспехами древних воинов.
— Вы ошибаетесь! Мое хобби не имеет никакого отношения к случившемуся! — оправдывался Боссарт.
— Оружие и эти жуткие легенды… — как бы в задумчивости проронил театральный режиссер. — Но, собственно говоря, за легенду и согласны платить те, кто сегодня заказывает реконструкцию старинных военных доспехов, оружия и хотя бы мысленно перевоплощается в римского легионера, казацкого полковника или воина Преображенского полка. Конечно, цель у всех разная. Кто-то просто хочет похвастаться перед друзьями, кто-то — украсить интерьер. Кто-то таким образом изучает историю войн и оружия, а кто-то — убивает!
— Да не убивал я никого! — сорвался на крик Олаф.
Милиционеры с многозначительным любопытством
наблюдали за внезапной перепалкой.
—Где твоя хваленая шведская сдержанность? — поддел его Батюк. — Я и не утверждаю, что ты его убил… — Он понизил голос до пафосного шепота. — Я знаю, кто это сделал!..
— Вы знаете, кто это сделал? — всем торсом повернулся к режиссеру представитель правоохранительных органов.
— Да. И могу сделать официальное заявление. — Батюк несколько секунд получал удовольствие от полученного эффекта и, после долгой напряженной паузы, наконец объявил: — Тизифона, одна из трех фурий! Она отвечает за месть и убийство. Я имею в виду трех женщин, с которыми покойный Эдик находился в близких отношениях. Это сделала одна из троих: либо Лида Завьялова… Пусть простит меня Лидочка, хоть она мне друг, но истина дороже! Либо Кармен — всем известен ее безумный ревнивый характер. Либо тогда уж наша акула пера, Риночка Ересь, какой бы ересью не казались мои слова! Да, это известно всем, она боготворила Эдю и готова была ради обладания им на что угодно! Тут нет ни малейших сомнений! Это типично женское преступление. Кинжал в грудь в припадке ревности — и готово!
Заявления президента фестиваля тщательно запротоколировали, дали расписаться и поблагодарили за помощь следствию.
Психотерапевта Лученко расспрашивали меньше других, ведь она не имела к фестивальной тусовке никакого отношения. И с убитым познакомилась накануне трагедии. Ее отпустили, но она не спешила уйти из гостиницы. Хотя вместо завтрака всем участникам фестиваля пришлось отвечать на вопросы милиции и хотелось утолить голод… Правда, не столько поесть, сколько собраться с мыслями. Однако что-то подсказывало Вере: не все закончено. Почему-то хотелось оставаться поблизости от оперативников и места преступления.
И точно: послышался шум отодвигаемых стульев, возгласы. Из номера один за другим выскочили работники следственной бригады. На ходу засовывая бумаги и ручки в свои пухлые папки, они пробежали по коридору к выходу. Прозвучал сдавленный мат. Ясно было: что- то случилось.
Из номера вышла Романа. Вера кинулась к ней.
—Вас последней допрашивали?
—Да… — растерянно ответила та. И, не дожидаясь вопросов, рассказала: — Им позвонили… Кричали в трубку так, что я хорошо слышала… Кого-то убили, кого-то очень важного.
—Господи, кого? Вы не слышали фамилию?
— Сейчас, сейчас… Я так разволновалась, что тут же забыла!.. Минуточку… Вспомнила!
—Ну? — нетерпеливо спросила Лученко. — Кого?
— Веронику Абдулову.
8
Значит, сон подтвердился… Уже третий сон. И третье убийство. Как теперь ложиться спать, доктор Лученко? Кто следующий? Почему в этом городе, где происходят странные и такие ужасные преступления, ей стали сниться эти сны? Хотя пока неизвестно, как убили Абдулову… Может?.. Э, доктор, не обманывай себя. Известно. Надо сосредоточиться и подумать о том, что случилось с Ветровым. Потому что он мне не снился, и тогда есть надежда, что тут нечто иное.
Так думала Вера, вышагивая по заснеженным улицам старого города. На площади Рынок, расположенные по ее углам, сиротливо мерзли четыре фонтана со статуями Нептуна, Амфитриты, Дианы и Адониса. Изваяния, даже укрытые снегом, были величественны и хороши, напоминая о мифах Древней Греции. Диана охотится на дичь, а убивает своего возлюбленного… Убийства, всегда убийства. О господи…
Наблюдая пейзаж западного города, она не спеша обдумывала события последнего времени. Пыталась вчувствоваться, вжиться в незнакомую обстановку.
Режиссеры, операторы, продюсеры, актеры и сценаристы из разных стран казались ей яркими бабочками, слетевшимися на свой праздник. Их мир кардинально отличался от ее собственного, где нечему было порадоваться. Там преобладали боль и страдания. Люди не приносят в ее кабинет ни лучика счастья. Они приходят показать осколки разбитой судьбы. А еще чаще они вытряхивают перед ней свои измученные души. В них, как в старых коврах, накопилось столько пыли… Но такова ее работа, и не на что тут жаловаться.
Попав на фестиваль, она очутилась в пространстве, наполненном творчеством и всевозможными идеями. Аниматоры — это же создатели новых вселенных. Среди них Вера казалась себе маленькой девочкой, случайно оказавшейся на слете волшебников.
И самым интересным человеком этой магической тусовки был московский режиссер Эдуард Ветров. Лученко сейчас припомнила, что где-то слышала разговоры о последней Ветровской работе. Об этой картине шло столько толков, споров и сплетен, что даже ее, далекую от анимации, эти пересуды заинтриговали. Эдуард Ветров привез на фестиваль фильм под рабочим названием «История дуба». О нем говорили, что он не только блестяще нарисован, но по всему своему строю, безусловно, — великий прорыв в анимационном кино. Еще судачили, что этот фильм получит Гран-при фестиваля.
Коллеги же Ветрова на подобные предположения реагировали неоднозначно. Даже Лида, влюбленная в Эдуарда по уши, почему-то возмущалась. Впрочем, если вдуматься, то приз и есть главная интрига фестиваля. Ведь еще в поезде Лида проговорилась, что Гран-при должен получить фильм «Ручей», своеобразная легенда о минеральной воде, сделанная по заказу Мамсурова. Ведь анимация — не главный бизнес Авраама Тембулатовича. Минеральные воды как раз и есть основной источник его доходов. Так что анимационным фильмом «Ручей» он убивал сразу двух зайцев, сообразила Вера. С одной стороны получал рекламную агитку в художественной упаковке. С другой — его «Ручей», получи он главный приз фестиваля, стал бы визитной карточкой спонсора как художественного руководителя. Дескать, одной рукой умею деньги делать, а другой творю. А тут этот гений Ветров со своим дубом…
Незаметно Вера вышла к Бернардинскому монастырю. Словно живая иллюстрация романов Дюма, стоял он тихий и загадочный. В Верином воображении тут же ожили персонажи, переросшие и само произведение, и своего создателя. Вот сейчас сюда выйдут четыре мушкетера: Боярский, Смехов, Смирнитский и Старыгин, после фильма «Три мушкетера» навсегда оставшиеся д'Артаньяном, Атосом, Портосом и Арамисом. А вот тут коварная миледи укокошила бедняжку Констанцию…
Кстати, о коварной миледи. Под впечатлением «французского» подворья Вера вспомнила поговорку «шерше ля фам». Может, не так уж не прав Батюк? И Эдика могла убить ревнивая женщина? Одна из трех, которой оказалось не под силу делить его с другими. Тогда самая очевидная подозреваемая из троих — жена. Еще вчера в кофейне Кармен заявила, что Ветров не умрет своей смертью и что она его убьет. Тогда ею милиционеры и займутся в первую очередь. Им, конечно же, кто-нибудь уже рассказал о том, как вела себя ревнивая женщина.