По спине Энни словно прошелся ледяной палец. Тронул, подтолкнул.
Говори же.
– Мы проснулись и обнаружили, что Ундина задыхается… Моя жена… – начал Марк и снова умолк, словно это на его собственном горле сжались чьи-то руки.
Неужели это Кэролайн душила ребенка? Неужели Марк думал, что это его жена виновата в царапинах? Энни слышала истории о том, что матери иногда делают со своими детьми. Всякое плохое. Кэролайн Флетчер не казалась женщиной подобного толка. И все же… Что еще это могло быть? Энни всем сердцем сочувствовала Ундине, беспомощной малышке.
Опять же, в кармане Энни, в носовом платке, лежала брошь Кэролайн, найденная на теле мертвого мальчика.
Бедняга истерзался, это было очевидно.
Он подозревает жену.
Как только эта мысль пришла в голову, Энни уже не могла от нее избавиться, хоть внутри все и переворачивалось.
– Я могу чем-нибудь помочь?
В глазах Марка стояла такая печаль; Энни сделала бы что угодно, лишь бы ее изгнать.
– Давайте найдем место потише. Здесь слишком много людей, – произнес Марк, хотя это было неправдой – публика на палубе заметно поредела, поблескивало темное ночное море.
Тем не менее он потянул Энни дальше во мрак, в безлюдный уголок, преступно укромный, где стюардессе будет трудно объясниться, если ее застанут там с женатым пассажиром, – и вновь развернулся к ней. Ветер трепал волосы у его лица, заставляя что-то внутри Энни воспарить.
– Надеюсь, вы не возражаете, что я вам открываюсь, мисс Хеббли. Понимаю, это неуместно и ужасно навязчиво, однако… Я чувствую, что мне не с кем поговорить… Эти люди, – он имел в виду пассажиров первого класса, предположила она, – они – общество моей жены, не мое.
– О?.. – удивилась Энни, хотя мгновенно ощутила, что знала это о нем – именно поэтому ее и тянуло к нему с такой силой. Дело было не только в пылкости его взгляда, задевающей нечто внутри ее. Вот что Энни ощущала: что он тоже здесь не на своем месте, как и она. Что этот корабль, со всеми его удобствами, – не ее мир, как и не его.
– Я не родился в достатке, – пояснил Марк с натянутой улыбкой. – Те, кто всегда при деньгах, не могут понять, каково это, чувствовать себя так…
– Беспомощно, – прошептала Энни.
– Отчаянно.
– В западне.
– Да, – Марк моргнул. – Да, именно так. Иронично, не находите? Такой огромный корабль, а мы на нем как в ловушке, и некуда бежать.
Энни поежилась.
– Человек, однако, всегда заключен в ловушке внутри самого себя.
Она не знала, откуда взялась эта мысль. То ли где-то слышала, то ли вычитала в книге, хотя ни за что не вспомнила бы где.
Марк уставился на нее, озабоченно наморщив лоб. Неужели она позволила себе лишнего? Но затем в уголках его глаз появились морщинки, и улыбка, гораздо более яркая, искренняя, озарила его лицо.
– Что?
– Ничего, просто… – Марк покачал головой; улыбка по-прежнему играла на его губах, словно солнечный свет на воде. – Одна девушка, которую я знал, говорила точно так же.
– Кто она?
На мгновение Марк Флетчер преобразился. Больше не угрюмое, его лицо излучало тепло, которое приходит лишь от воспоминаний о любви столь сильной, что Энни ощутила укол ревности.
– Она была для меня очень дорога. Ее звали…
Но затем он замолчал, и улыбка погасла на ветру.
– Не берите в голову. Я оказываю вам медвежью услугу, Энни. Я не должен вас беспокоить интимными подробностями своей жизни. Вы же обслуживающий персонал корабля.
Слова хлестнули, словно пощечина, пусть Марк и говорил правду: им нельзя проводить время вот так наедине. Им нельзя открываться друг другу. Она не имела права чувствовать такую близость к этому мужчине, совершенно незнакомому.
– Я… Я сожалею, сэр, я…
– Я не это имел в виду… У вас нет выбора, когда пассажир приходит к вам со своими проблемами… Вы обязаны выполнять свою работу. Это я прошу прощения. Вы можете вернуться к своим обязанностям.
Энни сделала книксен, чувствуя тошноту.
Начала уходить, как вдруг Марк ее окликнул:
– Энни?
Она обернулась.
– Да?
Мгновение Марк молчал, уставившись на нее. И ей снова показалось, будто он видит ее впервые и изучает ее черты так пристально, но не узнает. Что бы он ни надеялся в ней разглядеть, этого он не находил.
– Не берите в голову, – наконец произнес он.
Энни смотрела, как Марк возвращается в салон, и радость покидала ее, словно душа покидает тело. Ей хотелось посидеть минутку, опуститься в какое-нибудь кресло, предназначенное для пассажиров, и хорошенько поплакать. Она была сбита с толку и подавлена: слишком исполнена вины, чтобы приблизиться к его жене, хоть и до сих пор держала у себя брошь Кэролайн. Хранить украшение так близко к телу вдруг показалось ей неправильным, почти грязным. Удивительно, что от украшения не разило смертью. Брошь, в конце концов, сняли с трупа мальчика. А вот желание увидеть Ундину снова тянуло Энни за рукав.
– Мисс Хеббли! Вот вы где! – раздался голос с противоположного конца палубы.
Это был Джон Старр Марч, почтовый клерк. Он бежал к ней трусцой, с конвертом в руке. Энни вспыхнула, ощутив нахлынувшую волной вину, но клерк, разумеется, не мог разглядеть этого в темноте.
– Я искал вас, мисс Хеббли. Вам кое-что пришло, – Марч сунул ей конверт.
На мгновение они оба на него уставились. Конверт был мятый, скомканный, будто его намочили, но высушили. Марч смущенно улыбнулся.
– Вы знаете, мы не должны доставлять почту, пока находимся в море. Я передаю их властям США, когда мы причаливаем, однако один пакет намок, и я сушил письма, дабы свести ущерб к минимуму, и вдруг увидел на этом ваше имя! Адресовано кораблю. Думаю, нет никакого вреда, если я отдам послание сейчас…
Скорее всего, ему просто стало скучно сидеть в четырех стенах почтовой каюты, вот он и выискивал любую причину сунуть нос в чужую почту, а потом пошнырять по верхним палубам, чтобы ее доставить.
Энни перевернула конверт. Клапан был распечатан. Письмо явно было вскрыто. Энни посмотрела на Марча, слишком взволнованная, чтобы злиться на него за вторжение в личную жизнь.
– Прочитайте, Энни. Я за этим его и принес.
Она вытащила письмо. И узнала почерк, хотя строки разбухли от воды, став едва читаемыми. Письмо было от отца Десмонда Фланнери. Энни как раз вспоминала его из-за Марка, но теперь его имя, написанное вот так, всколыхнуло в памяти темный поток. Синие глаза цвета разъяренного океана. Худощавое, но крепкое тело. Тонкие, длинные ладони, как у музыканта.
Энни… неужели это действительно ты? Целая и невредимая, плывешь на корабле в Америку? Ты должна знать, я искал тебя с того дня, как ты исчезла…
Она опустила письмо, чувствуя на себе взгляд Марча.
– Поклянитесь, что никому не скажете об этом письме… Никому.
– Но этот человек ужасно о вас беспокоится. Не знаю, что там случилось, что привело вас сюда…
Энни отпрянула.
– Я не хочу об этом говорить. Я оставила все позади. Не хочу бередить старые раны. Понимаете?
– Да, слишком хорошо понимаю. Однако случалось ли вам когда-нибудь задумываться – вдруг жизнь не желает, чтобы вы двигались дальше, поэтому этот парень вас и разыскал? Вы знаете, после того как в прошлом году умерла моя супруга, дочери умоляли меня отказаться от моря. Хватит с тебя смертельной опасности, говорили они.
Среди экипажа ходили легенды о чудесных спасениях Джона Старра Марча. Он пережил по несчастному случаю на каждом корабле, на котором служил.
– А я все равно вернулся, потому что такова моя судьба. Я хотел их осчастливить, но в глубине души понимал, что если покину море, то никогда не смогу с этим смириться. И вот я здесь – там, где мне и место. Вы могли бы спросить себя, верно ли то же самое для вас, девочка.
Слова Марча обрушились на нее, словно огромная волна, увлекая под воду, не давая всплыть. Клерк не прав, Энни знала: если она перестанет убегать, прошлое поглотит ее. Он примирился со своим – это хорошо и здорово. Он ведь не совершил ничего и близко столь же плохого – столь же гибельного, – как она.
Когда Энни думала о Десмонде Фланнери – отце Фланнери, – ее охватывала паника. И Энни не могла точно сказать почему. Что-то стояло на пути воспоминаний, словно занавес, скрывающий что бы там ни стояло на другой стороне. Однако Энни помнила его голос, нежный – и убедительный. Мальчишескую улыбку, изгиб его губ. Ощущение этих губ, ощущение его рук. Имя, шепотом на ее языке. Дес.
– То, что вы увидели в этом письме, – не моя судьба, – проговорила Энни, возвращая лист в конверт и засовывая его в карман передника. Пряди непослушных пшеничных волос выпали из-под шапочки, и Энни нетерпеливо смахнула их с лица. – Как вы сказали, это не ваше дело, и буду благодарна, если вы сохраните все в тайне. А теперь прошу простить. Я опаздываю к своим каютам.
Энни бросилась прочь, не дожидаясь от него больше ни слова, по коридору кают первого класса. Клерк исчез из виду, а она все продолжала шагать, не обращая внимания куда, и лишь когда споткнулась о порог, осознала, что находится в курительной комнате. Делать здесь ей было нечего, она сама не понимала, зачем пришла. Несколько пассажиров попыхивали сигарами и с отстраненным любопытством разглядывали одинокую стюардессу. Она осмотрела прокуренное помещение, не уверенная, кого ищет, и вдруг сообразила, что надеется снова найти Марка. Она хотела увидеть, как его лицо озарится, как при словах о той женщине, наверняка бывшей возлюбленной. Марк мог бы утешить, позаботиться об Энни.
Она хотела Марка – что не имело никакого отношения к Десмонду Фланнери.
И это нельзя было отрицать.
Мистер Марч ошибался: ее тянуло на «Титаник», потому что так было суждено. Ей было суждено встретиться с Марком. Он и есть ее судьба. Она чувствовала это каждой каплей крови своего тела.
А что касается прошлого – она ведь все решила, когда отправилась в Саутгемптон и уговорила компанию взять ее на корабль, не так ли?