Она стояла в коридоре у кают первого класса. В темноте, словно светлячки, сияли крошечные электрические лампы. На Энни была лишь тонкая хлопковая ночная рубашка, ни халата, ни тапочек. Светлые волосы, распущенные, ниспадали по плечам. Кожа покрылась мурашками, зубы стучали от холода. Этот стук, должно быть, ее и разбудил.
Энни потерла глаза. Наверное, ходила во сне. Такого с ней еще никогда не случалось.
Она скрестила руки, прикрывая грудь. Где же?.. Энни попыталась рассмотреть номера на дверях в скудном свете, но была почти уверена, что знает, где находится: у каюты Флетчеров.
Из-за двери доносились звуки. Энни их узнала: пара занималась любовью. Она узнала даже голоса, хоть они и не произнесли ни единого слова, узнала по тембру и тону, когда они рычали и хихикали, вздыхали и стонали. Марк ублажал жену так, как ублажал Энни в ее снах.
Холод исчез, сменившись смущением, от которого она вся вспыхнула. Энни не могла отрицать своего влечения к Марку, столь глубокого, что оно овладело ею во сне и привело, шаг за шагом, к его двери. И хуже всего было то чувство, от которого Энни, услышав этих двоих, не могла избавиться. Что она поймала Марка на измене ей.
Энни поспешила прочь, спрятав руки под мышками; лицо холодили ручейки слез. Она молилась, чтобы никто не заметил, как она бродит по коридорам, словно призрак безумной жены. Может, никто еще и не видел, но Энни поймала себя на мысли, что корабль знает. Корабль знает и теперь во мне разочарован. Он поймет, что я не такая хорошая, как он думал.
Направляясь к каютам экипажа, Энни бормотала себе под нос обещания. Она больше не будет думать о Марке. Она с ним покончила. И с Кэролайн. Единственная Флетчер, которая нуждается в ее помощи, единственная Флетчер, о которой она позволит себе заботиться, – это Ундина. Бедная беспомощная Ундина. Энни знала – чувствовала, – что малышка нуждалась в ней с того момента, как она ее увидела. Эти невинные глаза изучали ее лицо, словно пытались что-то ей сказать. Защити меня. Спаси меня. Ты мне нужна. И разве в последнее время малышка не выглядела хуже, бледнее, угасая на глазах? Нет, Энни никогда не смогла бы отказать Ундине.
Некоторое время спустя под веки Энни ворвался белый свет, пытаясь их открыть.
Это был холодный свет раннего утра, она знала это как служанка, которой каждый день приходилось вставать рано.
Которая должна просыпаться до рассвета.
Она проспала.
Энни резко села. Машинально бросила взгляд на узкую койку Вайолет в другом конце комнаты. Пусто. Вайолет встала и даже не потрудилась ее разбудить.
Энни сбросила одеяло и побежала к умывальнику. Вода была ледяная, но в кои-то веки Энни была этому рада: бодрящий холод помог проснуться. С зажмуренными глазами она нащупала полотенце и энергично растерла лицо, снова его согревая.
Когда Энни открыла глаза, ее внимание привлек маленький белый прямоугольник на полу. Судя по всему – сложенный лист фирменной бумаги, подсунутый под дверь. Энни его подхватила. Почерк был незнаком. Дрожащий и легкий, он выглядел так, будто принадлежал очень больному человеку. И написанное не имело никакого смысла:
Ты знаешь, кто я.
Ты знаешь, чего я хочу.
На мгновение все, о чем Энни могла думать, стало лицом женщины, которую она однажды увидела на пляже в детстве. Обнаженная, прекрасная, она грелась в лучах солнца у скалы, а ее тело и волосы были опутаны водорослями. Как она смотрела на Энни темными, бездонными глазами. Как Энни сразу поняла, кто и что эта женщина – дубеса. Госпожа из бабушкиных сказок. Темный дух моря – она забирала невинных девочек и заботилась о них глубоко под волнами, о своих бессмертных дочерях.
Энни содрогнулась.
Она повертела записку, ища, не написано ли там что-нибудь еще, но нет, больше ни капли чернил. Разум силился понять, что происходит. Может, послание предназначалось кому-то другому, а Энни его подсунули по ошибке? Нет, это неудачная шутка – наверняка все так и есть. Кто-то из экипажа дразнил Энни за ее застенчивость. Некоторые парни, работающие в котельной, были сущими детьми, как школьники. Одевшись, Энни сунула записку в карман передника. Надо докопаться до сути.
Энни увидела Вайолет позже тем же утром, когда они работали в отведенных им каютах.
– Это что? – прошипела она, потрясая запиской. – Это что значит?!
– Не понимаю, о чем ты, – отозвалась Вайолет, бросив беглый взгляд на бумагу.
– Это не ты написала? – Энни посмотрела на тонкие, словно паучьи лапки, каракули; желудок задергался, словно вода на раскаленной сковородке.
– Впервые вижу.
Прибираясь в каюте Стеда, Энни снова уставилась на записку, как вдруг вошел сам Уильям Стед. Он кивнул на листок в ее руках.
– Что там, дорогая? Здесь обнаружили?
Он говорил достаточно любезно, однако явно посчитал, что Энни рылась в его вещах. От мысли о том, что ее примут за воровку, желудок сжался еще сильнее.
– Нет, сэр. На полу своей каюты.
Стед одарил ее ласковой улыбкой, будто родной дедушка.
– Любовное послание, м-м? Кто-то из экипажа проникся симпатией?
– Нет, сэр. Вовсе нет… Но, честно говоря, я не знаю, как это понять. – Смешавшись, Энни машинально протянула ему записку.
Стед прочитал, и его улыбка сменилась хмурой миной. Он сунул листок обратно в руки Энни.
– Бессмыслица. Наверняка мистификация.
– Кто же мог так поступить?
– Бумага корабельная, так что мог кто угодно. – Стед проследил, как Энни убрала записку в карман. – Враг среди персонала?
Она покачала головой. Она чувствовала себя виноватой: вряд ли мистер Латимер одобрит подобные разговоры с пассажирами, однако довериться Стеду вышло так естественно, будто само собой разумелось.
– Мне было интересно, сэр… Вы так много знаете об этих вещах… Как вы считаете, это может быть дух, который пытается со мной связаться?
– Дух?
Энни отступила на шаг, нервно сплетая пальцы.
– Говорят, тот мертвый мальчик слышал женщину, зовущую его из воды, и это напомнило мне историю, которую моя бабушка Эшлин рассказывала мне в детстве. О духе моря…
– Моя дорогая, – ласково произнес Стед, – как местный эксперт по духам, я могу заверить вас, что они сущности бестелесные…
– Бестелесные?
– У них нет плоти, они невесомы. Они призраки. Они не способны удержать ручку или подсунуть записку под дверь. Следовательно, никакой дух не мог написать вам это послание, мисс Хеббли. Если, конечно, не нашел, в кого вселиться.
Энни снова стало жарко, на этот раз настолько сильно, что ей показалось, будто у нее лихорадка.
– Как я упомянула, бабушка рассказала мне историю… И-и я знаю, что в океане есть духи, потому что однажды одного повстречала. Величайшую из всех, ведьму-королеву моря, она была…
Стед покачал головой.
– Королева моря, говорите?
– Это случилось, когда я однажды чуть не утонула возле дома бабушки…
– Тонула? Ну, вот и все: галлюцинация, вызванная травмирующим опытом. – Тон Стеда был доброжелательным, но отстраненным – как у опытного журналиста. – Однако разве вы не говорили, что отлично плаваете? Что в детстве каждый день проплывали много миль? Так где же правда, мисс Хеббли? Тут одновременно никак.
Энни отшатнулась. Из-за лихорадки ее охватила слабость. Каюта закружилась перед глазами. Энни говорила как безумная, да? Даже известный оккультист счел ее страхи необоснованными, глупыми. Ей хотелось с ним поспорить: она знала наверняка, но англичанин все перевирал, заставлял ее сомневаться в себе, даже когда говорил мягко и ласково, словно она испуганный зверек…
Энни коснулась своего лба; он был липким от холодного пота. Ведьма-королева моря… Откуда это взялось? Кто-то рассказал или она где-то прочитала? Призрачная фигура танцевала в памяти, безликая и расплывчатая, но почему Энни была так уверена, что она реальность, а не галлюцинация? Чем больше Энни об этом думала, тем больше все казалось сном.
Все какая-то бессмыслица. Наверное, Энни в самом деле заболела. История вырвалась откуда-то изнутри ее струйкой пузырьков, маленькая и озорная, словно воздух из подземной лагуны. Ладонь нашла в кармане смятый листок бумаги. Ты знаешь, кто я.
Энни вытерла вспотевший лоб тыльной стороной ладони, шатко присела в книксене.
– Простите, мистер Стед, сама не знаю, что говорю. Не знаю, что на меня нашло. Должно быть, заболела…
Стед взял ее под локоть и попытался усадить в кресло.
– У вас нездоровый вид, моя дорогая. Не хотел ничего говорить, но… Возможно, вам следует показаться корабельному врачу…
– Нет, я…
Энни отстранилась.
– Мне просто нужен воздух.
Она бросилась в коридор и припала к стене, чтобы не рухнуть на колени. Энни пока не могла позволить себе визит к врачу: приколотые к переднику часы говорили, что пришло время нести Флетчерам теплое молоко.
Энни, спотыкаясь, спустилась на кухню. Там, то и дело пригибаясь, чтобы не попасть под руку занятому главному повару, принесла и осторожно, чтобы не свернулось, подогрела молоко в маленькой кастрюльке. Проверив его мизинцем, сняла кастрюльку с огня. Немного задержалась, чтобы молоко самую малость остыло. Вытащила брошь Кэролайн из кармана, где она теперь постоянно лежала. Провела пальцем по гладкой поверхности. Потом убрала, пока молоко не успело совсем остыть.
Энни бросилась в каюту Флетчеров, едва способная удержать поднос. Постучала в дверь сильнее, чем хотела, и встала, нервно ожидая, когда ее впустят. Прислушалась к звукам по ту сторону, к бормотанию и тихим шагам по ковру. Больше не было стонов и вздохов, хотя от воспоминаний о них снова сдавило в груди, бросило в жар и закружилась голова.
Энни ворвалась, не дожидаясь приглашения, как только дверь распахнулась. Она знала, что делать: поставила поднос на то же место, что и прежде, сняла с кастрюльки крышку, повернулась за стеклянной бутылочкой.
Кэролайн уложила ребенка на кровать, в центр белого покрывала. Ундина как-то изменилась. Энни сразу это заметила. Ребенок был ненормально тихим. Вялым. И под глазками виднелись жуткие синяки. Малышка больна. Что-то явно не так. Марк не зря беспокоился.